Деформография Риддла (джен)

Необходимая жестокость... Необходимое зло... Антагонизм...

Именно эти мысли крутились в моей голове, пока я умирал и рождался. Единственная установка, якорем сидящая в моих мыслях, основной мотиватор к действию.

С самого детства я ненавидел людей. Меня бесили окружающие дети — либо униженные и жалкие, либо слишком сильные и высокомерные. Конечно же, в приюте меня пытались "сломать", равно как и найти во мне защитника. Но мне не нужно было ни то, ни другое.

У меня отбирали еду, били и унижали. Дожив до семи лет и познав все "прелести" жизни сироты, я уже точно знал, кем я стану и что буду делать в этой жизни — подчинять и властвовать.

Привязанности губительны — даже моя мать отреклась от меня. С тех самых пор мое сознание перестало воспринимать человеческое тепло и ласку. Я не понимаю любовь и никогда не испытывал это чувство.

Со мной пытались подружиться приютские дети, но мне было приятнее видеть их страх и отчаяние — это куда интереснее, чем обязанности дружбы.

У окружавших меня, таких же, как я, сирот ничего не было. Никаких игрушек, никаких шансов на дальнейшую судьбу и будущее. Мы все были рождены, чтобы сразу стать взрослыми — вышвырнуть детство на мусор, как ненужный элемент.

Когда у тебя чего-то нет, ты страстно жаждешь этого, но чем больше проходит времени, тем сильнее ты начинаешь разочаровываться, а потом ненавидеть. Окружающее общество выступает в качестве катализатора или ингибитора этого процесса — боль или ласка.

Живя в условиях постоянного напряжения, ожидая удара с любой из сторон, мозг становится гибким, ложь поглощает сознание. Ложь себе, другим, всем вокруг. Ложь, чтобы успокоить себя.

Насилие. Ты убеждаешь себя, что это хорошо, потому что вокруг слишком много жестокости, и если ты хоть на секунду задумаешься об этом, то размякнешь и станешь уязвимым.

Если хоть один луч света проникнет в сырой и мрачный подвал, тот уже не будет никого пугать.

Любовь. Потребность в любви существует в любом человеке на этой земле — это изначальный дефект. Я заменил эту отвратительную хрупкую деталь на прекрасные вечные элементы — абсолютная сила, ненависть, боль, власть.

Еще в то время, когда я испугал детей в той мрачной пещере на крутом утесе во время воскресной прогулки, я понял, что самое приятное из всего, что я видел и чувствовал — это людской страх. Эти дети стали в тот момент такими послушными. Оцепеневшими в своем испуге. Мне это очень понравилось.

Холод камня и ночи успокаивал, дарил защиту и безмятежность. Я хотел навсегда остаться во тьме этой пещеры и в этом влажном холоде, раствориться в пустоте, чтобы вокруг не было ни одного омерзительного человеческого существа.

Тогда, в пещере, я понял, что так не получится — жажда мести, силы и власти были сильнее.

А потом ко мне пришел Дамблдор.

О, не отрицаю, что он произвел на меня сильное впечатление. Но даже когда я показал ему, что заинтересован его предложением, в моей голове уже родился план, который рос и темнел с каждым годом.

Я — волшебник. Я всю жизнь знал, что я не просто Том Риддл — маленький озлобленный и избитый мальчик, на которого плевать всему миру. Осознание собственной ничтожности ушло — оно сменилось чувством значимости. Я был магом.

Все мои мечты, страхи и убеждения в один момент смешались в водоворот эмоций, последние лучи света погасли в глазах десятилетнего мальчика.

Потом началось постепенное знакомство с миром магии — поход в Косой Переулок и покупка первых книг на деньги школы.

Приобретение волшебной палочки стало для меня настоящим испытанием — ни одна палочка не подходила мне. Хозяин магазина почему-то очень радовался, что на прилавке скопилось более дюжины палочек, а я злился. Неужели Дамблдор разыграл меня? Но нет — палочка из тиса с пером феникса выбрала меня — из нее вылетел фонтан зеленых искр.

Конечно же я заглянул в Лютный переулок, где была такая же грязь, как и в приюте, где я провел все десять лет жизни. Я не хотел быть "на дне", я был выше этого.

Эти мысли кружили голову — я шел в приют, шатаясь словно пьяный. Оказавшись в своей крошечной комнате, я сразу же стал читать, но колдовать, к великому сожалению, мне было нельзя.

* * *

После распределения в Слизерин я радовался. Естественно, что я прочитал все учебники еще до первого сентября, и потому знал то, чего не ведали мои сокурсники, и мне нетерпелось начать творить магию, колдовать и познавать магические законы.

Директором Хогварста в то время был Диппет, — жалкий, трусливый и сморщенный старикашка, который видел в людях только их оболочку — он нередко вызвал меня к себе для беседы. Он заверял меня, что сделает все возможное, чтобы я чувствовал себя в Хогвартсе полноценным магом — единственный сирота, поступивший на учебу в тот год.

Я послушно кивал и благодарил старого мага — Диппет улыбался мне, я видел, что нравлюсь ему. О, директор, если бы вы приподняли ширму, за которой я прятался, вы бы никогда не пустили меня в школу, не сделали старостой и не дали поистине золотой билет в жизнь.

Слизерин. Напыщенные высокомерные ублюдки, которые признают только силу, власть и происхождение. Мне пришлось сильно постараться, чтобы выжить в этом серпентарии, потому что я ничего не знал о своем происхождении — ни о родителях, ни о роде. И у меня не было титула или денег.

Это была обычная каменная змейка, изображенная на одном из кресел в гостиной Слизерина. Странные шипящие звуки срывались с моих губ, но я понимал все, что произносил. Окружающие недоуменно смотрели на меня — некоторые со страхом, некоторые с уважением.

Я был змееустом. Эта особенность помогла мне встать еще на одну ступень выше в собственных глазах. А потом я начал "копать" — я просиживал часы в библиотеке, искал информацию о змееустах. Оказалось, что это была особенность только потомков Салазара Слизерина.

До того момента у меня не было ничего, а потом я в миг приобрел все. Я чувствовал, как магия мощным потоком рвалась из моего тела, от осознания своей уникальности, от того, что я был в тот момент поистине счастлив, потому что я наконец-то нашел свое место в жизни и осознал, кто я есть. Путь был намечен.

* * *

В Хогварсте все было настолько интересным, что я впитывал каждое слово учителей — мастеров своих искусств. Вне уроков я стал изучать предметы старших курсов и быстро овладевал ими. За три года в школе я изучил семилетнюю программу и не собирался останавливаться. Я стал просить преподавателей о разрешении посещать Запретную секцию в библиотеке, что мне было позволено как самому блистательному и выдающемуся студенту за последние десять лет.

Именно тогда я и натолкнулся на интересный факт — артефакты основателей Хогвартса по сей день существуют, это не миф, но они очень надежно спрятаны. Мое решение найти их укрепилось после того, как я узнал о своем родстве с самим Слизерином, и я начал поиск, затянувшийся на несколько лет.

Что меня настораживало более всего — факт, что ни в одном учебнике не было заклинаний или зелий, которые причиняли бы максимальный вред человеку. Проклятия, способные моментально убивать. Нет, нам объясняли, что есть Империус, Круциатус и Авада Кедавра, но нигде не было и намека на то, как применять эти заклинания к живому человеку.

Тогда я понял, что мне придется искать учебники по темной магии самому.

Здесь мне пригодились мои скользкие слизеринские друзья — потомки аристократов, в домах которых было много нужной литературы.

Чтобы войти к ним в доверие и подчинить их своей воле, мне пришлось показать, что я истинный потомок Слизерина и знаю, где находится Тайная Комната. Это стоило мне многих бессонных ночей — я бродил по замку и выискивал знак Слизерина, змею. Я отчаялся, когда, облазив весь замок, не нашел ни одного стоящего знака, и тут меня осенила мысль — я никогда не был в женских туалетах и спальнях.

Я начал заглядывать в туалеты, и каково было мое удивление, когда я нашел то, что искал.

Я зашел в туалет на втором этаже, злой, потому что ничего не удавалось. Облокотившись на умывальник, я в гневе закричал, но тут я увидел крошечных змеек на кране умывальника рядом.

— Откройся! — шипящие звуки сорвались с моих губ, и предо мной разверзлась дыра в полу, которая вела во тьму и неизвестность.

Я не побоялся спуститься вниз, не испугался и чудовища — я был уверен, что я Наследник Слизерина, и василиск подчинится мне.

Так и было — огромный смертоносный змей предстал предо мной и выполнил все мои приказы. Это было прекрасно, это был момент моего торжества, величия и бесконечной силы.

Чтобы доказать слизеринцам, что я на самом деле нашел Тайную комнату, я решил показать им василиска и вызвал змея в туалет на втором этаже. В это время в кабинке была эта дура в очках, Миртл. Василиск взглянул на нее и мгновенно убил. Я видел чужую смерть. Это было странно. Я медленно обошел труп Миртл, чувствуя, как магия уходит из ее тела, что в этом мешке мяса, костей и дерьма больше нет души. Я повел носом, втянув воздух. Боль и горечь. Мне понравился этот запах.

На факультете меня зауважали — я доказал свои слова делом. Кроме того, я был холодным, уверенным, хитрым и умным, а это очень ценится в Слизерине. Маленькие змейки трепетали перед набирающим силу королем змей.

Увидев смерть, я осознал, насколько мое тело несовершенно. Я понял, что меня могут убить, каким бы сильным магом я не был — случайность, отлетевшее рикошетом заклинание, даже камень, случайно сброшенный на голову.

Я не хотел умирать, не хотел видеть торжество в глазах своих врагов.

Теперь мои планы стали еще более грандиозными. У меня были амбиции, у меня были мечты и фантазии, я хотел стать величайшим магом со времен Слизерина и войти в историю.

Я стал еще усерднее тренироваться в боевой магии и проводить множество экспериментов, которые позволили бы мне улучшить свое тело, сделать его неуязвимым. И конечно же венцом этой программы стал поиск способа избежать смерти.

Бессмертие. Профессор Слизнорт на одном из собраний клуба Слизней рассказал мне о крестражах. Он ответил мне на вопрос, который давно терзал меня. Мне были нужны его слова не для того, чтобы решиться, не для того, чтобы создать крестраж, а просто потому, что я уважал Слизнорта и хотел знать его мнение о семи крестражах.

— Семь? Том! Даже об одном подумать страшно! — возмущался Слизнорт.

— Но разве семь, это не самое сильное магическое число? — спросил я и тут же выкрутился. — Это, конечно же, чисто гипотетический вопрос, профессор.

Слизнорт захлопал глазами и выпроводил меня из своего кабинета.

Те летние каникулы увенчались для меня успехом. Я разыскал ныне живущих потомков Слизерина, перелопатив десятки книг по родовой магии и тонны газет "Пророка" — ими оказалась семья Мраксов. Их дочь Меропа умерла семнадцать лет назад — в год моего рождения. Это была моя мать...

Я отправился в Литтл-Хэнглтон и нашел своих родственников. Но каково же было мое удивление, когда я увидел не аристократический особняк в дымке ушедших веков, а жалкую хижину и вонючего, заросшего грязью мужчину — моего дядю. Я искал Марволо, своего деда, но тот уже был мертв. Морфин Мракс поведал мне о моем отце — магле, который жил неподалеку. Я оглушил дядю и взял его палочку и кольцо Мраксов — мой первый крестраж.

Признаюсь, папаша был в шоке, когда увидел меня на пороге своего дома — молодую копию самого себя. Он попытался захлопнуть передо мной дверь, вновь отгородиться от меня, но

Авада Кедавра навсегда лишила его возможности сделать это.

Я планировал сделать первый крестраж, но из гостиной на шум вышли мои дед с бабкой. Два зеленых луча — и вся семейка лежит бездыханной на дорогом паркетном полу. А я прохаживаюсь среди трупов и наслаждаюсь их смертью, понимаю, что теперь я стал еще сильнее, я отомстил за себя и за свою мать.

Сотворив крестраж, я вернул палочку Марволо — мой тупой свиноподобный дядюшка сел в Азкабан. Это стало возмездием за то, что издевался над моей матерью (я узнал об этом, "подчищая" его воспоминания). Никаких следов.

Разорвав свою душу в первый раз, я, признаться, ничего не почувствовал. Вообще ничего. У меня в голове даже промелькнула мысль — может, у меня и вовсе нет души?

Хогвартс. Это место, которое стало для меня куда большим, чем просто дом. Хогвартс стал частью меня. Я так хотел жить в замке, в этом прекрасном и полном тайн святилище магии. Но я не смог остаться в школе.

На летние каникулы меня отправляли обратно в приют. Я ненавидел это и каждый раз просил меня оставить в школе на эти три месяца, но каждый раз получал отказ.

Когда Диппета сместили с должности директора, и этот пост занял Дамблдор, я, по окончании школы, пришел к нему с просьбой взять меня на работу, преподавать Защиту от Темных сил. Но мне вновь отказали.

Мне ничего не оставалось, кроме как искать для себя другое поприще — вот так лучший студент школы устроился работать в торговую лавочку в Лютном переулке. Никто не ожидал такого, все пророчили мне карьеру в Министерстве Магии и поговаривали, что вот, мол, будущий господин Министр. Но я отправился искать то, что мне было нужнее — вещи основателей Хогвартса, чтобы поместить в них части своей души — сделать крестражи.

Именно в "Горбине и Берке" я увидел медальон Слизерина, который принесла старая ведьма, чтобы перепродать его. Когда я увидел реликвию, то взбесился — для меня медальон не имел цены. Я оглушил старуху и забрал медальон — теперь у меня было две реликвии Основателей.

Первой я нашел диадему Когтевран. Еще будучи студентом, я раскопал заметку в "Пророке" о том, что у Кандиды была дось Елена, которая пропала, а потом была найдена убитой в лесу. Позднее я нашел ее портрет и понял, что Елена Когтевран — ныне жалкий призрак в башне своего факультета.

Я очаровал ее, Елену Прекрасную. Она рассказала мне обо всем, и я нашел диадему ее матери, спрятав ото всех в Городе Потерянных Вещей.

Обладая двумя мощными магическими артефактами, я горел желанием найти их все. Меч Гриффиндора был недоступен — согласно легенде, достать его из шляпы Гриффиндора мог только истинный потомок Годрика, коим я не являлся.

Тогда я сосредоточился на Чаше Пуффендуя и, спустя несколько месяцев, разыскал ее.

Старая, богатая и распущенная бабка Хепзиба была так хитра и проницательна, что мне пришлось привлечь всю свою изворотливость и даже переспать с ней, чтобы добиться своего. О, мне никогда не забыть ее отвратительного обрюзгшего тела, гнилостную вонь изо рта и запах тлена, исходящий от старушечьей кожи.

Когда в моих руках оказалась Чаша, я убил старуху. Это было поистине упоительное ощущение — лишить жизни во имя власти и ненависти.

* * *

Зачем обществу война? Это своеобразный катализатор против многих застойных процессов в обществе, очиститель старых засоров. Я хотел войны, я хотел убивать ничтожных и жалких маглов, хотел, чтобы они стали ничем. Я презирал их слабость, лень и другие пороки, я считал, что они не имеют права на жизнь.

Я помню, как больно мне было, когда старшие дети в приюте били меня, как я хотел есть, а всю мою еду отобрали, как кровоточили мои разбитые губы и нос. Я нашел и убил тех, кто в прошлом превратил мое существование в ад.

Отыскав способ жить вечно и собрав три вещи Основателей Хогвартса, я пошел дальше. Теперь я хотел войны, хотел установить свои собственные порядки и править.

Я не хотел другой судьбы и не видел никакой другой жизни, кроме той, которой стал жить. Король змей занял положенное ему место.

* * *

Помимо преданных Пожирателей я начал создавать армию инферналов. Я приказал собирать трупы маглов в той самой пещере, где впервые осознал свое предназначение в этом мире. В пещере находилось глубокое озеро, и я наполнил его бессмертными и бесстрашными стражами. Я скапливал силу, чтобы в открытую выступить против маглолюбцев и действующей власти. Но

Дамблдор... Старый мудак. Именно он встал на моем пути и собрал вокруг себя отребье, которым жертвовал направо и налево. Он скармливал мне пешки — у него их было куда больше, чем я думал вначале.

Но и мои Пожиратели ничуть не уступали шавкам Дамблдора. Был ли Альбус в тот момент сильнее, чем я? Я не знаю, нам так и не довелось встретиться один на один в бою в ту войну.

А потом я узнал о пророчестве. Снейп донес мне, что услышал — и я испугался. Именно так Поттеры встали на моем пути. Моя глупость, суеверия и жажда власти сыграли плохую шутку — я принял всерьез это прорицание. Идиот!

Ненавижу за это Снейпа — в Древнем Риме гонца с плохими вестями казнили. Северус просил меня не убивать Лили — и я обещал, что пощажу ее.

И тут ко мне пришел Петтигрю, который рассказал все, что знал, включая адрес Поттеров, чьим Хранителем он являлся.

Я пришел к ним "в гости" вечером. Эти кретины не догадались поставить простейшие чары оповещения — они слепо верили своим друзьям. Ничтожества. Как они не могли понять, что нельзя доверять никому. Только себе.

Когда я направлялся в дом Поттеров, то планировал сделать седьмой крестраж — шесть штук были надежно спрятаны, но я хотел сделать ровно семь , потому что семерка — это самое сильное магическое число.

Как сейчас помню тот дождливый осенний вечер. Поттер сидит на диване перед камином и читал газету — палочка лежала на тумбочке. Что за кретин? Оставить свое оружие валяться где-то, когда на дворе война, а убить тебя могут в любой момент?

Зеленый луч моментально лишает жизни. Моя любимая Авада Кедавра. Как всегда — тихо, действенно и непреодолимо убийственно.

На втором этаже слышу детский плач и топот ног. Поднимаюсь — рыжая Лили Поттер прижимает Гарри и просит, чтобы я его не убивал. Я приказываю ей отойти, я помню просьбу Снейпа и я выполнил бы ее, но она не слушается. Я не привык, когда меня не слушаются. Меня бесит Снейп, бесят все эти ничтожества, вставшие на моем пути.

С Лили слишком много возни и хлопот, к тому же меня так дико раздражают крики младенца, равно как и женские мольбы.

Авада Кедавра во второй раз освещает зеленым стены дома Поттеров — на пол падает тело Лили. Грохот упавшего тела заставляет орущего щенка заткнуться. Я наклоняюсь над колыбелью и что я вижу? Ничтожный комок соплей и кала, недоволшебник и недочеловек, который встал между мной и окончательной победой тьмы. Как такое могло произойти?

Авада Кедавра! В третий раз за вечер произношу заклинание, желая в дальнейшем сотворить крестраж, но вместо этого падаю замертво.

* * *

Находиться в состоянии бесплотного духа неприятно — у тебя нет власти практически ни над чем. Единственное, что было в моей власти — существовать. Я не мог умереть в прямом смысле этого слова, но и не был жив. Я скитался по лесам, словно клочок тумана, который навсегда остался лежать во влажном темном овраге.

Спустя год я смог вселиться в землеройку, но ее тело было слишком слабым, чтобы я мог начать действовать. Какое-то время мне хватало и этого — ментальная и магическая сила постепенно стали возвращаться ко мне.

Сколько лет длился этот кошмар, я не знал. Это состояние нельзя сравнить ни с чем — живым такого испытать не суждено. Я бы сравнил это с состоянием зародыша, который находится в матке женщины, но зародыша, который все осознает и ничего не может сделать.

Но Вселенная дала мне шанс — меня нашел и позволил вселиться в свое тело учитель из Хогвартса! Квиррел был очень изворотливым, но тупым магом, и он занял бы свое место в рядах Пожирателей, если бы не Поттер! Философский камень остался недоступен, а потом и вовсе уничтожен, и я вновь трансформировался в бесплотного и беспомощного духа.

Скитаясь в лесах Алабнии и изредка вселяясь в тела животных, я понимал, что без посторонней помощи не смогу возродиться. Но кто придет за мной, кто все еще остался верным своему Повелителю? Белатрикс с мужем в тюрьме, ровно как и остальные преданные слуги, а те, кто остался на свободе, очевидно, пытаются забыть обо мне, как о дешевом развлечении молодости.

А потом явился мой дорогой Хвост, который вернул мне примитивнейшее тельце, и спустя год я смог полноценно возродиться.

Жажда убивать и злость от несовершенства собственного тела слились в один непрекращающийся поток ненависти. Я жаждал крови и власти, я хотел уничтожить Поттера, разорвать его на куски и посмотреть, что же в нем есть такого, что убило меня в прошлый раз.

Авада Кедавра! Круцио!

Я не понимал, кто я. Я не знал, я ли это вернулся, или кто-то другой примерил на себя мое тело. В моей голове звучат голоса — мне кажется, что я не полноценный, ущербный. Эта слабость возвращает меня в детство — я вновь уязвим.

Никто не должен знать об этом, никто. Поэтому мне нужно переложить часть ответственности на преданных людей.

Они все должны быть рядом со мной, когда начнется веселье — мои верные псы, Пожиратели.

Я освободил из Азкабана тех, кто остался предан мне — они стали для меня еще ближе.

Белла, моя Белла. Будучи прекраснейшим цветком ада в прошлом, ты превратилась в невиданной силы изломанный и окаменевший терновый куст.

Мой дорогой Долохов — стал еще худее и жестче. Люциус — крыса с белесыми волосами, все такой же никчемный болван, потерявший власть и слишком расслабившийся на свободе.

Северус. Он до сих пор остается для меня вестником моей гибели, но он близок к Дамблдору и предан мне — или же это очередной обман?

* * *

После моего воскрешения Поттер ускользает с кладбища — портал переносит его в Хогвартс. Я собираю свою старую команду и начинаю вести подпольную игру — никто не должен знать о моем воскрешении.

Как никогда меня радует своей трусостью и тупостью Министерство магии и Фадж в частности. Жалкий болван! Я мог убить его неоднократно, но в прошлом он был настолько жалок и никчемен, что мне не было до него никакого дела.

А теперь этот слабак и тряпка создал такую отличную ширму для моей персоны, что я целый год творил, что хотел, собирал силы, чтобы выступить в открытую против Дамблдора.

Северус. Ты сделаешь все, чтобы доказать свою преданность мне. Я накажу тебя так, как никто не наказывал. Ты убьешь Дамблдора, лишив Поттера самого своего сильного защитника.

* * *

За эти три года я сделал намного больше, чем раньше. Мое имя внушает страх. Моя тень несет смерть. Как говорится, слухи идут впереди меня.

В этот раз собрать армию было проще простого. То ли Дамблдор и Фадж так распустили общество, то ли маги настолько отупели, ослабли и прогнили, что отнять у них власть оказалось проще простого. Где тот костяк, где тот отпор, который я встретил в прошлый раз?

Мне тревожно — слишком гладко все идет.

Звонок в дверь всегда предвещает новости или гостя. Так же произошло и в этот раз — я навестил развалины дома Мраксов и не нашел кольцо — кто-то охотился на мое бессмертие.

Щенок Поттер.

Старый пес Дамблдор натаскал своего щенка Поттера, который знал про мои "якоря", искал и уничтожал их. Но я не чувствовал абсолютно ничего, когда мальчишка уничтожал части моей души. Видимо, у меня ее действительно никогда не было.

Стоя на поляне в Запретном лесу и видя, что я один намного сильнее, чем вся армия Дамблдора, я больше не ощущал величия и удовлетворенности. Это испугало меня. Я почувствовал неотвратимость рока, как тогда, осенним вечером в Годриковой впадине.

Когда пришел Поттер, я просто пустил в него Аваду. Но...

Произошло то, чего я не ждал — мальчишка выжил. И я выжил тоже.

Там, на вокзале Кингс Кросс я увидел себя — жалкое чешуйчатое существо, недочеловек, полузверь. Это было отвратительно.

А потом был бой и я подчинился року — все закончилось. Смерть вырвала осколок моей души из воссозданного магией тела.

Меня отправили в "путешествие", как любил выражаться Дамблдор, еще будучи моим преподавателем по трансфигурации.

Мне разрешили посмотреть все, что я совершил и что упустил. Это пытка. Но я выдержал, как тогда в детстве, ведь я не имею свойства ломаться под давлением.

Я знаю, что мой дух истерзан, но конца пути все равно нет и не будет — всегда нужен безумец, который будет собирать армии и воевать с "хорошими".

Сейчас моя работа окончена — но в дальнейшем меня вновь вернут назад. Без воспоминаний, без всего. С единственным чувством в сердце — ненавистью.

Это ад для осколка моей души, я осознаю это. Это моя плата за служение тьме.