Sand Snakes (гет)

Тишина в купе была подчеркнуто натянутой и нарушалась только едва слышным мерным поскрипыванием, в такт с которым колыхались плотно задернутые занавески. Юноша, сидевший ближе всего к окну, безучастно взирал на их безвкусный узор, но образ полного спокойствия разрушался ходящими желваками — и это было самым ярким проявлением эмоций среди всех присутствующих. А присутствующих, помимо юноши у окна, было двое: худощавый блондин, чья кожа была сероватого оттенка, сидевший вытянув длинные ноги на противоположный диванчик, и смуглый парень, будто бы дремавший, откинув голову на стенку позади и закрыв глаза.

За не до конца прикрытой дверью послышались тяжелые шаги и чей-то приглушенный голос, но разобрать, что говорили, было невозможно из-за скорости речи. Когда в мутном окошке промелькнули два силуэта в темных одеждах, тот из компании, что сидел у окна, нервно кашлянул, заставляя спящего вздрогнуть и распахнуть глаза.

— Они вправду считают, что он настолько идиот? — он обращался к обоим, но взгляд его сверлил только светловолосого, который по-прежнему не подавал никаких признаков заинтересованности.

— Как будто ты считал иначе, — фыркнул смуглый, снова откидывая голову назад. — Хотя не думаю, что кто-то из них действительно верит в то, что Поттер может быть на поезде. Даже если в его увечную голову пришла подобная идея, грязнокровка не позволила бы ему совершить столь изощренное самоубийство.

— Тогда какого черта?..

— На случай, если он все же идиот, — блондин, наконец, подал признаки жизни — он опустил ноги на пол и нарочито медленно перевел взгляд на любопытного товарища. — Думаю, тебе сложно представить, что с ними будет, если они посчитают это слишком очевидным для правды, а потом окажется, что все-таки Поттер был здесь. В любом случае, это не твое дело, Нотт, — в обращение было вложено, кажется, максимум презрения, на которое был способен юноша.

Теодор Нотт — именно так звали молодого человека у окна, который затеял этот разговор, — скривил губы, подаваясь немного вперед:

— Зато очень даже твое, верно? С тех пор, как Темный Лорд устроил резиденцию у тебя дома, благороднейшее семейство Малфоев имеет непосредственное отношение ко всему…

— Валяйте, — внезапно снова вклинившийся в разговор Блейз Забини даже потрудился окончательно прогнать от себя сонливость, выпрямляя спину. — Еще можете эпично выхватить палочки и устроить кровопролитие, я все лето ждал зрелищ.

Малфой безразлично пожал плечами, снова отводя взгляд от Теодора, а тот недовольно сверкнул взглядом в сторону Забини. Слизеринец же был абсолютно невозмутим, и лишь вопросительно вскинул брови в ответ, как бы интересуясь, не хочет ли он сказать что-нибудь еще.

Спустя секунду дверцей сильно хлопнули — ударившись о косяк, она лишь отскочила и осталась открытой, что заставило не переносящего эмоциональных вспышек Блейза с протяжным страдальческим вздохом подняться и прикрыть ее. Не спеша возвращаться на место, он несколько секунд задумчиво смотрел в пространство, держа руку на ручке двери, а потом медленно, будто бы не уверен в том, правильно ли делает, перевел взгляд на Малфоя.

— Ты собираешься рассказать, какие докси вас покусали?..

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — Драко сдвинул брови, поворачивая к другу голову.

— Хорош валять дурака, Малфой! Еще бы немного, и Нотт действительно мог бы расквасить тебе твой аристократический нос.

— Я не в ответе за его неконтролируемые приступы агрессии.

— Кажется, он так не считает, — Блейз выразительно цокнул языком, все же садясь на место. — Я, конечно, понимаю, что ты любишь игнорировать проблему до того, как она достигнет апогея, но мне-то ты можешь рассказать, какого гриндилоу твой друг ведет себя, как истеричка.

— Слушай, Забини, тебя это не должно волновать… Есть проблемы, к которым тебе не обязательно прикладывать руку.

— Неужели? Проблемы моих друзей?

— Проблемы их отцов.

* * *

Если раньше в коридорах поезда в обязательном порядке встречались одиноко блуждающие или собравшиеся в маленькие группки студенты из разных купе, а перестук колес нарушал беспечный смех и поверхностная болтовня о том, кто как провел лето, то сейчас взгляду представало абсолютное ничего. Колеса все так же мерно стучали, но коридоры были совершенно пусты, что позволяло Теодору Нотту нестись вдоль них не сбавляя заданный с первых секунд ход.

Какая-то часть его сознания, — безусловно, именно та, которую принято называть разумной, — твердила, что ему стоит сбавить обороты и успокоиться, ведь, в конце концов, ничего особенного не произошло. Малфой просто был Малфоем, и это не являлось каким-то грандиозным открытием, к тому же, у него было целое лето для того, чтобы понять — даже от того весьма убогого понятия дружбы, каким оно является в их окружении, вряд ли что-то осталось. И ему бы закрыть на бессмысленные стычки глаза, может, даже поучиться у того же Малфоя выдержке, но та самая «разумная часть сознания» была всего лишь островком, омываемым вспыльчивостью и слишком ранимым самолюбием. Тео справедливо полагал, что бегство из купе было единственной возможностью избежать руко— и палочкоприкладства, и что сейчас главной целью было оказаться подальше от бывшего друга. Вот только на поезде далеко на убежишь, а Нотт неумолимо приближался к последнему вагону, из которого путь дальше мог лежать разве что через заднюю дверцу на рельсы, растянувшиеся на многие мили. Наконец, юноша притормозил и, тяжело дыша, уперся руками в перила под окнами. Он стоял, покачиваясь вместе с поездом и опустив голову, и старался вдыхать глубоко и размеренно, чтобы раздражение снова свернулось в клубок, а руки не чесались достать из-за пояса палочку.

— Раз. Два. Три, — тихим шепотом Теодор принялся медленно, с расстановкой считать до десяти, помня, что это не раз выручало его в приступах злости. — Четыре...

— Эй, — негромкий, но мгновенно сбивший его со счета голос раздался совсем рядом, и слизеринец вздрогнул, слишком быстро поднимая голову. Шею от резкого движения пронзило болью и он поморщился. — Ты в порядке?

В дверном проеме ближайшего купе стояла Астория Гринграсс. Темные, слегка вьющиеся волосы рассыпаны по плечам уже обтянутым форменной мантией, взгляд серо-голубых глаз пристален и озабочен. Так или иначе, в нем почему-то всегда читалась эта озабоченность или, если хотите, — участие. Во взгляде этом, как и в голосе, было крайне трудно встретить презрение, надменность или даже безразличие, на которые в рамках их любимого факультета можно было наткнуться сплошь и рядом. Пожалуй, все, кто был знаком с Асторией, хоть раз задавались вопросом, как она вообще туда попала; как-то так вышло, что если и есть те, кто подвержен стереотипам касательно Слизерина больше остальных учеников Хогвартса, то это сами слизеринцы. Астория же не очень задумывалась о том, как и почему оказалась там, где оказалась, и просто была рада, что находится в окружении тех, с кем была знакома еще до поступления. Наверное, чистокровные студенты печально известного факультета больше всех прочих напоминали семью, потому что, как правило, знали друг друга с детства. Другое дело, что семья эта была далеко не образцовой.

И, все же, было между ними что-то неуловимое, объединяющее, то, что сейчас натянулось между Асторией и Ноттом невидимой ниточкой под внимательным взглядом девушки.

— В полном, — кажется, спустя целую вечность хрипло ответил слизеринец.

Гринграсс, подпиравшая до этого плечом дверь, сделала шаг в его сторону, и дверца, автоматически поехав, со щелчком закрылась. Девушка прислонилась поясницей к перилам, и, склонив голову на бок, заглядывая в глаза Тео, недоверчиво произнесла:

— В самом деле? Выглядишь так, будто бежал стометровку, и бежал наперегонки с гриндиллоу. За пятки не кусал? — по ее лицу пробежала тень улыбки. При ближайшем рассмотрении Астория показалась ему какой-то измученно-уставшей, поэтому — только тень.

— Я быстрее, — Нотт попытался в ответ тоже натянуто улыбнуться, размыкая почти судорожную хватку на перилах и выпрямляясь. Собеседница, кажется, быстро поняла, что ответа от него в любом случае не добьется, и развернулась к окну, позволив ему расслабиться и тоже перевести взгляд на движущийся за окном пейзаж. Он, пожалуй, был уже достаточно хорошо изучен за семь лет поездок, но казалось невообразимым, что он может надоесть.

— Признаться честно, я не просто так к тебе вышла, — спустя какое-то время проговорила Астория, по-прежнему не глядя на юношу, который уже и вправду позволил себе наивно посчитать, что встреча пройдет спокойно. В какой-то мере это была даже не наивность, наверное, а вполне намеренный самообман, потому что на самом деле Нотт прекрасно понимал, что встретившись с одной Гринграсс, разговоров о другой он не избежит. Увы, даже понимая это, сдаваться он был не намерен.

— Если ты хотела поговорить о Дафне, то можешь не утруждаться, — он бросил быстрый взгляд на затылок деланно-незаинтересованной девушки. — Не выйдет разговора.

— Совсем уж не выйдет? — слизеринка все же повернулась, но Тео уже перевел взгляд на снова подвернувшиеся занавески, ставшие уже второй раз за полчаса объектом его преувеличенного внимания.

— Совсем.

— Слушай, я понимаю, что это не совсем мое дело, но Дафна...

— Ты права, это не совсем твое дело. Астория, я не хочу тебя обижать, но ты знаешь, что не стоит трогать эту тему. Мы с Дафной разберемся сами, если разобраться вообще возможно.

— Не может же быть все так плохо...

— Астория, — с нажимом повторил юноша.

На удивление, та послушно замолчала, принимаясь рассматривать свои ботинки. Не удивительно было бы, если бы и в этом взгляде была неизменная участливость. Слишком открытая, слишком явная, такая, что со временем складывалось впечатление, что ее тебе навязывают, подталкивая, мол, ну же, поделись, что же тебя гложет, позволь мне помочь. В большинстве случаев это воспринималось в штыки, и Астории Гринграсс поучиться бы умалчивать даже об искренних побуждениях помочь, но вместе с непривычной для слизеринцев простотой ей досталось еще и упорство, граничащее с упрямством. Она была готова пробить любой панцирь, залезть под любую скарлупу любым способом, но только не дать человеку переживать все в одиночку. Все таки неудачное место Фортуна выбрала для этой девушки, неудачную семью. Да, совсем не образцовую, и, к тому же, состоящую из одиночек, которые всегда один-на-один с собой, даже если находятся в кругу семьи.

— Хорошо, — после паузы сказала она. — Хорошо, я не буду лезть, но если ты пообещаешь мне поговорить с ней.

— Я...

— Ты не понимаешь. Ты не провел два месяца, пытаясь пробиться через закрытую дверь ее комнаты, потому что она не желала никого видеть. Она переживает, Тео, если не сказать — сходит с ума. Может, это, конечно, и преувеличение, но ей плохо.

— А кому сейчас хорошо? — горькая усмешка вышла единственной не вызванной намеренно вещью за все время их разговора.

— Я о другом.

— Я знаю, — он тяжело и медленно вздохнул, пряча руки в карманы, и даже позволил себе встретиться с Асторией взглядом, который обычно ему было трудно долго выдерживать. На этот раз он смотрел в ответ, кажется, так же внимательно, как это делала она, а потом сказал: — Мы поговорим. Когда я сочту время подходящим.

И, не дожидаясь согласного или благодарного кивка от младшей Гринграсс, он зашагал по коридору обратно туда, откуда некоторое время назад спешил унести ноги. После разговоров с Асторией, которые всегда, так или иначе, скатывались к чему-то слишком личному и напрямую связанному с чувствами, даже компания Малфоя с учетом их нынешних отношений оказывалась предпочтительнее.

* * *

В подземельях привычно тихо, сыро и тускло — факелы на стенах едва слышно потрескивают, но не справляются должным образом с царящим вокруг полумраком. Торопливые шаги гулким эхом разносятся во все коридорные ответвления, когда Блейз, задержавшийся в Большом зале, поспешно пытается добраться до гостиной прежде, чем до нее дойдет кто-нибудь из Кэрроу. Он на ходу бормочет портрету пароль, — «право крови», — и проскальзывает в проход, попадая в гостиную, наполненную едва различимым шепотом и бормотанием. Забини с облегчением замечает стоящего в окружении не выказывающих должного уважения студентов Слагхорна, то и дело промокающего покрывающийся испариной лоб платком. Стараясь не привлекать лишнего внимания, Блейз пристроился позади парочки третьекурсников, встретившись на мгновение с удивленным взглядом одним из них.

— Студенты, начался новый учебный год, — похоже, ему чудом удалось подоспеть к началу речи, несомненно обещающей быть «увлекательной». — Как вы уже могли догадаться, этот год принесёт много новшеств...

— Мерлин, не мямлите, профессор, — в дверном проёме показалась фигура в чёрном. Её грубый, почти мужской голос невозможно было спутать ни с чьим другим, если вы хоть раз встречались с ней. Алекто Кэрроу прошла по комнате твердым шагом, всем своим видом выражая неизменное превосходство над любым, кто находился в гостиной, в особенности — над новым деканом, должность которого была чистой формальностью. — Дальше я сама справлюсь, — женщина пристально следила за тем, как Слагхорн отходил, или вернее было бы сказать «пятился» от неё, и когда тот оказался у самой стены, продолжила: — Забудьте Хогвартс, каким он был вам знаком. Распущенный, не дисциплинированный, пристанище неженок. Новый директор требует новых правил. Отныне, после девяти вечера всем студентам запрещается находится в коридорах. В десять — все студенты должны находиться в своих кроватях. Квиддич отменён, и вы обязаны запереть свои мётлы в чулане, ослушание наказуемо. Походы в Хогсмид тоже отменены, и любого, кого заметят в деревне, ждёт неминуемое наказание, — Алекто сделала паузу, чтобы обвести взглядом толпу детей. Детей, которые смотрели на неё с испугом, но старались скрыть это под масками — чем-то, что неизменно было при них, ибо так их воспитывали. Эти дети знали, кто такие близнецы Кэрроу — кровожадные псы Волан-де-Морта, которые не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить приказ. Знали, что эту женщину стоит опасаться даже им, чьи родители приняли верную сторону. Алекто заметила, как некоторые из учеников переминаются с ноги на ногу, как сжимают руками мантии, стараясь подавить трусливое желание разбежаться по спальням. Она видела, что вселила в детей страх — по крайней мере, в большую их часть, и на её полных губах появилась кривая усмешка. — Соблюдайте правила, и всё будет хорошо. А если же вы ослушаетесь, — Кэрроу задержала взгляд на Драко, как бы намекая ему на то, что тот так и не смог выполнить приказа, — то последствия будут ужасными.

В комнате воцарилась тишина. Младшекурсники боялись поднять головы, а старшекурсники обменивались тяжелыми взглядами. Алекто стояла в центре и наслаждалась своим триумфом.

«Даже Беллатриса не смогла бы лучше», — пронеслось у неё в голове, но пронеслось очень быстро, так же быстро, как притупилось острое чувство превосходства, которое необходимо было перманентно подкармливать. Впрочем, сейчас это уже не имело особого смысла, и женщина едва ли не милостиво бросила:

— На этом все. Расходитесь.

Она махнула рукой, призывая студентов расступиться, и, шурша мантией, прошествовала мимо них, скрывшись после в портретном проеме. Никто не мог ручиться, но, кажется, вслед за ней разрешил всем разойтись по спальням и Слагхорн, который после появления Кэрроу производил еще более незаметный эффект, чем ранее.

Помещение снова наполнилось негромким звуком голосов, когда многие принялись обсуждать услышанное, разбредаясь по комнатам. Ученики рассеивались с завидной скоростью, пока явно пребывающие под должным впечатлением от речи Алекто, и через пару минут в коридоре, двери в котором вели к спальням, осталось всего двое.

— И как вы теперь с матерью живете? — в голосе Нотта явственна ехидная усмешка, она же — в попытке растянуть гласные, чтобы позлить Малфоя еще больше. Не сумев толком ответить ему в поезде, Тео посчитал неприемлемым оставлять последнее слово за бывшим другом.

— Уж намного лучше вашего, поверь, — самообладание все еще не покидало Драко, но лишь снаружи. Внутри же все начинало закипать каждый раз, стоило Нотту попасть в поле его зрения, и это кипение почти стало чем-то привычным, от того и удавалось упорно его игнорировать. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на слизеринца долгим, немигающим взглядом и был абсолютно уверен, что уж ему-то не удастся вывести его из себя. Но пальцы нашарили в кармане неизвестно как оказавшуюся там палочку, и когда они сомкнулись на ней, к игнорируемому кипению присоединился соблазн пустить ее в ход. — а ты спокойно спишь, зная, что твой отец — предатель и гнида?

— Не смей так говорить о моем отце! Люциус ничем не лучше, — по Нотту было видно, что слова достигли цели. Он открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, наклонившись ближе к Малфою и сверкнув недобро глазами, но заметил боковым зрением посторонне движение и отступил на шаг.

То же сделал и Малфой, ослабляя хватку на палочке и оглядываясь. Он встретился беглым взглядом со старшей Гринграсс, застывшей у двери в спальню девочек, и тихо хмыкнул, когда она поспешила перевести его на Теодора и больше не отводить, во все глаза глядя на юношу.

— Дафна, — Драко кивнул одновременно в знак приветствия и прощания, и скрылся в одном из дверных проемов, полагая, что выяснение отношений с Ноттом снова откладывается на неопределенный срок.

Нотт же, в свою очередь, опять-таки предпочел бы его компанию перспективе стоять под пронзительным взглядом девушки. Ему сегодня поразительно не везло на встречи и что-то подсказывало, что невезение это не временное явление. С конца прошлого учебного года все пошло наперекосяк, и теперь в голове не укладывалось, кому вообще может везти.

— Ты... Ты в порядке? — на мгновение во взгляде Дафны мелькнула свойственная больше ее сестре, чем ей самой, озабоченность. Девушка подалась немного в сторону Тео, готовая, кажется, сделать навстречу шаг, если только он позволит.

— Гринграсс, — но на то, что он позволит было совсем не похоже. Он лишь раздраженно повел плечами. — только ты не лезь. То, что произошло, не дает тебе права на это, и ничего не меняет...

Кажется, он собирался дополнить реплику, но быстро передумал, наблюдая за тем, как меняется в лице Дафна. Девушка отступила на шаг, почти упершись спиной в дверь, а затем вдруг хмыкнула:

— Отлично.

Дверь за ней уже со стуком закрылась, а Тео еще несколько секунд продолжал впиваться взглядом в деревянную поверхность.

— Чертова ведьма, — то ли раздраженно, то ли устало пробормотал он, скрываясь, наконец, в спальне.

В подземельях снова стало тихо, даже факелы больше не потрескивали в тщетной попытке пробиться сквозь темноту. Сыро, влажно, темно и тихо. В такой тишине не было ни умиротворения, ни спокойствия — только молчаливая, затаившаяся угроза, которую, казалось, можно при желании потрогать на ощупь, как туго натянутые струны. Другое дело — будет ли у кого-то это желание.

«Забудьте Хогвартс, каким он был». Место, бывшее раньше домом, будто затаило в своих глубинах опасность, давящую пластом даже на самых изворотливых — на змей.