Зима не закончится никогда (джен)

Тирион пьет и шепчется с драконьими тенями, что прячутся по углам. В Красном замке холодно, и, как десница, он мог бы достать дров и обогреть все вокруг, но почему-то не хочет. Зима забралась ему в самое сердце, обжилась там и, давясь, заглотила душу, а вместе с ней и само желание жить.

Он устало трет виски и читает книгу за книгой из старой библиотеки Таргариенов, но нужных ему ответов в них нет и быть не может. Драконы услужливо шепчут, что все, каждая строка, слово и буква — грязная ложь и одна только человеческая глупость, безумие, которое есть суть самой драконьей крови.

О чем он только думал, помогая драконьей женщине сесть на железный трон?

О ней, о ней одной.

Жалкий глупец.

Самообладание на мгновение покидает его, и книга летит в угол. Многодневная усталость дает о себе знать. Он устал, измотан, выжат. Тронь — рассыплется в пыль.

Снизу раздаются крики толпы, призывные и гадкие. В череде казней, бесконечных, как кошмар, он забыл об еще одной. Кто там сегодня? Тирелл, Ланнистер или Старк? Всегда Тирелл, Ланнистер или Старк, будто во всех королевствах некого больше казнить. Где только табунщики королевы их находят?

Тирион, кряхтя, подтаскивает к окну стул и смело выглядывает на площадь.

Девчонка Старк, не то изящное создание, на котором он был когда-то женат по воле дурака Джоффри и богов, а другая, маленькая и юркая, черная, словно уголек. Арья.

— Именем Дейенерис, королевы…

Череда глупых, сложных, ненужных слов. И взгляд королевы — прямо на него, Тириона, в самую глубь. Немой вопрос, а может, и предупреждение. Один Ланнистер все еще остается, прямо у нее под рукой, и стоит забыть о том, что он десница, — и служки огненного бога разожгут костер под ним. Понятнее некуда.

Тирион спрыгивает со стула, долго и глубоко дышит. Девочка Старк кричит не своим голосом, во всю силу молодой глотки, но не это сейчас главное. Тирион сделал все от него зависящее. Признал в девчонке Арью Старк из Винтерфелла, хоть невооруженным глазом видел, что табунщики вытащили из постели Рамси Болтона кого-то другого. Похожую, но не ту, что он запомнил.

Что ж.

Всю резню, что учинили при его помощи и поддержке, это, конечно, не перекроет, но начало положено. Его ум, заточенный, как бритва, привел Дейенерис на престол, он же ее оттуда и снимет. Только бы хватило сил и времени, только бы рука не дрогнула, когда придет время.

Тирион делает глоток обжигающего, отгоняя от себя мысли о том, чего уже не вернуть. Мысли о девочке-факеле внизу. Мысли о королеве, ее руках и беленьких, даже на палящем солнце, плечах. Не думать и не вспоминать.

Тирион, ковыляя, идет в тронный зал и, замерев перед железным троном, ждет. Пройдоха Роберт, оказывается, был не так уж плох. А Джейме, убивший безумного короля, — не так безнадежен, теперь-то Тирион это понимает. Его понимает. Ох, как понимает.

Дыхание вырывается из Тириона облачками пара. Старки были правы, и зима, которую так ждали, боготворили и боялись, наконец пришла. Поплясать на костях лютоволков, рыб и львов.

Дейенерис, затянутая родовым безумием далеко-далеко, в поднебесье, не видит, что ее драконы, опора и защита государства, хилеют и медленно замерзают. Незаметно, по капле, день ото дня. Еще немного — и зима затушит их, словно огонь в очаге. И что тогда?

Тирион видит во снах, как великая стена идет трещинами и крошится, рассыпается в ледяную пыль. Ему страшно, постоянно страшно, но что с этим делать, он не знает. Он даже не уверен, что смерть королевы что-то изменит. Всегда одно и то же. Он боится принять решение, боится ввергнуть Вестерос в пучину ужаса и зла, боится, что его именем будут пугать детишек и века спустя.

Тирион боится зимы.

— Лорд десница, — Дейенерис касается его плеча и шепотом добавляет что-то непритязательное, странное, во что ему совсем не хочется вслушиваться.

— Моя королева, — он мал, слаб, как никогда, но все равно припадает на одно колено и низко кланяется.

— Вам следовало быть на казни девочки-лютоволка, десница. Негоже королеве справляться одной.

Негоже королеве сжигать детей во имя бога блаженных и красных жриц.

— Я изучал книги, Ваше величество. Пытался найти что-то, что сможет нам помочь.

— Помочь в чем, десница?

— В борьбе с зимой, с ночью, глубокой и непроглядной, — Тирион посмотрел на Дейенерис снизу вверх, но с вызовом. Пора поставить вопрос ребром, сейчас или никогда. — Зима пришла, моя королева.

— Зима… Посмотрим, Тирион, мы еще посмотрим. Мои драконы сильны, им тесно в клетках, что предки соорудили для них. Может быть, пришла пора освобождения? Пора пропитать землю вокруг жаром и выгнать, выжечь зиму раз и навсегда?

Тирион только бессильно кивает головой. В ее словах лихорадка, скверна и одна только ложь, сегодня и всегда. У него не осталось иллюзий, она выжгла их первыми, еще до веры и любви. Королева больна, и он, десница, должен помочь. Только вот решимости ему не хватает. Никогда, наверное, не хватит.

Он кланяется и идет к двери, бессильный, глупый и слабый.

— Тирион…

Тирион останавливается, но не оборачивается к королеве. Он боится увидеть оскал вместо улыбки. Боится увидеть в ее глазах отражение погребального костра, своего костра. Боится, боится, боится.

— Закрывай двери поплотнее, в замке и правда сквозит.

Тирион много читает и очень много пьет. Он почти не выходит из своих покоев, но тени драконов, как никогда четкие, яркие, многоцветные, не оставляют его и там. Стена, далеко на севере, рушится. Тириону кажется, что он слышит треск льда и человеческие вопли. Ему кажется, что зима становится глубже и холоднее. Ему кажется, что зима не закончится никогда.

Тени драконов шепчутся, поют в голос, но Тирион не боится. Он подпевает.