↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
В южных областях Галайтана, тех, что примыкают к морю, и по сей день можно услышать имя Гиляр Хассурват, победительницы дракона. Предание это тянется из глубины веков и происходит от тех времен, когда людей на материке было мало и побережьем безраздельно владели чудища, громадные ящеры. В отличие от своих западных сородичей, эти драконы были холодны и не выдыхали пламя, однако процветали и множились, и без числа их разновидностей существовало тогда в Галайтане. В этом благодатном краю родилась и выросла та, кого впоследствии называли Хассурват, дабы отличать от других, и Гиляр, потопительницей.
* * *
В широком ложе между заросшими тростником пологими берегами текла могучая река. Спускаясь на юг, к океанскому побережью, она оказывалась зажата скалами, которые точила с упорством и яростью, и впадала в океан свирепым бурлящим потоком. Мощь ее была столь велика, что пресноводный шлейф тянулся от берега на много верст вглубь океана, давая приют речным обитателям, которым не хватило места в основном русле.
Прибрежные скалы, источенные водой и ветром, были сплошь изрезаны пещерами, которые облюбовали распространенные в этой части Галайтанского приморья ящеры-рыболовы. Здесь они жили, прятались от бурь и здесь же откладывали яйца, которым глубокие коридоры внутри скалы обеспечивали сохранность.
Но не только ящеры-рыболовы обитали на этом побережье: иные холодные драконы также забредали сюда, и самым любимым лакомством пришельцев были яйца или только что вылупившиеся детеныши местных обитателей.
Громадный гивр тащил свое извивающееся тело по мелководью, высматривая отверстия в скалах, куда он мог бы заползти, не столкнувшись с бдительной матерью, и пожрать ее потомство. Взгляд его привлекла одна пещера, чей вход поднимался над водой так высоко, что ни один ящер-рыболов не смог бы пролезть внутрь. Однако исполинскому змею это не составило труда: поднявшись на хвосте, гивр увидел, что небольшая площадка, усыпанная мелким белым песком, полого уходит вниз и спуск теряется в темноте. Должно быть, в пещеру существовал вход из-под воды и именно через него мать отправлялась на охоту и возвращалась к своей кладке. Кладка была здесь же, неподалеку от выхода, укрытая достаточно глубоко, чтобы дождь, ветер и волны не тронули ее во время бури, но недостаточно, чтобы гивр не сумел дотянуться до яиц.
Стоило змею просунуть голову в пещеру, как ближайшее к нему яйцо треснуло и раскололось — так быстро, что гивр не успел его проглотить. Мокрый и неловкий детеныш ящера-рыболова выпал на песок и замер, лишь спина его вздымалась от дыхания. Гивр знал, что юные ящерята не встанут на ноги сразу после рождения и будут некоторое время лежать на брюхе, пока не почувствуют, что конечности слушаются их. Не дав детенышу опомниться, змей подхватил его огромными челюстями и, подбросив в воздух, поймал раскрытой пастью. Маленький ящер пропал в ней целиком, и гивр обернулся к следующему яйцу. То раскачивалось из стороны в сторону, но трещин на нем пока еще не появилось, и змей проглотил яйцо прежде, чем оно успело расколоться.
С тихим треском новая голова приподняла скорлупу, и третий детеныш высунул нос наружу, очевидно, пытаясь понять, что происходит вокруг и стоит ли покидать до сей поры безопасное убежище. Гивр уже потянулся к нему, чтобы схватить, но тут же острая боль пронзила его нос. Маленькие, вывернутые наружу зубы детеныша вцепились в чувствительную ноздрю змея, заставив его отдернуть голову и бешено затрясти ею над водой. У недавно вылупившегося ящера не хватило силы удержаться: раздался всплеск, и детеныш исчез. Некоторое время гивр внимательно следил за мелководьем, ожидая, не покажется ли знакомая голова с острыми сцепляющимися зубами, но, когда круги перестали расходиться в месте падения, змей ничего не увидел. Маленький ящер словно провалился под землю каким-то немыслимым образом, и хищник быстро потерял к нему интерес.
* * *
Зарывшись в донный ил и замерев, Гиляр неподвижным взглядом следила за разворачивающимися над ней чудовищными кольцами. Некоторое время змей смотрел, казалось, прямо на нее, но рябь на воде и зеленовато-серый окрас позволяли ей слиться с дном и не попасться хищнику на глаза. В конце концов, гивр отвернулся и снова сунул голову в пещеру, выбирая очередную жертву. Это занятие так увлекло его, что он не заметил, как другое чудовище поднялось рядом из-под воды. По сравнению с гигантом гивром мать Гиляр была вовсе невелика, и единственное ее преимущество заключалось в огромной силе, с которой она могла сжимать челюсти. Вовремя подоспев к гнезду, мать вцепилась в спину змея, куда смогла достать, и стиснула зубы так, что разлившаяся в мелкой воде кровь сделала пятно света над Гиляр бледно-красным. Змей, первое мгновение не могущий понять, что происходит, быстро оправился от потрясения, обвил самку могучими кольцами, сжимая ее до хруста костей, и вонзил клыки в морду противницы. Но мать держалась спокойно, словно бы не обращала внимания на чудовищные кольца, стиснувшие ее. Заметив, что горло гивра оказалось в опасной близости от ее зубов, она оставила терзать его хребет и вцепилась в то место на шее врага, где она соединялась с головой и была тоньше всего. Гивр словно бы очнулся, почуяв над собой тень смерти. Огромные кольца сжались с неистовой силой, а затем расслабились, и гивр попытался вывернуться из смертельной ловушки и сбежать, но мать Гиляр не отпускала его. Почувствовав, что страшные объятия больше не душат ее, она лапой прижала голову гивра к земле и стискивала челюстями его шею, пока по телу змея пробегала последняя дрожь.
Когда Гиляр поднялась на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, бой бы окончен. Гивр замер на мелководье в крови и взбаламученном иле, и мать усердно потрошила его, спрятав морду в горячей ране на спине змея. В сражении она потеряла глаз и волочила за собой одну из задних лап. Когда Гиляр выбралась на берег, мать смерила ее ничего не выражающим взглядом и вернулась к трапезе.
Прибрежное сражение и запах крови, распространившийся в воде и воздухе на многие версты, скоро должны были привлечь к гнезду ящера-рыболова других хищников, с которыми мать Гиляр не смогла бы справиться в одиночку. Поэтому, набив брюхо, она покинула скалу и увела свое потомство вверх по реке. Первое путешествие в жизни Гиляр и семи ее братьев и сестер проходило, по преимуществу, в воде. Там, где река, стиснутая скалами, ярилась и клокотала, ящеры шли по суше, а когда русло сделалось широко и вода успокоилась, семейство соскользнуло в воду и проделало дальнейший путь вплавь. Здесь ящеры-рыболовы были в своей стихии: не самые поворотливые на суше, в воде они становились стремительны, словно молния, и ни один речной обитатель, как ни был проворен, не мог соперничать с ними в скорости и подвижности. Маленькие красноватые барбусы сновали вокруг: мать выхватывала их не глядя и глотала сразу по несколько рыбок.
Небольшая стая других причудливых рыб проплыла мимо: каждая из них была длиной с Гиляр, и в лучах солнца, пронзающих водную толщу, крупная чешуя играла переливами золотого света. Гиляр даже отстала от матери, так зачаровал ее вид огромных золотых рыб. Когда ящеры-рыболовы подплыли к берегу, на узкой песчаной отмели грелась большая черепаха: на ее панцире смогли бы без стеснения разместиться Гиляр и еще двое ее братьев или сестер. Однако, увидев их мать, черепаха оставила свое лежбище и соскользнула в воду, тут же исчезнув из виду. Ящеры выбрались на брошенную ею отмель.
Там они и остались. Заросли тростника стали Гиляр и ее семейству новым домом, и вскоре им довелось узнать, что они здесь единственные крупные хищники. Впрочем, иногда Гиляр казалось, что она видит в воде извивающиеся чешуйчатые тела, но прочие обитатели реки, если они и были, не спешили показываться на глаза новым хозяевам берега. Здесь было вдосталь еды, и охота всякий раз приносила богатый улов, на берегу же царили тишина и покой, и казалось, не было места лучше для семейства Гиляр, чем это.
Вскоре, однако, ящеры узнали, что раз в год, когда река мелела от жары, большая часть рыбы уходила из нее к океану и пресноводному шлейфу. Некоторые опускались на глубину и прятались там под камнями, ловить их становилось тяжелее. Две луны, пока рыба не возвращалась обратно, ящеры промышляли мясом мелких животных, бродящих в зарослях тростника или являющихся к водопою.
Через год после того, как Гиляр и ее семейство поселились на берегу реки, мать покинула их и ушла к океану. Больше дети никогда не видели ее. Братья и сестры покинули Гиляр чуть позже: оставить щедрое угодье их вынудил несчастный случай. Было это так.
Ранним утром, пока жара еще не пала на берег, Гиляр собиралась охотиться, когда из леса, что лежал за полосой тростниковых зарослей, показался карликовый кабан. Он был в одиночестве и шел медленно, шатаясь, словно от сильной усталости. Иногда кабан останавливался и смотрел впереди себя, но, казалось, мало что видел. Он шел к реке, и какая-то длинная полоса, похожая на второй хвост, волочилась за ним по земле. Запах крови долетел до Гиляр раньше, чем она разглядела, что животное волочит за собой свои же внутренности. Она лежала не шевелясь, следя за кабаном, но с таким же успехом могла щелкать челюстями перед самым его носом: тень смерти уже накрыла лесного гостя, и он не замечал ни зарослей, ни хищников, притаившихся среди них, ни даже реки, к которой, вероятно, шел.
До воды кабанчик не добрался: он прилег на берегу, словно бы собирался отдохнуть, и больше не вставал. Гиляр осторожно приблизилась к нему и обнюхала тушу. Некоторое время она оглядывалась, ожидая, не покажется ли хищник, нанесший кабану смертельную рану, но никто не приближался к ней. Тогда Гиляр погрузила морду в кабаньи потроха и принялась своими острыми, вывернутыми наружу зубами отрывать куски мяса. Через некоторое время к ней, привлеченный запахом крови, присоединился один из братьев. Чтобы не драться из-за куска, он пристроился с другой стороны туши, ближе к воде.
В тот миг, когда он по примеру сестры готов был погрузить челюсти в плоть, из воды внезапно показалась голова огромной рыбы. Юные ящеры не успели опомниться, как рыба схватила хвост ближайшего к ней животного и утащила в реку. Некоторое время брат Гиляр отчаянно отбивался, пока громадные челюсти не переместились с его хвоста на горло и после нескольких мгновений бешеной тряски не свернули ему шею. Гиляр оставила тушу и поспешно отползла вверх по берегу — как оказалось, не зря. Покончив с ее братом, рыба вновь показалась из воды и к изумлению и ужасу Гиляр принялась подтягиваться на плавниках. Впрочем, сама Гиляр ее интересовала мало, так как стояла слишком высоко. Вместо нее рыба схватила мертвого кабанчика и снова скрылась под водой.
Минуло несколько дней, и всем ящерам побережья стало ясно, что пришедшая из верхнего течения или из океана огромная хищница заняла местные воды. Ящеры-рыболовы покинули заросли и ушли за матерью к океанскому берегу, но не такова была Гиляр. Тихая изобильная местность нравилась ей, и делить владения с незваной гостьей она не собиралась.
Много лун после этого Гиляр блюла величайшую осторожность. Если она не могла заметить рыбу с берега, то не совалась в реку, охотясь в зарослях тростника на ящериц и лягушек и на мелководье, где ее уловом становились мелкие барбусы. Если же Гиляр видела хищницу перед началом охоты, то старалась плыть за добычей как можно дальше от нее, чтобы не попасться огромной рыбине на глаза.
Несколько раз Гиляр видела выше по течению людей на тростниковых плотах. Они ловили рыбу сетями и заточенными пиками, тоже сделанными из тростника. Впрочем, Гиляр не имела с ними дел и не охотилась на них, поэтому их пути никогда не пересекались.
Много лун сменилось на небе с тех пор, как братья и сестры оставили ее. Из неловкого подростка Гиляр превратилась в грозного хищника: тело ее вытянулось и приобрело округлые обтекаемые очертания, позволяющие ей беспрепятственно и быстро двигаться в воде. Ни один из речных обитателей больше не мог соперничать с ней в скорости, и огромная рыба, унесшая ее брата, теперь не сумела бы причинить ей вред. Впрочем, незваная гостья, с которой Гиляр вынуждена была делить угодье, все еще распугивала ее добычу, из-за чего охотиться приходилось дальше привычных областей. Не раз и не два, отдыхая в зарослях тростника, Гиляр задумчиво смотрела на воду: в голове ее зрела смутная решимость покончить с соперницей на суше, где та будет не так проворна, как в воде, и не сможет дышать. Не раз и не два Гиляр жертвовала частью добычи, выпотрошив ее и сложив на берегу, чтобы запах крови привлек хищную рыбу — все было без толку. Рыба, казалось, разгадала ее намерение и потому была осторожна: если добыча лежала близко к воде, она стягивала ее так стремительно, что Гиляр не успевала встрепенуться. Если же приманка была оставлена далеко, рыба не приближалась к ней.
Гиляр все еще не покончила с соперницей, когда настала ее первая брачная пора. Властный голос заговорил внутри нее и погнал к океану, вынуждая оставить уютный дом и отправиться в путешествие, которое она проделала в первый день своей жизни.
Гиляр отправилась в путь на закате, а потому не успела до темноты достичь океанского побережья. Когда над краем сгустились сумерки, она выбралась из воды и решила переночевать во все еще тянущихся по берегу тростниковых зарослях, пускай и не таких густых, как в ее угодье. Устроившись на ночлег, Гиляр долго смотрела в небо неподвижным взглядом. Густо-сиреневые сумерки сделались синими, а затем уступили место ночной черноте. Воздух делался прохладнее, и Гиляр впадала в своеобразное оцепенение и дрему. Крики ночных птиц долетали до нее словно через плотную пелену. Из полузабытья между сном и бодрствованием она выскользнула оттого, что кто-то трогал ее плечи. Гиляр перевернулась на бок и взглянула на нарушителя своего спокойствия. Узкий полукруг месяца был затянут синеватой дымкой, и в темноте ей не много удалось увидеть, но она сумела различить очертания своего сородича, который склонялся над ней и делал глубокие жадные вдохи, как, бывало, дышала она сама, втягивая запах свежей крови.
Ночью кровь Гиляр остывала и, хоть она была достаточно велика, чтобы не остыть полностью, замерев в неподвижности до утра, все же полусонная медлительность охватывала ее, и Гиляр не хотелось лишний раз шевелиться. Второй ящер-рыболов, судя по всему, грелся в теплой воде, которая до сих пор стекала с его боков, и был куда подвижнее Гиляр. То ли приняв ее вялость за непротивление, то ли поспешив воспользоваться случаем, он взобрался на спину Гиляр и совокупился с ней.
Наутро Гиляр вновь отправилась в путь, унося в себе семя первого, но не последнего счастливца. Когда она, наконец, добралась до скал, солнце стояло в зените и над всем краем царила влажная жара: над водной гладью висела дымка испарений, вытянутых солнцем из океана. В этот ленивый час обитатели прибрежных скал лежали на песке, сонливо вытянувшись у воды, и грелись на солнце. Лишь нескольких сородичей заметила Гиляр в синей дали океана. Утомленная путешествием и разморенная жарой, она поднялась на невысокий скальный выступ, врезающийся в водную гладь, и легла там. Внизу несколько маленьких ящеров, похожих на змей с коротенькими лапками, пожирали тушу одного из ее сородичей. Гиляр лежала на скале в ленивом расслаблении, она была сыта, и запах мяса, уже изрядно подсушенного солнцем, не тревожил ее.
Зато других обитателей побережья она, очевидно, не оставила равнодушными: остро пахнущий след тянулся за ней по скале, и не успела Гиляр задремать на солнце, как позади нее у основания выступа появились трое. Один из самцов был огромен и, очевидно, очень стар: он был в полтора раза длиннее Гиляр и двух своих соперников. Те, в свою очередь, оказались ее ровесниками, а могло статься, что и младше. Обнаружив, что у них троих одна цель, взрослый ящер в раздражении зашипел на молодых, но вид грозных челюстей вовсе не испугал юных самцов, обладавших ровно таким же оружием. Один из них щелкнул зубами рядом с плечом огромного соперника, стремясь испугать его если не силой, то дерзостью, и тотчас поплатился за это. Старый ящер схватил его за основание шеи, и несчастливец отчаянно забился в его зубах, стремясь отползти. Его сверстник пришел товарищу на помощь — а может быть, просто почуял, что удобнее случая ему не подвернется — и вонзил зубы в лапу взрослого противника. Тот отпустил первого ящера и ударил второго подбородком по голове. Внимание Гиляр, наблюдавшей за потасовкой, отвлек яркий блеск на водной глади: обернувшись к воде, она увидела, что сверкает вовсе не поверхность океана, а небольшой косяк золотых рыб, которых она видела в далеком детстве. Не обращая больше внимания на схватку, Гиляр соскользнула в воду и оказалась прямо в середине стаи. Рыбы бросились врассыпную, одна из них очутилась было в челюстях Гиляр, но рванулась изо всех сил и вырвалась на свободу, унося в хвосте один из ее зубов. Возбужденная запахом крови, Гиляр бросилась за ней, совершенно отделив рыбину от косяка. Однако, как ни быстро плыла Гиляр, добыча ускользала у нее из-под носа. Даже раненая, рыба мчалась так скоро, что ее преследовательница начала отставать. Когда золотистый блеск почти скрылся вдали и Гиляр решила прекратить погоню, рыба внезапно резко повернула обратно и понеслась прямо на нее. Трудно было понять, что заставило ее плыть навстречу верной гибели: какая-то тень, большая и зловещая, словно бы поднялась с океанского дна — вероятно, она и напугала рыбу. В панике та не обратила внимания, что направляется в пасть чудовища, и челюсти Гиляр сомкнулись на золотистом туловище. Схватив добычу, Гиляр быстро поплыла обратно, оставляя за собой кровавый след и чувствуя, как кто-то, поднявшийся из морской глубины, пристально смотрит ей в спину. Но никто ее не преследовал и, выбравшись на берег, Гиляр прикончила рыбу двумя ударами лапы.
Пока она насыщалась, к ней приблизились два юных ящера, уже виденных на скале. Должно быть, совместными усилиями они одолели своего опытного соперника, и, пользуясь тем, что Гиляр была увлечена потрошением рыбы, по очереди совокупились с ней.
Гиляр провела на побережье еще некоторое время, выискивая себе приют, но пещеры, в которой некогда появилась на свет, она так и не обнаружила, а остальные либо были заняты, либо не подходили для укрытия. Впрочем, ее тихий уединенный берег, поросший тростником, был Гиляр милее скалистых побережий, где она родилась, поэтому, не слишком обескураженная неудачей, она отправилась в обратный путь.
Еще за несколько верст до своего лежбища в зарослях она убедилась: что-то пошло не так. В очередной раз всплыв за глотком воздуха, Гиляр почувствовала долетающий от верхнего течения запах крови, мешающийся с запахом другого хищника. Она не знала, находился ли тот хищник в воде или на берегу, но на всякий случай вылезла на сушу, чтобы заросли тростника скрыли ее. Так, между густых стеблей она ползла несколько верст, замирая и прислушиваясь, и с каждым шагом запах крови делался все явственнее, а вместе с ним становился острее и запах чужака.
Наконец, и сам источник запахов предстал ее глазам. Затаившись среди буйной поросли, Гиляр видела огромную хищную рыбу, утащившую ее брата. Рыба лежала на берегу, наполовину объеденная, голые ребра, большинство из которых было сломано, торчали из ее бока. Над бывшей царицей реки сидел огромный дракон в четыре раза длиннее Гиляр и пожирал то, что еще оставалось на костях. Чешуя у него была серебристая, кое-где украшенная багровым узором из полос. Но самым примечательным в чужаке был не его окрас, а большие серебряные крылья, сложенные за спиной. Гиляр долго лежала в тростниках, глядя на непрошенного гостя застывшим взглядом, затем отползла от него так, чтобы буйная поросль полностью скрыла ее, и улеглась там.
Когда наутро Гиляр открыла глаза и обследовала берег, дракона поблизости не было, но запах его оставался. Все еще пребывая настороже, она нырнула в реку и поплыла к своим обычным местам охоты. Но что за жалкое зрелище являли теперь эти места! Словно весь огромный богатый мир, находящийся под рекой, в одночасье осиротел и обнищал. Толстолобики, гольяны, крошечные барбусы, даже парочка сомов, которые по жаре лежали на поверхности воды кверху брюхом — исчезли все, лишь водяные лилии неспешно покачивались на речной глади. Обескураженная, Гиляр выбралась на берег и, прочесав заросли тростника, поймала черепаху, на панцире которой в детстве могла поместиться с двумя своими братьями или сестрами. Нынче же черепаха была смехотворной добычей: ударом лапы Гиляр оглушила ее, но вытянуть из панциря не сумела. Оставалось лишь откусить голову и лапы, но столь скудная пища не могла хоть сколько-нибудь насытить брюхо. И, пускай настоящего голода Гиляр еще не знала, тягостное чувство сжимало ей сердце.
Предчувствие не обмануло ее: на следующее утро дракон снова был у реки. Трудно было понять, увидел он Гиляр или нет: похоже, даже если бы ему случилось бросить на нее взгляд, столь небольшой хищник не смог бы ни испугать его, ни насторожить. Чудовищный ящер утолял жажду, над рекой стояла поразительная тишина: смолк лягушачий хор, не видно было стрекоз в воздухе, даже цикады, что иногда покидали лес, облюбовывая длинные стебли тростника, прекратили свой неумолчный стрекот и оставили это место. Берег словно вымер, ни одно живое существо размером меньше человека не решалось приблизиться к крылатому гиганту. Некоторое время Гиляр лежала в оцепенении, не зная, что делать дальше, пока не услышала тихое фырканье у себя за спиной. Дракон, поглощенный утолением жажды, похоже, не слышал его, и Гиляр, беззвучно нырнув в тростник, направилась к источнику звука. Она прошла всего сотню шагов, когда стена зарослей перед ней расступилась и глазам предстало небольшое стадо охви, лесных лошадок. В холке они были не выше Гиляр, а длиной уступали ей раз в семь. У этих лошадей было по пять пальцев на каждой ноге, которые позволяли им беззвучно ходить по лесной подстилке. Если бы неразумный жеребчик, выдавший товарищей фырканьем, сохранил бы молчание, вероятно, Гиляр не узнала бы о приближении стада.
На суше быстроногих лошадок было не поймать, поэтому Гиляр отошла от них подальше и соскользнула в воду. Она подождала некоторое время после всплеска, чтобы насторожившиеся лошадки вновь вернулись к питью, а затем быстро поплыла в их сторону. Со скоростью, не давшей добыче опомниться, Гиляр вылетела из воды и сомкнула челюсти на ноге одной из охви. Она предпочла бы, скорее, вцепиться в горло, чем бороться с добычей, но до горла было не достать. Пойманная охви отчаянно закричала, но товарищи не пришли ей на помощь: вместо этого стадо бросилось наутек и в мгновение ока исчезло в тростниках.
Гиляр без особенного труда утягивала лошадку под воду, не обращая внимания на то, что двумя задними ногами та отчаянно упиралась в берег, а свободной передней без устали колотила хищницу по голове. Наконец, у Гиляр получилось втащить охви в реку: она тут же поплыла ко дну вместе со своей добычей, одновременно топя ее и выискивая способ добраться до горла, чтобы облегчить умерщвление. Наконец, когда лошадь начала слабеть, Гиляр оставила ее ногу и молниеносно сомкнула челюсти на ее шее ближе к голове.
Будь ее воля, Гиляр сожрала бы добычу прямо на дне, но и ей нужно было дышать воздухом. Схватив охви в зубы, она потянула ее к берегу. Однако удача в этот день отвернулась от охотницы: шум схватки привлек большого дракона, и стоило Гиляр вытащить лошадку на сушу, как тень огромного ящера нависла над нею. Треугольная голова потянулась, чтобы схватить мертвую охви, но Гиляр вовсе не собиралась уступать чужаку собственную добычу. Как некогда в далеком детстве, она вцепилась другому хищнику в нос, который был у ящеров чувствительнее всего. Дракон издал жалобный крик и что было силы тряхнул головой, но Гиляр всего лишь утянуло немного вверх, а затем снова вернуло в прежнее положение. Тогда ящер изогнул длинный хвост и хлестнул противницу по боку. Удар был столь силен, что Гиляр разжала челюсти и покатилась по земле, соскользнув в реку. Дракон, больше не обращая на нее внимания, принялся пожирать убитую охви. Когда вода через ноздри потекла в горло, Гиляр подняла голову, чтобы не захлебнуться, и попробовала встать на ноги. Удар драконьего хвоста переломал ей ребра, и дышать и двигаться было больно. Сделав лишь несколько шагов, чтобы оказаться подальше от воды, Гиляр легла на песок и замерла в неподвижности, уставившись на тушу охви, которую незваный гость сожрал уже наполовину. Она могла дождаться, пока он уйдет, и объесть с костей то, что на них останется, но, судя по всему, присутствие Гиляр совсем не нравилось дракону. Схватив несчастную охви в зубы, он взмахнул крыльями и поднялся с ней в воздух, полетев выше по течению реки, чтобы там в тишине и одиночестве спокойно доесть украденную добычу.
Луна на небесах превратилась из бледного огрызка в яркий серебряный шар, а пришелец вовсе не собирался покидать тихое убежище в тростниках. Пускай вся рыба ушла из реки с его появлением, он мог охотиться в лесу и покрывать огромные расстояния, благодаря своим крыльям, но Гиляр не умела этого. Сломанные ребра срослись и болели теперь только если ей случалось удариться боком обо что-либо твердое. Голод сделался ее постоянным спутником и с каждым днем все свирепее стискивал ей внутренности. К тому же, Гиляр собиралась принести потомство, и лишь то, что она вдосталь наедалась, прежде чем отправиться к океану, помогало яйцам внутри нее покрываться скорлупой.
В конце концов, потеряв надежду отыскать себе пищу, Гиляр покинула свои владения и ушла к океанскому побережью, где жило большинство ее сородичей.
Но судьба смеялась над ней: когда, плывя до заката, Гиляр вылезла на берег отдохнуть, солнце над краем земли было кроваво-красным и предвещало бурю. Утро следующего дня пылало удушающей жарой, но, когда Гиляр почти добралась до побережья, в небесах сгустились темно-серые тучи, и тягостное чувство повисло над всем краем. С вершины скалы можно было видеть, как где-то вдали над океанской гладью ударила молния, а затем еще две — слева и справа от нее. Когда Гиляр спускалась на побережье, до ее слуха долетел раскат грома. Она ускорила спуск, но, когда, наконец-то, ступила на песок, первые капли дождя упали ей на спину. Ливень начался быстро и почти в одно мгновение заслонил обзор так, что Гиляр с трудом видела происходящее у нее перед носом. Гроза приближалась. Очень скоро стал налетать ветер, и волны, которые он бросал на побережье, разбивались о скалы: некоторые из них окатывали Гиляр, и шум и бешеная пляска надвигающегося ненастья поселяли в ее сердце страх. Она отчаянно искала пещеру, в которой могла бы укрыться, но из-за пелены дождя почти ничего не видела и бродила по пляжу, словно слепая.
Вскоре, казалось, ей повезло: Гиляр очутилась под козырьком скалы, где видимость была куда лучше. Вверху, под самым выступом, чернел широкий проем пещеры: даже если бы Гиляр была вдвое длиннее, она не сумела бы заглянуть внутрь. На счастье, сбоку в скале была неширокая тропинка, состоящая из высоких уступов, подводящих ко входу в пещеру. Оскальзываясь на мокрых камнях и мало что видя впереди себя из-за ливня, Гиляр стала подниматься в укрытие. Как только она оказалась внутри, буря за стенами пещеры разыгралась в полную силу. Вода шипела, разбиваясь о подножия скал и разлетаясь пенными брызгами от этих ударов, где-то совсем рядом с пляжем били молнии, отчего небо, затянутое черными тучами, на мгновение становилось белым. Почти сразу же за молниями следовали раскаты грома, мешающиеся с воем ветра и стоном океана, который кипел и клокотал у скальных подножий. Стремясь уйти как можно дальше от буйства стихии, Гиляр направилась вглубь пещеры, но сделала всего несколько шагов, как к грохоту и вою за стенами добавился еще один звук.
То было громкое и раздраженное шипение живого существа, и Гиляр увидела, как из темноты одна за другой появляются головы трех крупных самок ящеров-рыболовов, живших в этой пещере. Встревоженные вторжением чужака, они показались на свет и злобным шипением и лязганьем челюстей пытались прогнать Гиляр из своего убежища. Каждая из них была в полтора раза крупнее Гиляр, очевидно, они были намного старше нее, и, огрызаясь, Гиляр начала медленно отступать. Буря за спиной, казалось, сделалась тише, а может, то был обман внимания, сосредоточившегося на трех обитательницах пещеры. Как бы то ни было, непрошенная гостья продолжала пятиться, понимая, что не сможет сразиться сразу с тремя сородичами.
Челюсти одной из самок, большие и крепкие, с несколькими выломанными зубами, захлопнулись прямо перед ее носом, и, сделав еще один шаг назад, Гиляр не ощутила под ногой опоры. Она попыталась подтянуть задние лапы и хвост обратно в пещеру, но широкий проем у самого своего обрыва был влажным и скользким и не удержал ее.
… В чувство Гиляр вернул несильный удар под ребра. Открыв глаза, она увидела, что лежит на пляже у кромки воды и грязно-серые стервятники сидят вокруг, видимо, приняв ее за падаль. Один из них как раз решил попытать счастья и первым клюнул ее в бок — это и заставило Гиляр очнуться. Стоило ей пошевелиться, как стервятник, поняв свою ошибку, быстро отскочил, а вслед за ним вся стая поднялась в воздух и разлетелась. Гиляр не было до них дела: все ее туловище ныло, а особенно болел хвост, который, судя по всему, был переломан у основания. Буря ушла, и над водой снова сияло солнце, под которым океанская гладь играла золотыми бликами. Гиляр лежала на берегу до темноты, изредка опуская голову к воде, чтобы напиться. Когда над побережьем сгустились сумерки и жара начала спадать, она нашла в себе силы подняться на ноги и побрела прочь. Искалеченной и ослабевшей, ей не хотелось казаться на глаза ни сородичам, ни тем более дракону, и она выбрала для путешествия западный берег реки. Здесь было мало тростника, а в воде так и вовсе почти не сыскалось бы ничего живого: невысокие скалистые пороги, преграждавшие путь реке, заставляли ее бежать со скоростью и свирепостью, которые далеко не всякое существо смогло бы вынести. Гиляр брела по песчаной косе, часто отдыхая, волоча за собой бесполезный хвост.
Путь, который она проделала бы вплавь за пару дней растянулся на семь или восемь. Казалось, Гиляр бредет без цели и на западном берегу ее ничего не ждет. На третий день путешествия ей попался мертвый детеныш щитомордника, должно быть, убитый какой-нибудь хищной птицей, да так и брошенный ею по неизвестной причине. Гиляр проглотила его, но голода эта скудная пища не утишила.
На восьмое утро этого безрадостного пути ее ноздрей коснулся почти позабытый запах. Гиляр замерла и вытянула шею, жадно втягивая воздух. Пахло рыбой, только недавно вытянутой на берег, и голод принялся глодать ее внутренности с новой силой. Постоянно останавливаясь и принюхиваясь, Гиляр шла туда, куда вел восхитительный аромат, и даже сломанный хвост, казалось, перестал быть обузой.
Идти пришлось недолго: очень скоро Гиляр заметила на песке небольшой склад рыбы, как будто неведомый ловец поймал десяток чудом сохранившихся речных обитателей и оставил без присмотра. Вероятно, Гиляр следовало оглядеться: не подойдет ли к улову другой хищник — но она была так голодна, что забыла об осторожности. Схватив в зубы самую крупную рыбину — это был молодой толстолобик необычного красноватого окраса — Гиляр в мгновение ока проглотила ее и потянулась к следующей, когда громкие злые крики отвлекли ее от еды.
К ней приближались люди. Гиляр была вдвое крупнее взрослого человека, но людей было много и все они держали в руках длинные палки, остро заточенные на концах. Этими палками они потрясали над ее головой, не переставая резко и зло кричать, и, смущенная таким яростным отпором, Гиляр принялась отступать к реке. Она огрызалась, шипела и клацала челюстями, но больше по привычке, чем действительно рассчитывая обратить своих гонителей в бегство. Один из них бросил в нее камень — тот угодил Гиляр в голову, и у нее потемнело в глазах, а в мозгу начал сгущаться черный сумрак. Потеряв направление движения, она завертелась на месте и соскользнула в воду, где принялась поспешно грести прочь от берега.
Люди не преследовали ее, и вскоре туман в голове исчез и Гиляр сумела различить, куда плывет. Ее несло вниз по течению к прежним владениям, которые нынче приходилось делить с крылатым ящером. Когда Гиляр выбралась на поросший тростником берег, дракона нигде не было видно, однако тишина и пустота вокруг говорили о том, что ящер не ушел далеко.
Потянулись долгие безрадостные дни, и ни солнце, ни теплый ветерок, ни возможность в любое время искупаться в прохладной воде больше не прельщали Гиляр. Целыми днями она лежала на берегу в неподвижности и смотрела застывшим взглядом на воду. Иногда она пыталась охотиться, но ни в реке, ни в тростниках не осталось дичи, словно все живое поспешило покинуть этот берег. От отчаяния Гиляр принялась наведываться в лес за тростниками. Лес, казалось, жил своей обычной жизнью, но Гиляр от этого было мало проку. На суше она была далеко не так проворна, как в воде. Хвост все еще с трудом двигался и плохо слушался ее, а брюхо на последних сроках беременности раздулось и еще больше тянуло Гиляр к земле, делая ее и вовсе медлительной. Лишь раз судьба подарила ей охви со сломанной лодыжкой, да еще два или три раза — парочку иглистых мышей. Все остальное время Гиляр голодала, и вскоре ее ребра начали проступать через кожу, которая натягивалась тем сильнее, чем больше росло брюхо.
Но и яйца отложить здесь было негде. Полоса теплого песка между тростниками и лесом прекрасно просматривалась с высоты драконьего полета, и не было сомнений, что, стоит Гиляр отлучиться хотя бы к реке, грозный сосед не оставит и скорлупки от ее гнезда. Тень смерти висела над ее головой, и с каждым днем росло отчаяние, делая Гиляр все более свирепой и все менее осторожной.
В то утро она, как обычно, лежала у воды, голодная и злая. Крылатого ящера видно не было, но берег не оживал сотнями голосов, и тишина, висевшая над краем, рождала у Гиляр гнетущее чувство. Внезапно она увидела выше по течению плоты рыбаков. Их было семь или восемь человек, они постоянно осматривались, словно чего-то страшились, и, судя по всему, двигались к океану. По пути они иногда опускали в воду свои остро заточенные палки или бросали сети, но гарпуны не вытаскивали из реки ничего, а в сети за все время, пока они плыли, попала только парочка барбусов, которые тут же умудрились проскользнуть в особенно широкое отверстие плетения.
Гиляр лениво наблюдала за рыбаками и их безуспешными попытками найти себе пропитание, когда берег накрыла зловещая тень. Крылатый ящер пал на людей сверху, и сразу два тростниковых плота перевернулось от его удара. Рыбаки с них повалились в воду и уже не выплыли на поверхность: дракон схватил их в пасть и утянул глубже, видимо, сообразив, что добычу следует сперва утопить, чтобы не пожрать того, кто еще может сопротивляться. Отчаяние в груди Гиляр сообщило ей, что если она не нападет сейчас, то вряд ли дождется более удобного случая. Дождавшись, пока голова дракона скроется под водой, Гиляр беззвучно соскользнула в реку и мощными гребками поплыла к грозному соседу. Если крылатый ящер и увидел ее, то не обратил внимания, куда больше занятый рыбаками, один из которых, так и не выпустивший из руки гарпун, со всей силы колол дракона в глаза и ноздри. Второй рыбак, перекушенный поперек туловища, был уже мертв. Пользуясь тем, что ящер не замечает ее, Гиляр подплыла к нему сверху и обрушилась вниз, сомкнув зубы на его шее в том месте, где она соединялась с головой.
Странно было даже думать о том, чтобы перегрызть толстую чешую, но Гиляр и не собиралась этого делать. Она сжала шею дракона в челюстях и что было силы поплыла вниз, как можно глубже погружая ее в воду. Сперва ящер не обращал внимания на то, что его голова опускается все ниже: он был занят непокорной добычей. Но, когда рыбак ослабел и выпустил гарпун, а дракон понял, что ему не хватает воздуха, он хотел было поднять голову и всплыть на поверхность, но сверху Гиляр давила на его шею, затрудняя подъем. Ящер попытался было сбросить ее с себя и освободиться, но Гиляр легла брюхом на его морду, заслоняя обзор, чтобы дракон не видел пятна света на поверхности и не мог сообразить, в какой стороне дно. Когда на мир его опустилась тьма, дракон, казалось, почувствовал страх. Он выпустил из пасти свою добычу и принялся неистово вертеть головой, чтобы сбросить тело, заслоняющее ему обзор. Но Гиляр держалась крепко, и, казалось, ничто в мире не было способно разжать ее челюсти. В конце концов, дракон решил, что зрение может и подождать, пока он глотнет воздуха, и принялся наугад протягивать голову к поверхности. Но Гиляр, напрягая все свои силы, тянула его в противоположную сторону. Шея ее изогнулась под невообразимым углом и была почти вывихнута, четыре лапы и с трудом сраставшийся хвост работали так бешено, что на поверхности воды вскипала пена.
Гиляр дышала легкими и тоже должна была всплывать за воздухом, но, созданная для воды, она могла задерживать дыхание куда дольше, чем тот, кто был создан для неба. Постепенно сопротивление стало слабеть. Огромные крылья перестали колотить по воде, а голова уже почти не пыталась подняться. Гиляр соскользнула с драконьей морды, чтобы вернуть шею в привычное положение, но челюстей не разжала и не разжимала до тех пор, пока ей не потребовался глоток воздуха. Тогда она всплыла и часто задышала, а затем снова погрузилась в реку. Дракон был там. Он лежал на дне не шевелясь, невредимый и мертвый. Гиляр следила за ним еще некоторое время, готовая в любой миг броситься в атаку, если бы ящер пошевелился, но ни малейшей дрожи не пробежало по огромному туловищу. Вода что-то негромко пела, лаская погибшего гиганта, и дракон, опустившийся на речное дно, казался уснувшим. Когда у Гиляр закончился воздух, она всплыла снова и больше не опускалась.
Один из рыбаков, тот, что до последнего сопротивлялся смерти, тоже выплыл из реки: товарищи приветствовали его громкими криками. Гиляр выбралась на берег и устало побрела к тростникам.
* * *
Гиляр Хассурват прожила еще долгую жизнь и принесла многочисленное потомство, которое и по сей день охотится в заливах южного Галайтана, но так и не узнала старости. Позвонки в сломанной части хребта срослись криво, и с тех пор хвост все меньше помогал Гиляр в воде и все больше мешал. Однажды утром она отправилась далеко в океан искать себе добычи и, когда свирепый Хинвали погнал волны на берег, не сумела выплыть и разбилась о скалы. Птицы клевали ее тело, и прочие хищники побережья растаскивали его на куски. Кости ее унесло приливом, и лежат ли они на океанском дне или похоронены под пресноводным шлейфом Хассура, имя которого она носила, никому так и не известно.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|