Поверить правде (джен)

Кабинет императора в замке Форхартунг погрузился в тишину, когда свидетели, один за другим, вышли из его дверей. Грегор, остался сидеть во главе длинного стола один, потупив взгляд.

Перед его глазами снова и снова вспыхивали картины, что случилось за последний час. Так же ясно, как и воочию, он мысленно видел сейчас Майлза в дверях Залы Совета: маленькую, искривленную, пылающую гневом фигурку. И Фордрозду, достающего из-под мантии смертоносное оружие — все его холодное самообладание разлетелось, не устояв под напором ядовитой злобы. В тот момент у Грегора словно пелена упала с глаз, и он наконец-то увидел, что из себя представляет его друг. Предатель. Убийца. Который все это время играл Грегором, точно пешкой.

С той же ясностью он увидел в эту секунду себя самого, и зрелище тоже было неприглядным.

Взгляд графа Форкосигана все так же горел свирепой гордостью, когда тот глядел вслед выходившему из кабинета сыну. Да, подумал Грегор, вот Майлз заслужил, чтобы им гордились. Майлз командовал армией в сражении. Майлз камня на камне не оставил от заговора Фордрозды за какую-то минуту. Будь Майлз пешкой, он за пять ходов уговорил бы обоих игроков заключить мирный договор, переписал правила и взял бы власть на игровой доске.

А вот из Грегора пешка получилась идеальная.

— -Подождите, — тихо окликнул он.

Граф Форкосиган приостановился уже в дверях. Он закрыл створку и повернулся лицом к Грегору. Напряжение в комнате, которое до этого стихло было, внезапно вернулось вновь, во всей своей удушающей силе.

Грегор набрал воздуху в грудь.

— Вы были правы, — выговорил он. — Фордрозда был мошенником и предателем, и мне не следовало слушать ни слова из его лжи. Я был идиотом, сэр, и я должен вам извинения за это. Простите меня.

Он знал, что Эйрел сейчас должен быть на него зол, и он в полном своем праве. Грегор так глубоко оскорбил его честь, что это нельзя было просто взять и забыть. Но что мог сделать Форкосиган перед лицом Майлза, Айвена и обоих графов, кроме как отодвинуть свою злость подальше? Что ж, пусть скажет то, что хотел, теперь, наедине. Грегор это примет.

— Не за что, — ответил Эйрел спокойно. — Все мы совершаем ошибки, сир. И никто не пострадал.

— Только благодаря чистому везению, — заметил Грегор. — Еще пятнадцать минут, и я отдал бы приказ о казни Майлза. А затем — и о вашей тоже. — Он сглотнул. — Вы с самого начала раскусили Фордрозду. Мне следовало бы к вам прислушиваться. И ни в коем случае не доверять ему.

Теперь он был способен все видеть ясно — всю ложь и инсинуации, которые таились за льстивыми похвалами. Но он так хотел слышать слова одобрения, его так раздражало, что вокруг командуют старики. Всю его жизнь ему служили люди регента. Было счастьем вдруг обнаружить человека, который верен ему самому...

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — произнес Эйрел наконец, и его голос был странно, необъяснимо мягок. — Мне в своей жизни случалось встречать подобных людей. Людей, являющих собой заразу воображения. Людей, которые заманивают тебя в ловушку лживыми словами и ложными обещаниями, а тем временем пожирают твою душу и честь. — Он сделал короткую паузу, словно его взгляд на мгновение затмила старая тень. — Если это тебя утешит, ты повел себя куда лучше, чем я в твои годы. Людям, которые меня тогда окружали, не повезло выйти из этой переделки целыми и невредимыми.

Грегор настолько изумился этим словам, что вынырнул из переживаний за собственную ничтожность. Та давняя история пересказывалась ему на ухо в разных вариантах — и Фордроздой, и не только им — причем версии были одна хуже другой…

— Что бы он тебе ни рассказывал, правда была еще гаже, — мрачно пояснил Эйрел. — В сравнении с Джесом Форратьером Фордрозда показался бы жалким дилетантом. Тот был садистом и манипулятором одновременно. Ничего не доставляло ему больше удовольствия, чем власть над другими и возможность причинять таким образом боль. И он был моим другом, или я так считал. Он имел… имел на меня огромное влияние. Когда я узнал о любовных связях мой жены, именно Джес подговорил меня вызвать ее любовников на дуэль. а я его послушался.

— Вы!.. — Грегор задохнулся. — Но... Фордрозда говорил...

— Что они убили друг друга? Нет, это я их убил. Сперва одного, затем другого. Первый дрался с охотой; второй стал передо мной на колени и умолял о пощаде. А я хладнокровно его зарезал. Нет, ее я не убивал, — добавил он, верно истолковав ужас на лице Грегора. — Но это не уменьшает моей вины за случившееся. А два последующих года я спал с Джесом.

Он отвернулся от потрясенного Грегора.

— Джес хотел сделать из меня свое подобие, а я ему это позволял. Представь себе любую, самую омерзительную, самую пагубную для души вещь; так вот, если он хотел ее от меня, я это делал. Я доверял ему. Я дал ему... все. А когда я из этого порочного круга вырвался, было слишком поздно. Я уже запятнал мою честь и семейное имя и ничем не мог этого исправить.

У Грегор мозг словно выключился. Такое просто невозможно было себе представить. До того он не думал, каким Эйрел Форкосиган был в молодости, но великий Лорд Регент просто не накладывался у него на образ убийцы и извращенца. Все, о чем он сейчас мог думать, это то, что подобная история способна уничтожить Эйрела вернее, чем любое фальшивое обвинение в измене. После всего произошедшего тот просто взял сейчас и отдал свою жизнь в его руки.

Эйрел все еще стоял перед ним по стойке "вольно", глядя на ковер и не встречаясь с ним взглядом.

— Ты исправил, — выдавил Грегор, наконец. — Исправил все, Эйрел. Ты сделал достаточно.

Он не ожидал, что сказанное возымеет какое-то значение: вряд ли Эйрела сейчас волнует его мнение, если вообще когда-либо волновало. Но плечи Форкосигана медленно расправились, и напряжение, сковавшее его спину, частично ушло, словно он сбросил с себя невидимый груз.

— Извини, — вздохнул он. — Но я подумал, что тебе стоит знать: на Барраяре ты не первый со начала времен, кого сбила с пути дурная компания. И пусть ситуация кажется тебе совершенно безнадежной, ее можно пережить.

— Он был единственным, кто вел себя со мной так, словно я достоин императорского титула, — пробормотал Грегор. — Он был со мной не просто вежлив. Это было уважение — искусное подобие уважения. Никто больше не уважал меня. Нет, не извиняйся, — быстро добавил он, видя, что Эйрел готов заговорить. — Ты был прав.

— Вот за что ты ему доверял? Тебе так важно, что о тебе думают люди?

Грегор разглядывал его, сощурясь.

— Конечно, важно. Как мне может быть все равно, если мои подданные считают, что я непригоден для правления? — "Если они оборачиваются и глядят на тебя всякий раз, когда я отдаю приказ?" Он не произнес этого вслух. Уже много месяцев у них не было такой долгой и цивилизованной беседы, и Грегор не собирался превращать ее в очередную перепалку.

— Может, — возразил Эйрел, глядя прямо ему в глаза. — После Джеса мне понадобились годы, чтобы понять: есть вещи действительно более важные, чем чужое мнение о тебе. Если даже все до единого барраярцы станут считать, что ты не достоин трона — кстати, что в данном случае не соответствует истине — это ни на секунду не изменит того факта, что они присягали тебе, вкладывали свои ладони в твои, их жизни принадлежат тебе и ты их император. — Он подошел вплотную, и его голос упал до шепота: — Вся лесть в мире не способна изменить ни единого слова правды, сир. То, что знает про тебя весь прочий мир — это репутация. А правда, которую ты знаешь о себе сам — это твоя честь. И ты — единственный, кто способен провести между ними различие.

Грегор уставился на него. «Моя честь. А что я с нею сотворил?»

Он клялся этой самой честью хранить мир в Империи — и сам привел Империю на грань катастрофы. Он давал обет хранить правду и справедливость — и позволил собою вертеть льстецам и подхалимам. Но самая первая его клятва — он обещал стоящему перед ним человеку вознаградить его защитой за службу и правосудием за верность. Пусть он предал любое доверие, любую клятву, но оставалась еще эта, самая первая! Он заставил Эйрела выбирать, сломать ли ему свою честь или свою душу, и Грегор не знал, что уничтожило бы того вернее.

Грегор положил ладони на полированную столешницу и уперся в них лбом, перестав притворяться, что держит императорскую осанку. Молчал он долго.

— Моя честь, — произнес он наконец, когда решил, что способен говорить, — это, возможно, единственная штука в Форбарр-Султане, которая истрепана еще сильней, чем моя репутация.

Краем уха он услышал шаги Эйрела. Вот тот обошел стол, и его рука осторожно легла на тяжелый золотой эполет у Грегора на плече. Грегор не отстранился.

— Это больно, — произнес Форкосиган. — Я это знаю, мальчик. Я там был. Ты наделал ошибок. Тебя предал тот, кому ты доверял, тот, кто был тебе не безразличен. Но это не конец света.

Тебя тоже предали, подумал Грегор.

— Как ты смог жить дальше? Когда ты потерял свою честь — как ты жил дальше?

— Я не жил в полном смысле слова, — признался Эйрел. — Я блуждал в пьяном тумане. Моей стратегией, если это так можно назвать, было пить, пока все не забудется. Это типично по-форски и крайне неэффективно.

— Никто не позволит не допиться до полного забвения, — напомнил ему Грегор.

— А я этого тебе и не советовал, — сухо поправил Эйрел. — Эта стратегия не работает. Я пробовал ее не раз. Твоя честь может вырасти снова, если тебе ее вернет твоя любовь — но убрать эти шрамы навсегда ты не сможешь, как не можешь изменить пошлого. Это ни под силу ни тебе, ни кому-то еще. Мы несем это бремя и идем дальше. Мы должны, сир. Мы же форы.

"Это ты фор, а мне просто посчастливилось иметь три буквы перед фамилией…"

— Но как? — прошептал Грегор себе в ладони. — Я недостаточно хорош для этой работы, и ты это знаешь, Эйрел. Я не могу и дальше притворяться тем, чем на самом деле не являюсь.

— Не можешь, — согласился Эйрел. — Но ты можешь стать лучше, чем был. Это будет нелегко, но ты можешь идти вперед. Можешь освободить Саймона, и покончить с этим судилищем, и учиться на своих ошибках. В следующий раз ты сумеешь сохранить свою честь, а твоя репутация сама о себе озаботится. Когда твои люди видят, что тебя волнует их судьба — а люди такое замечают, поверьте мне, сир — они начинают сами заботиться о тебе.

— А как насчет тебя? — тихо спросил Грегор. — После всего того, что я сказал и сделал вам с Майлзом?

Молчание. Грегор затаил дыхание. Он уже потерял свою честь и ничем не мог этого исправить, но до нынешнего мгновения он не понимал, как ему страшно потерять нечто столь же важное, то, ценности чего он не осознавал, пока не отшвырнул это прочь.

— Грегор — очень мягко заговорил Эйрел. — Все закончилось. Махинации Фордрозды больше не угрожают Барраяру. Майлз в безопасности, и ты сам — тоже, и даже этот идиот Айвен — хоть он каким-то чудом. Вот все, что для меня важно. — Он крепче сжал плечо Грегора, уверенно и твердо. — Сегодня утром я чуть было не потерял одного сына от руки изменника, — прошептал он. — Я не позволю себе потерять другого из-за собственной гордости.

Грегор поднял взгляд, едва осмеливаясь верить тому, что услышал. Однако он знал, что сказанное — правда: не страх и не лесть, а чистая правда, словно дыхание свежего воздуха после всех этих месяцев фальшивого затхлого уюта.

— Спасибо, — с трудом выговорил он, не в силах найти подходящие слова. — Я... Спасибо.

Эйрел твердо ему кивнул — знакомое движение, успокоившее Грегора вернее любых слов. Каким-то образом сейчас не было нужды в словах. Все было хорошо.

Первый раз за многие годы Грегор не чувствовал обиды на своего регента и всех старших мужчин, которые вели себя с императором, словно с младенцем, а за приказами обращались к Форкосигану. Он понимал теперь, что они были правы. Он был идиотом, если думал, что может требовать их уважения по праву рождения. Те, кто восторгался им просто так — это были люди вроде Фордрозды. Уважение надо было заслужить.

Эйрел прав. Он должен двигаться дальше. Он должен будет начать все заново, с самой стартовой черты. И он не сможет сделать это в одиночку.

— Такого больше не произойдет, — обещал Грегор.

— Да, — согласился Эйрел. — Мы этого не позволим.

Грегор отодвинул стул и встал. Он увидел, как спина Эйрела тут же напряглась, стойка чуть изменилась.

— Вы нужны мне на вашем нынешнем месте, — сказал Грегор, прямо встретив его взгляд. — А Барраяру нужен император, способный смотреть в лицо фактам. Мне нужен рядом тот единственный человек, который всегда говорит мне правду, даже если я не хочу ее слышать.

Грегор протянул руку.

— Мы можем начать с начала. Если захотите.

Пауза была долгой. Но потом огрубевшая ладонь Эйрела обхватила его собственную, и с почти незаметным намеком на усмешку тот ответил:

— Как пожелаете, сир.

На мгновение Грегор увидел уважение в его глазах, и это уважение было настоящим. Ни единое слово Фордрозды никогда не вызывало у него таких чувств, как сейчас.

Вместе они вышли к Совету Графов.