Утро (гет)

Солнце на руке заглянуло в чувство.

От скитаний в пустоте.

Павел Кашин, "Солнце на руке"

Стук в дверь.

Женский силуэт на фоне дверного проема.

— Ремус?

— Привет. Впустишь?

Она равнодушно пожимает плечами. Глаза смотрят устало.

— Как ты меня нашёл?

— За полтора года можно найти даже безобидную зверушку в Запретном лесу, не то что мага, отказавшегося от магии. Лучше скажи, как ты живешь?

— Нормально.

— Ты прекрасно знаешь, что это не ответ.

Та же грусть, та же усталость во взглядах у обоих. Но появляется что-то еще. Новое чувство вплетается в кокон их общей тишины: упрямство.

— Ну, как жила… Устроилась на работу, купила квартиру. Как все.

— Не все бегут из магического мира.

— Да, кому-то приходится возвращать сбежавших.

Хозяйка квартиры меняется мгновенно. От былого безразличия не остается ни следа. Лезвие её взгляда вспарывает покой и равнодушие. Впрочем, вскоре все возвращается на круги своя.

— Почему ты решила жить в мире магглов? Ты, лучшая ученица Хогвартса, героиня войны?

— Ты хочешь сказать: прекрасное и еще не сломанное оружие, достойно послужившее во имя великих идеалов.

Легкая провокация. Разговор похож на прощупывание почвы перед серьезным испытанием, тяжелым для обоих.

— Нальешь мне чаю?

— Конечно.

Звук наливаемой воды, звон посуды, шорох просыпанного сахара.

Краткое отступление. Маленькая, но столь нужная обоим передышка. Как перед боем. И один из них выиграет эту битву, а второй – проиграет. Если удача повернется лицом к мужчине, у них будет будущее. Если сильнее окажется девушка с усталым взглядом, они больше не встретятся. Никогда. Оба это знают. Но так же хорошо им известно и то, что компромиссов быть не может. Это война до победного конца. Тяжелая для обоих, но неизбежная, как наступающее лето за окном.

— Мы тебя искали. Джинни перерыла пол-Лондона. Невилл искал в Шотландии, Рон – в Уэльсе. Остальные помогали. Спрашивали у твоих знакомых. Все очень хотели тебя найти. Никто не понял, почему ты сбежала именно теперь.

Отсутствие реакции. Отрешенный взгляд, направленный в окно. Зажженная сигарета в тонких пальцах. Легкая усмешка на бледных губах. И одуряющий запах сирени, прорывающийся в комнату через приоткрытое окно.

— Объясни мне…

— Я не знаю, что произошло. Просто однажды я осознала, что все ради чего я жила – закончилось. Все в прошлом. Жизнь перестала подчиняться одной единственной цели – уничтожить врага. Друзей, учителей, родных не вернуть. Я выполнила свою миссию. Была прекрасным и безотказным оружием, которое теперь стало не нужно. И я ушла. Самоустранилась, так сказать.

— Чушь, ты не оружие, ты человек. Ты участвовала в войне, это так. Но ведь ты победила!

— Нет, это мной, — усмешка, – нами победили. Неужели ты не понимаешь? Ты говоришь, лучшая ученица Хогвартса, героиня войны… я исполнила все, ради чего училась. Нас учили, зная, что нам придется воевать. Детям, ни в чем не повинным детям.

Еще одна затяжка. Долгая пауза. Голос, полный горечи и боли.

— Я убивала, терпела боль, ждала и верила в победу. А потом… потом все закончилось. Разом. Том Нарволо Реддл проиграл сражение. И главная цель исчезла. Мы знали, что на войне будет тяжело, больно, страшно, мерзко, но даже не предполагали, как растерянно будем себя чувствовать вне ее. Когда станем нужны только самим себе, останемся один на один с огромным, равнодушным миром. Дети войны, мы вырастали и превращались во взрослых. Мы учились жизни, готовясь к смерти.

Тиканье часов. Размеренные слова. Голос, лишенный эмоций. Безрадостные мысли героини одной бестолковой гражданской войны.

— Мы ведь даже не знали, кому можно верить, а кому – нет. Кто предаст, а кто неожиданно спасет, рискуя собственной чрезвычайно важной жизнью. После смерти Дамблдора подготовка к войне стала напоминать бред тяжело больного. Школа превратилась в помесь дурдома и полигона. Да и сама война логичностью не отличалась. Ты говоришь: мы победили. Чушь. Оружие не побеждает. Мы лишь оружие, исправно убивающее оружие.

— Я себя волшебной палочкой не чувствую.

— Завидую, — последняя затяжка сигаретой. Окурок летит в пространство.

— Я скучал по тебе.

И снова резкий взгляд. Ясный, как весеннее небо за окном. Старая-престарая игра в гляделки. Кто отступит, кто отведет глаза первым. За кем будет пусть маленькая, но победа.

У него есть преимущество – двадцать лет разницы в возрасте. На двадцать лет больше опыта в таких противостояниях. Конечно же, он выигрывает. Опыт решает все. Здесь не важна ни сила, ни воля – ни того, ни другого почти не осталось у обоих. Лишь опыт.

И снова тишина. Не давящая, скорее успокаивающая, в чем-то даже уютная. Для этих двоих молчание уже не может быть неудобным, раздражающим, давящим. Гермиона Грейнджер и Ремус Люпин научились ценить тишину. В окопах, на поле боя, в постели

– они обрели способность понимать друг друга без слов.

Только вот сейчас что-то идет не так. И прославленная подруга главного героя войны никак не может понять, что понадобилось Ремусу в ее доме. Вроде бы она, когда уходила, отсекла все вопросы одним элементарным действием – просто исчезла. Из жизни всех, с кем была знакома. А сейчас девушка сидит и смотрит в пустоту, вспоминая об удивительной способности конкретного мага сбивать человека с мысли и затыкать одной-единственной фразой.

Струящийся шелк тишины. Синева неба. И все тот же аромат сирени, ставший еще сильнее. Вечер.

Звон моющейся посуды. Мирный переход в гостиную. Зажженные свечи. Теплый плед на ее плечах. Оборотень, смотрящийся в единственном кресле так… правильно, органично и очень по-домашнему.

— Ты сбежала только из-за посттравматического синдрома?

— Ремус, когда ты стал таким?

— Каким «таким»?

— Злым, ты будто со Снейпом переобщался.

— Может быть, когда ты полтора года назад исчезла, не оставив ни записки, ни каких бы то ни было объяснений?

Молчание. Два взгляда, направленных куда угодно, только не друг на друга.

— Тебе лучше уйти. Мы начинаем повторяться, разговор теряет смысл, — попытка сохранить мир. Вновь уйти в себя и не возвращаться.

— Никуда я не пойду. Я не для того тебя искал, чтобы взять и просто уйти, — злость. Ничем не омраченная, почти яростная. Отрицание компромиссов.

Стремление вернуть человека, умершего где-то внутри равнодушного и усталого существа, сидящего рядом.

И снова тишина. Девушка, не сдававшаяся во время самых тяжелых вылазок, сломалась. Он отводит глаза. Боль становится почти ощутимой.

Легкое пламя последней горящей свечи. Тихий, не сдерживаемый вздох разочарования. Почти не заметная улыбка на ее губах.

Все банально до отвращения. Он действительно пришел ее вернуть. Встряхнуть, образумить, поговорить… но главное – вернуть в мир, где она потеряла свое место.

Погасшая свеча. Диванная подушка под ее щекой. Его глаза, видящие в темноте. Куст сирени прямо за окном. Ночь.

И мысли. Размышления. Воспоминания. Человек устал, но волк внутри него еще полон сил.

Он помнит глаза девчонки, которую наконец-то нашел, другими. Помнит злой, яростный взгляд, так не сочетающийся с Орденом Мерлина. Такой же взгляд у нее был, когда их отряд окружили Упивающиеся. У семи человек не было шансов – темных магов было слишком много. Но они выжили. Все. Во многом благодаря той неусыпной ярости, плескающейся в глазах

Тогда, на награждении, оборотень подумал, что эту девочку, его девочку, сможет сломать лишь один человек – она сама. Просто так, от нечего делать. Вернее, от неимения достойного противника.

И вот это произошло. Она сломалась. Тогда почему он все еще здесь? Зачем? Чтобы вытащить её из этого болота? Чушь. Если она не захочет вернуться, он не сможет ее заставить. Гриффиндорка. Это почти синоним упрямства.

Ремус, сидящий на диване рядом с девушкой, гладит ее волосы.

Нежность взгляда. Тепло руки. Сонное дыхание такой странной, такой непоследовательной, такой нужной девушки.

Ремус ухмыляется. Совсем чуть-чуть.

Он окончательно понял – она не вернется. Да и зачем и к кому? К могилам друзей и бывших преподавателей? К лицемерным улыбкам выпущенного из Азкабана Люциуса? К палатам, где до сих пор лежат так и не пришедшие в себя Гарри и Луна? К

полуразрушенному Хогвартсу? Что он может ей предложить в мире магов такого, чтобы она захотела вернуться?

Не проснувшиеся до конца глаза. Записка на столе. Ее дрожащие пальцы. Робкая, счастливая, не верящая улыбка.

И такие простые, такие обыденные, такие нужные слова на клочке бумаги:

У нас совершенно нечего есть! Пошёл в магазин. Рем.

Скрип открывающейся двери. Его ласковые, чуть насмешливые глаза. Букет сирени на столе. Утро.

Силы и слова, проникая в чувство,

Нас качает в пустоте.

Павел Кашин, "Солнце на руке"