Вызов брошен (джен)

— Тудор! — к Владимиреску подошёл один из его пандуров, собранных по всей Валахии ради дела восстания, командующим которого был он сам.

— И кто же? — Тудор привстал со своего места у костра, оглядываясь.

Он и его армия крестьян-пандуров совсем недавно разбила свой лагерь близ Тырговишта. Люди устали, как и он сам. То, что он прежде считал прекрасным зачином независимости своей родной Валахии, начало разваливаться практически сразу. Те, кто обещал ему поддержку — люди Филике Этерии — отвернулись от него, преследуя свои собственные цели в угоду генерал-капитану гетеристов Александру Ипсиланти, после чего ему пришлось поступиться собственными принципами и повернуть волну восстания в совершенно другом направлении.

Увидев, кто именно въехал в лагерь для встречи с ним, Тудор, ни секунды не раздумывая, подошёл к двум всадникам, ожидавшим его.

— Тудор Владимиреску? — хмурясь, спросил один из них у предводителя восстания.

— Георгакис, неужели ты не узнал меня? — улыбнувшись, ответствовал ему Тудор.

— Признаться, не узнал! — проворчал названный Владимиреску Георгакисом и, приподнявшись на стремени, провозгласил: — Тудор Владимиреску! Ты обвиняешься в предательстве дела восстания. У Филике Этерии имеются неопровержимые доказательства твоего сотрудничества с турками, против которых ты клялся сражаться!

Пандуры, услышавшие это, недоуменно заворчали и начали переглядываться между собой, не веря своим ушам. Тудор же, пожав плечами, спросил у Олимпиоса:

— А за сколько ты, Георгакис, продался Ипсиланти? Ведь дело Валахии проиграно с таким-то предводителем гетеристов. Какой титул несуществующих земель он подарил тебе, о хранитель ключей Олимпа? Поведай мне, и я смиренно пойду с тобой на суд, хоть он будет в высшей мере несправедлив.

— Да как ты смеешь?! — рявкнул второй всадник, откидывая забрало шлема, которое все это время прикрывало его лицо.

— Что я смею, Ион Фламарис? — обратился к нему спокойно Тудор. — Ты считаешь, что я не смею называть генерал-капитана Александра Ипсиланти глупцом и лжецом? Я уже говорил Олимпиосу, и он внял мне тогда, пойми и ты — Ипсиланти делит шкуру неубитого медведя, он мнит себя господарем Дунайских княжеств. Моё мнение осталось прежним — это в корне расходится с планами того, кого я до сих пор считаю истинным предводителем Филике Этерии. И я этого не допущу. Пусть все услышат! Да, я использовал османское золото, чтобы закупить вооружение. Но в чем я совершил предательство дела Гетерии, позвольте узнать? В том, что сразу не поверил в Ипсиланти? В том, что использовал золото турков против них самих? Или Ипсиланти считает, что я поверну армию против него? Так и будет, признаюсь честно! За Галиц Александру придётся ответить!

— Мы выслушали тебя. И хоть твои речи правильны, но тебе придётся проехать с нами в ставку Ипсиланти. И я обещаю тебе, суд будет справедливым. Я лично прослежу за этим! — ответил на горячую речь бывшего сослуживца, прокашлявшись, Георгакис.

— Как я уже сказал — я пойду с вами. И тебе я верю, друг мой, — склонил голову Тудор.

Он вскочил на приготовленного ему коня, и вскоре они с гетеристами растаяли в клубах пыли на горизонте.