Смерть Красной королевы (джен)

Она всегда была недостаточно хороша: для матери, для отца, для короны. Даже старшая сестра из нее не вышла. Слишком своенравна, требовательна и высокомерна. И в любом споре последнее слово оставалось за Мираной. Ей верили, а Ирацибета оставалась виновата в ее шалостях, ведь Мирана говорит правду, а Ирацибета клевещет на сестру. И так всегда.

Больно.

Она вздыхает и обводит взглядом то, что Мирана разрешила называть ей своим королевством. Все красное, как она любит, но затхлое, бесформенное, опостылевшее. Каждый дюйм кричит о милости сестры, а на самом деле — заточении. Белая — истинная, ха! — королева наконец одержала верх над Красной — вздорной девицей и недолюбленной дочерью. А кто в этом виноват? Кто?! Мирана не признает, что это она создала монстра, одержимого местью. А все потому, что кроме одиночества и ненависти в сердце у Ирацибеты ничего не остается. Придворные подлизываются, народ трепещет: они боятся. Не любят, не уважают, не ловят каждое слово. Им просто-напросто страшно, что любой может стать игрушкой королевы, если ей вдруг вздумается.

— Страх ведь лучше любви? — спрашивала она, обнимая своего верного, как ей тогда казалось, Валета.

— Конечно, ваше величество, — едва не кривясь от отвращения, — а она-то верила, что от нежности, — соглашался он.

Сейчас Ирацибета смотрит широко открытыми глазами и злится на собственную близорукость. Как она могла даже подумать, что добилась, чего хотела? Как могла допустить мысль, что ее впрямь принимают такой, какая есть? И ведь если бы не Ам — эта чертова притворщица Алиса! — она бы и жила в неведении. Секла бы головы направо и налево и путала страх с благоговением. Даже Брандошмыг ее предает, ведется на слащавую и совершенно точно наигранную ласку. Глупое животное! И любимый Бармаглотик не смог одолеть лопочущую что-то о чудесах Алису.

— В Стране чудес все возможно, — пожимает плечами она на суде.

— Жаль, что ты так этого и не поняла, сестрица, — будто извиняется Мирана.

Ирацибету все предают. И каждое разочарование бьет только больнее. Она никому не нужна. Никто не любит. Никто не хочет заботиться. Она будто рождена, чтобы умереть в одиночестве. И виновата только Мирана. Все всегда начинается с нее и заканчивается ей же.

Даже Валет — тот, что клялся в вечной любви и верности, — всего лишь притворялся. Прислуживался, чтобы быть в фаворе у власть имущей королевы. Стоило лишь потерять привилегии, и он принялся пресмыкаться перед Мираной. Жалкий, гадкий, отвратительный. Недаром Ирацибета с детства больше тянется к девочкам. С ними тепло и спокойно, несмотря на то, что она всегда была требовательна и стремилась править. Поэтому она и так хотела быть ближе к Миране, но та старательно отворачивалась. Подчеркивала, что она нормальная. И правда — кто, если не она!

Ирацибета кривится и покрепче обнимает подушку. У нее даже нет слуг, она совершенно абсолютно одна с дырой вместо сердца. Некого попросить заварить чай, не с кем перекинуться даже парой слов, пусть и в привычной повелительной манере, никто не узнает, что она умерла, если только случайно не забредет в заросшее мхом подобие дворца. Она доживает свою жизнь в совсем не гордом одиночестве, поставив на кон все и проиграв. Ирацибета не выигрывает. Ни разу за свое жалкое существование: даже мать больше любила Мирану, отец счел ее недостойной короны, Мирана отказывала в простых девичьих играх. Ирацибета старше, но не монарше. Ей указали на ее место весьма недвусмысленно. Изгнали без права возвращения. Бросили с предавшим Валетом, которого Ирацибета убила при первой возможности. Остатки самоуважения не позволили ждать, когда он нападет из-за угла, лишь бы приползти на коленях к Миране и просить снисхождения после избавления Страны чудес от потенциальной захватчицы власти.

Ей нечего терять, потому что нет никого, кому бы было до нее дело. А ведь было достаточно всего нескольких слов, чтобы возродить в ней веру в лучшее. Каких-то несчастных несколько слов, сказанных искренне и проникновенно. Так, как умеет только Мирана. Но она промолчала. Жалостливо посмотрела и отправила в бессрочную ссылку. Надела ее корону, взмахнула руками и проводила долгим сожалеющим взглядом. А ведь Ирацибете только и нужно было если не услышать раскаяние, то хотя бы увидеть тень любви, которой раньше светились глаза Мираны. Всего-то признание или взгляд. Вместо этого она чахнет узницей собственных мыслей, непролитых слез, невысказанных заверений и нерастраченных эмоций.

Ирацибета чувствует, что умирает: волосы седеют и выпадают, глаза вваливаются, руки трясутся. Она не знает, сколько прошло дней или лет. Даже не пытается считать. Время забирает свое, оставляя только беспомощность и дряхлость. Ей кажется, что именно так, сидя на этом самом диване, обнимая эту самую подушку, холя и лелея жалость к себе, она и скончается. Просто закроет глаза — моргнет — и больше не откроет. Красной королевы не станет. Бесславно, тихо и горько. А когда-нибудь после, спустя год или двадцать лет, найдут ее истлевшие со временем кости. Ей не за что бороться, не за кого умереть. Она бы и хотела за Мирану, но той это не нужно, а Ирацибета не навязывается. Никогда. Она берет власть, но не может заставить чувствовать. Валет преподал ей самый тяжелый урок. Поэтому она опускает руки, когда Мирана не отвечает ни на одно из ста двадцати семи писем. Возможно, они и не доходят до нее. Возможно, дворец не там, где прежде. Возможно, она вправду не хочет больше иметь с ней ничего общего. Неважно, какая именно из вероятностей реальна. Пока она не знает наверняка, может верить в ту, что больше нравится, в которой больше пустой надежды.

Она откидывает на спинку и безразлично смотрит на заходящее солнце. Интересно, что сейчас делает Мирана? Пьет чай с полоумной братией, подписывает королевский указ или, может, так же, как Ирацибета, рассматривает отбрасываемые на все поверхности в комнате разноцветные блики. Ирацибета признает, что мучает себя мыслями о ней, но что еще делать? Так хотя бы создается иллюзия сопричастности, подобие привязанности.

Папа говорил: «Даже злодеи должны умирать красиво». Ирацибета верила, что она уйдет из жизни ярко и с фанфарами. А как иначе? У нее громкий голос, она злодейка. Она не позволит сжить себя со свету тихо и покорно. Жизнь расставляет все по своим местам. Невероятное становится возможным, немыслимое — единственно верным.

Иногда она развлекается тем, что представляет, как могла бы умереть, если бы Мирана осмелилась ее казнить, а не выпнуть из королевства, как паршивую собачонку. Хотя нет, их она как раз любит и гладит, глупо сюсюкая. Ирацибета гулко сглатывает и отмахивает от ненужных, унизительных мыслей. Она не будет жалеть о принятых решениях и совершенных поступках. Каждый заслуживает того, как с ним обращаются. Так учил отец, так правила она. Значит, и в своем изгнании она виновата сама, иначе это не имеет смысла.

Ирацибета прикрывает глаза и представляет, как палач заносит топор, а она истошно кричит: «Головы с плеч!» Мирана вздрагивает, а Ирацибета гадко ухмыляется, говоря взглядом: «Это все из-за тебя, сестрица. Во всем виновата только ты». Ее вопль еще отдается эхом от мостовой, а голова уже отделяется от тела, ее непременно подхватывает Чешир и плывет с ней по воздуху. Провозглашает, что Красная королева мертва, и возгласы народа: «Долой кровавую ведьму» — затихают, как по щелчку пальцев. Страна чудес получает свою королеву и скандирует имя Мираны. А Ирацибета… умирает достойно. Ярко и шумно. Под стать своему правлению.

Она улыбается.

— Ты прав, папа. Даже злодей должен умирать красиво, но, видимо, я и этого не заслуживаю, — шепчет она, засыпая.

Она уже не узнает, что Мирана приедет повидаться с ней. Попросить прощения за сделанные ошибки и отменить ссылку. Не увидит, как она будет цепляться за холодные руки и вытирать текущие по щекам слезы. Не услышит, как сильно она ее любит и сожалеет о собственной слабости. И не сможет наверстать упущенное.

Ирацибеты не стало на закате. Солнечные лучи придают бледной коже золотистый оттенок, а тень скрывает нити морщин и непропорционально большую голову. Она кажется умиротворенной и почти счастливой. Кажется, что она просто спит, с той лишь разницей, что уже никогда не проснется. Это не та смерть, которую воображает Красная королева, но и она по-своему красива.