Дом (джен)

— Клауд...

От осуждения в голосе друга свело напряжением плечи, но Клауд только плотнее сжал губы, не поднимая головы и продолжая смотреть перед собой. Вокруг расстилался зелено-желтый ковер цветов, пахнущих одновременно сладко и горьковато-свежо. Цветочные головы волнами колыхались под порывами свежего ветра, и Клауду сейчас даже в их покачивании виделось осуждение. До звона прозрачный, кристально чистый воздух кружил голову и, наверно, даже пьянил. Клауд либо не помнил, либо так и не успел узнать до миссии в родной город, что такое опьянение, но ему казалось — именно таким оно и должно быть: светлым и легким, дарящим чувство свободы и ощущение покоя в душе. А смотреть на стоящего перед ним Зака Клауду не хотелось. Не сейчас, когда от ворочающейся в груди вины он не знал, куда себя деть. И не знал, как объяснить другу, что иначе не может.

Над ним тяжело вздохнули, а через секунду перед глазами Клауда появилась затянутая в потертую кожаную перчатку раскрытая ладонь. И Клауда тут же затопило изнутри облегчением, он медленно моргнул и, чуть расслабившись, опустил плечи. Но так просто Зак сдаваться не собирался, над Клаудом снова раздался его осуждающий голос:

— Семнадцатый раз? Серьезно?

Кладу упрямо мотнул головой, то ли отказываясь от предложенной руки, то ли прося не начинать неприятный разговор — он сам не знал. Длинно выдохнув, он поднялся на ноги и, помедлив, все же нашел в себе силы посмотреть Заку в лицо. На губах друга играла привычная, обманчиво беззаботная, теплая улыбка, но в его глазах светились печаль и понимание. И они из Клауда будто выпустили воздух, он шагнул вперед, качнулся, и уткнулся лбом в плечо Зака.

— Клауд... — устало повторил тот и жесткие, привыкшие к мечу пальцы друга снизу вверх прошлись у Клауда по спине и почти ласково зарылись в волосы на затылке, захватили их в горсть и несильно потянули, — так нельзя, ты ведь это понимаешь?

«Я не могу умереть, и ты знаешь об этом, Зак. Гайя не отпустит меня», — мог напомнить ему Клауд и добавить: «Мне плохо без тебя и Аэрис, и мне вас не хватает», — или даже признать: «Все, кого я люблю — здесь, в Лайфстриме», — но он молчал, только вжимался лбом в плечо друга и дышал его запахом.

Клауд улыбнулся, когда его плеч коснулись нежные девичьи руки, скользнули вниз, к предплечьям, а через миг к спине прижалась, делясь теплом, Аэрис.

И Клауд, выдохнув, наконец расслабился и закрыл глаза. Теперь все было хорошо. Теперь он дома. С людьми, которых любит. Жаль только — здесь он ненадолго... он нежеланный гость.

Клауд впитывал в себя эти минуты покоя и тепло от тел друзей, чтобы потом, оказавшись снова на Гайе, тратить их по капле на давно ставшей обязанностью жизнь, пока не истратит все и, не выдержав засевших внутри тоски и холода одиночества, не вернется обратно — за новой порцией тепла.

Ощутив на себе знакомый взгляд, заставивший напрячься и приподнявший волоски на затылке, Клауд чуть повернул голову, как раз настолько, чтобы из-под прядей волос увидеть за плечом Зака сидящую невдалеке фигуру. На шаг или два ближе, чем в прошлый раз.

Сефирот, как в первое и каждое свое последующее появление на этой поляне, был без плаща и Масамунэ. А его собранные в свободный небрежный хвост серебряные пряди волос перехватывала сестра-близняшка ленты Аэрис, тонкая полоска от которой и сейчас была повязана на плече Клауда.

Именно из-за этой ленты, сразу бросившейся в глаза, растерянный Клауд и не кинулся с мечом на Сефирота, когда тот впервые появился на краю поляны, за пределами которой клубился густой непроглядный туман. Клауд и не сомневался, что ленту повязала Сефироту Аэрис. А тот позволил. И это многое меняло.

Клауд смотрел на сидящего невдалеке бывшего генерала, бывшего кумира и, наверно, уже бывшего врага, обнимающего поднятые колени, и думал о том, сколько еще раз ему надо будет прийти в Лайфстрим, прежде чем Сефирот окажется достаточно близко, чтобы решить заговорить. И что он скажет...

Все же поймав взгляд Клауда, Сефирот медленно, с достоинством кивнул ему. Приветливо. И, помедлив пару секунд, чуть приподнял в улыбке уголки губ, одновременно заправляя за ухо прядь волос.

Клауд не собирался делать вид, будто не заметил приветствия от старого врага — каким бы странным оно для него ни было. Повернув голову так, чтобы ответить Сефироту прямым взглядом, он тоже кивнул, проехавшись виском по плечу Зака.

Тот обернулся, весело, многозначительно хмыкнул — хорошо, хоть никакой гадости не сказал! — и энергично растрепал волосы Клауда, наводя на его голове еще больший, чем обычно, беспорядок. В отместку Клауд ткнул другу между ребер кулаком, но услышал в ответ только довольный смех.

Идиллию нарушила Аэрис — ее тонкие пальцы сжались сильнее на плечах Клауда, и у него заныло сердце. Это каждый раз происходило так быстро... Слишком быстро...

— Пора, — печально произнесла Аэрис и Клауд в тот же миг провалился в стремительно густеющий вязкий белый туман, только и успев зацепить взглядом поднявшегося и уходящего к краю поляны Сефирота, на волосах которого, в такт каждому шагу, мягко покачивалась повязанная Аэрис лента.

* * *

Выныривая из вязкого белого ничто, сначала Клауд услышал знакомый плеск воды, хотя его разум и не сразу вспомнил, что это за звук. Следом медленно вернулось ощущение собственного тела, покачивающегося на водной глади озера Аэрис, и теплого лучика солнца, щекочущего веки и нос. Мокрая одежда облепляла возрожденное тело, а набравшие воду тяжелые ботинки тянули ноги вниз. Первый вдох всегда был хриплым и немного болезненным, и сделав его, Клауд чуть поморщился.

Где бы он ни встречал свою смерть, случайную или намеренную, Гайя всегда возвращала его к жизни в одном и том же месте — в разрушенной церкви Аэрис.

Сейчас Клауду, как и каждый раз после возвращения, было светло и спокойно, а жизнь больше не казалась тяжелой повинностью. Он больше не был один: крепкая невидимая нить протянулась сейчас между Клаудом и теми, кто остался на заросшей цветами поляне в межмирье.

Вяло шевельнув пальцами, Клауд вздохнул, улыбнулся и открыл глаза.