Ненавижу войну (джен)

Я смотрел на орка, орк смотрел на меня. Неуютно было обоим — мне из-за того, что я находился рядом с зеленокожим великаном, который даже раненый и в бинтах мог бы меня прикончить, не напрягаясь. Ему из-за того, что какой-то мелкий человечишка возился с ним и менял повязки.

— Ты бояться, — утвердительно сказал он. — Не быть на война. Слабый.

— Я всего лишь ученик лекаря, — тихо отозвался я.

Может, если он со мной разговаривает, все будет не так уж плохо? Это вроде добрый знак.

Мы находились на побережье в орочьих землях. Лазарет почти рядом с войной. Иногда над головами пролетали виверны, я пугался и вздрагивал каждый раз. Потом перестал — слишком много раненых, мне некогда было испытывать страх.

— Будешь лечить орков, — брезгливо сказал учитель. — Они таких, как ты, не трогают.

«Таких» — это слабых, щуплых мальчишек, которые боятся к ним подойти.

— Не уметь перевязывать, — проворчал орк, выхватывая у меня бинт из рук.

Я решил убраться подальше. Не тут-то было.

— Завязать, — повелительно рыкнул орк, поворачиваясь ко мне боком.

Пришлось заканчивать перевязку. Бинты он намотал криво, но как уж получилось. Я заметил у него на плече странную татуировку, пока затягивал бинты.

— Нравится… — хмыкнул орк, заметив, куда я смотрю. — Тюрьма.

— Тюрьма? — я сперва подумал, что он неправильно подобрал слово.

— Всех хватать. Кто ненавидеть Гаррош, — он скривил губы так, что клыкастая ухмылка заставила меня опереться о лежанку, колени внезапно стали ватными от страха. — Всех в тюрьма. Как люди. Нет еда. Нет вода. Говорить — вождь милостив. Вождь не забрать ваша жизнь, собаки.

— А за что ваш вождь приказывал вас арестовывать? — я уверился, что орк точно путает слова.

— Гаррош не вождь, — зарычал орк.

— Прости, — я поспешил исправиться. — Гаррош.

— Человек. Не понять. Орки жить клан. Слушать вождь. Всегда слушать вождь. Вождь должен быть мудр. Вождь должен быть справедлив.

Это было несколько неожиданно. Вообще-то, я понятия не имел, что там такое случилось, почему вдруг мы объединились. Вообще-то, я считал, что все дело в той заразе, которая проникла из Пандарии, окутав разум орочьего вождя… Или как-то так.

— Всех хватать. Много умереть в тюрьма. Много умереть здесь. Брат сгореть живым. Я лежать недалеко. Не сгореть. Огромный танк сжигать много.

Я вздрогнул, вспомнив то, о чем говорил орк — пока таскал раненых, видел эту махину.

— Назгрим быть верен Гаррош, — с грустью поведал мне орк. — Славный воин. Могучий. Полководец.

Я кивнул, не зная, как отреагировать. На соседней лежанке заворочался еще один раненый, тролль, застонал, забормотал что-то. Орк подошел к нему и без церемоний дал в лоб кулаком, заставив обмякнуть.

— Что ты делаешь? — я вскинулся.

— Человек не справиться. Слабый. Я знать его. Он воин. Человек спать. Я следить за братьями.

Я внезапно почувствовал, что и впрямь устал. Ученик лекаря, которого бросили лечить остатки одного из орочьих отрядов… Я устал. Я замерз. Меня не готовили к такому.

— Человек спать, — повторил орк, похлопав по лежанке.

Я улегся, прикрывая глаза. Пожалуйста, пусть это все закончится, пусть это все поскорее закончится. Я хочу домой.

— Назгрим должен умереть. Гаррош должен умереть. Орки должны быть свободны. Тролли должны быть свободны. Наш дом должен быть наш, — рокотал где-то в вышине голос орка.

Я целиком и полностью был с ним согласен. У всех должен быть свой дом. Когда-нибудь, мы все вернемся домой, обязательно. Пока надо подремать, завтра снова на штурм, значит, новые раненые.

Ненавижу войну.