Бумажные розы (гет)

Кристофер не замечал многого, связанного с Милли. Главным образом потому, что если его не заставить, он не замечал почти ничего. Он был, в конце концов, рассеянным человеком.

Кристофер не замечал, что Милли всегда пишет ему на красивой, надушенной лавандой бумаге, в то время как все остальные получали в лучшем случае пеструю открытку.

Он не замечал, что она всегда покупает ему на Рождество его любимые сладости. Или совершенно новую биту для крикета, которую она выбрала на его четырнадцатилетие и которая, вероятно, обошлась ей в несколько недель карманных денег.

И все-таки Кристофер замечал многое, связанное с Милли. Как, например, раздраженный взгляд, который она бросала на него, когда считала, что он слишком высокомерно себя ведет. Или как она неодобрительно фыркала, когда он тратил скопленные за недели карманные деньги на новый экстравагантный шлафрок.

— Честное слово, Кристофер, кого ты пытаешься впечатлить? Будто, если ты прошествуешь на ужин в этих вещах, кто-то обратит внимание на изысканный шелк, — сказала она однажды летним вечером, когда Милли было шестнадцать, а ему девятнадцать, и они играли в карты, если он правильно помнит.

— Ну, ты явно замечаешь, — возразил он.

Милли закатила глаза и мягко ответила:

— Я видела тебя в жалких, разваливающихся, слишком маленьких пижамах, так что меня впечатлять поздно.

— Возможно, мне нравится впечатлять самого себя, — заявил он, пытаясь пригладить надоедливый смоляной локон.

— Снэп, — просто объявила Милли, хлопнув ладонью по картам.

— Ты жульничаешь? — нарочно спросил Кристофер.

Милли сделала оскорбленное лицо и заявила, словно повторяя нечто выученное в школе:

— Настоящие леди не жульничают в карточной игре.

— Быть живой богиней не то же самое, что быть леди, — ровным тоном возразил он.

Она собрала карты и игриво улыбнулась:

— Откуда тебе знать, Кристофер? Ты никогда не был ни тем, ни другим.

— Из того, что я не был кем-то, не значит, что я не знаю, каково это. Я никогда не был птицей, но знаю, что они летают, — заспорил Кристофер.

Милли рассмеялась, точно нашла его высказывание невероятно забавным.

— Но ты не знаешь, какие решения может принимать птица, выбирает ли она быть охотником или добычей. То же самое со мной — ты не знаешь, выберу ли я быть богиней или леди. Так же как и я не знаю, выберешь ли ты быть Крестоманси или игроком в крикет.

— Милли, дорогая, мы оба знаем, что у меня в этом вопросе нет выбора.

— Есть, Кристофер. Кто сказал, что кудесник не может играть в игры? Сейчас ты играешь, — сочувственно произнесла она.

Прищур глаз Милли вызывал у Кристофера желание улыбнуться, даже если он был в плохом настроении. Глаза Милли всегда были добрыми, даже если она этого не хотела.

— Это другое, — неохотно произнес он.

Она отбросила карты, сжав его ладонь и настойчиво сказала:

— Нет, не другое.

Хотел бы он верить ей.

— Думаю, мы оба немного слишком взрослые, чтобы верить, будто можем сбежать на какой-нибудь остров, Милли.

Она пронзила его взглядом, отдернув руку, словно ее отчитали.

— Тебе вечно надо напоминать мне об этом, да? — усмехнулась она.

— Бегство от проблем может и сработает в твоем случае, Милли, но я смирился со своей судьбой.

Губы Милли сжались в сердитую линию, и она тихо произнесла:

— Я не всегда сбегаю от проблем.

Но Кристофер знал, что она лжет: это была одна из многих вещей, касающихся Милли, которые он замечал. Он спокойно приподнял бровь, и она гневно взмахнула рукой, заставив его рубашку взорваться облаком тончайшей белой пыли.

— Эй! Милли, она была совсем новая! — возмутился он.

Но она исчезла в яростной вспышке также внезапно, как пришла.

* * *

— Реальность не твои сентиментальные книжки. Меня скоро прикуют к рабочему столу, и я закончу жизнь одиноким и несчастным, — вздохнул Кристофер, давя на жалость.

Это происходило спустя неделю, в другую ночь за игрой в карты.

— О, это полная и совершеннейшая чушь: на свете полно девушек, которые отдали бы свои магические способности за возможность выйти замуж за красавца будущего Крестоманси! Слышал бы ты, как мои подруги говорят о тебе в школе, — вздохнула Милли, закатив глаза.

— Но твоих подруг здесь нет, Милли, дорогая, — заметил он, когда она снова его обыграла.

— Будут — через две недели на моем дне рождения, — улыбнулась Милли.

— У тебя нет дня рождения.

— Я подумала, что пора уже им обзавестись. Мисс Розали говорит, традиционно в семнадцать лет молодые леди выходят в свет. У всех моих подруг выход уже состоялся, — ответила Милли с легкой самодовольной улыбкой.

Кристофер смутно замечал возросшую активность и уборку в замке, но решил, что это для какого-нибудь торжественного вечера. Ему не приходило в голову, что это для Милли.

— С каких пор ты следуешь традициям?

— Из того, что я не всегда следую традициям вашего мира, не следует, что я полный анархист. Я чтила обычаи моего народа до того, как сбежала, и решила, что, возможно, хорошо будет принять некоторые здешние, — холодно ответила Милли.

— Да, некоторые обычаи, которые подразумевают наряды и подарки.

У нее вытянулось лицо.

— Никто не любит цинизм, Кристофер, дорогой. Если ты хочешь впечатлить моих хорошеньких подруг, советую тебе бросить эту позу.

Он наклонился к ней, щекоча дыханием ее шею.

— И с какой стати я должен хотеть их впечатлить?

Она отстранилась. Она всегда отстранялась, когда он шутливо наклонялся к ней слишком близко.

— С той, что они могут пожелать выйти за тебя замуж, и тогда ты не будешь одиноким и прикованным к рабочему столу, как ты только что мило заметил, — улыбнулась она.

* * *

Первая группа подруг прибыла в течение двух суток. Кристофер думал, что они приедут прямо на вечеринку и потом сразу же уедут, однако вскоре понял, что ошибался.

— Черт возьми, — протянул Конрад, открыто пялясь на молодых леди, которые только что вышли из кареты.

— О, повзрослей уже, приятель, — вздохнул Кристофер — хотя он оценил увиденное, он давно прошел стадию, когда не мог контролировать себя.

— Я не должен бы находить их такими привлекательными. Я имею в виду, они покрыты с головы до ног, а в моем мире частенько видишь девушек в гораздо меньшем количестве одежды. И все же… — начал Конрад.

— Сильные чары привлекательности в духах или вплетенные в ткань, привезенную из Седьмых миров — вот и все, Грант, — с видом эксперта объяснил Кристофер.

— О, уверен, так и есть.

Одна из них проплыла мимо в облаке синего шелка и пахнущих лавандой духов.

— Полагаю, Милли тоже использует такую магию? — добавил Конрад.

— О чем ты? — раздраженно спросил Кристофер, не отрывая глаз от талии леди, которая только что прошла мимо них.

— Ну, выглядит она очаровательно, — дипломатично заявил Конрад, когда леди повернула голову.

У Кристофера перехватило дыхание. Это была Милли, и в то же время совсем не Милли. Мисс Розали до сих пор одевала ее, как маленькую девочку — будь то школьная форма или мешковатые белоснежные платья, которые скрывали все.

Но теперь Милли стала юной леди — леди, готовой к выходу. И мисс Розали очевидно произвела некоторые улучшения в ее гардеробе. Она была одета в голубое платье с турнюром, намекающим на некоторые области, о наличии которых у Милли Кристофер даже не подозревал.

— О да, прекрасно, — ответил он, пытаясь говорить небрежно.

Они оба повернули головы в одну сторону, и Милли снисходительно улыбнулась им.

— Кристофер, Конрад, познакомьтесь с моими подругами, — указала она на юных леди.

Ни одна из них не казалась сильно заинтересованной в Кристофере. На самом деле, они много хихикали, как обычно делают глупые девушки. Он скользнул по ним пренебрежительным взглядом и повернулся к Милли, но она сурово посмотрела на него, прежде чем с улыбкой склонить голову, указывая на подругу, которая не хихикала.

— Это моя дорогая соседка по комнате — Эми.

Эми улыбнулась ему. Она была очень хорошенькой — с черными блестящими локонами и светло-серыми глазами. Она протянула маленькую руку в перчатке, на которой блестел золотой браслет.

— Терпеть не могу серебро.

Она нервно улыбнулась, и Кристофер, возможно, немножко влюбился.

* * *

Милли замечала многое, связанное с Кристофером. В частности — то, что он любил окружать себя красивыми вещами. Из окна своей спальни она видела две фигуры, гуляющие в сумерках по газону: одна — в серо-голубом, другая — в шикарном темно-алом. Ее руки задержались на занавесках, и она позволила себе небольшую довольную улыбку: Кристоферу понравится Эми.

Эми, хотя не владела волшебством, была умна, мила, красива и умела одеваться. Именно такая девушка нужна Кристоферу.

Милли повернулась к платью для ужина, которое оставили на ее кровати. Она все еще не привыкла к нарядам с нижними юбками, болезненным бельем и тяжелыми рукавами. Так же, как не привыкла к своей комнате. Милли проводила в ней три месяца в году, и ей никогда не хватало времени, чтобы по-настоящему обжить ее.

Мебель выбирал кто-то другой — вместе с постельными принадлежностями и одеждой. Единственное, что действительно ей принадлежало — пыльный золотой браслет, спрятанный под матрасом, да Праудфут, спавшая на окне, выпустив маленькие коготки.

— Все эти девушки правда останутся здесь до твоего дня рождения, Милли, дорогая? — спросил чей-то голос.

Милли подняла взгляд, обнаружив Элизабет, медленно появляющуюся прямо перед ней.

— Не делай так, — попросила Милли.

— Мне надо практиковаться в магии, которая не включает в себя музыку, — возразила Элизабет, склонив хорошенькую белокурую головку.

Она была на пять лет старше Милли и относилась к ней как к младшей сестре с момента своего появления в замке. Милли не была уверена, что ее радует такое отношение, но была слишком добра, чтобы протестовать.

— Как давно ты тут гуляешь под чарами невидимости, Лиззи, дорогая? — спросила Милли, садясь на кровать.

— Достаточно, чтобы видеть, как ты передала Кристофера этой девице в красном атласе, — ответила Элизабет, садясь рядом.

— Эта девица является моей дорогой школьной подругой, и я считаю, что Эми и Кристофер представляют собой красивую пару, — твердо заявила Милли.

Элизабет нахмурилась и доброжелательно заметила:

— Милли, дорогая, я знаю, ты из другого мира, но тебе должны были объяснить, что происходит, когда молодой человек ухаживает за девушкой, ведь так?

— Конечно, мне это объясняли, Лиззи: они приходят к согласию, женятся и производят на свет красивых детей.

— Когда молодой человек ухаживает за девушкой, для него становится неподобающим поддерживать близкую дружбу с молодыми леди, — начала Элизабет.

Милли нахмурилась:

— Правда? Уж конечно, никто не помешает Кристоферу быть моим другом.

Элизабет покачала головой:

— О, нет, это не изменится. Но больше не будет карточных игр всю ночь напролет в спальне одного или другого. Или внезапных экскурсий в Пятые миры.

— Это случилось только один раз, и мы вернулись к тому времени, как Габриэль вернулся из Шестых миров, — запротестовала Милли.

— Пусть так. Но если Кристофер придет к взаимопониманию с твоей подругой Эми, все изменится.

— Я прекрасно осознаю ситуацию, Элизабет. Честное слово, ты ведешь себя так, словно у меня разбито сердце из-за того, что Кристофер уходит из моей жизни! Он просто глупый мальчишка, — засмеялась Милли.

Но Элизабет уставилась на нее с сомнением:

— Твоя подруга Эми очень красивая.

— Конечно, она красивая, поэтому она и нравится Кристоферу, — улыбнулась Милли.

* * *

Милли всегда гордилась тем, что она добрый человек, поэтому она не расстроилась, когда Кристофер сел между Эми и Бет, хотя он всегда за ужином сидел подле нее. Также она не расстроилась, когда вечером Эми развлекала всех, играя на арфе. Или из-за того, как Кристофер похвалил наброски другой ее подруги Люсинды. И она не расстроилась, когда Кристофер, Эми и Бет бросили ее ради экскурсии по библиотеке.

В конце концов, Милли сама уверяла, что устала и ей надо пораньше лечь спать. Однако она была немного удивлена, когда Кристофер не проводил ее до комнаты, как делал всегда.

И все же тут не из-за чего огорчаться, сказала она себе, борясь с корсетом и переодеваясь в ночную рубашку. Милли махнула на масляную лампу, и она с шипением погасла, погрузив комнату в темноту. Совершенно не о чем беспокоиться, уговаривала она себя, бормоча заклинание, обеспечивающее хороший сон.

К несчастью, могущественные кудесники могут легко разбить чары, обеспечивающие хороший сон, и Милли очнулась от ужасно странного сновидения, в котором искала в кухне ломтики ананаса.

— Дай мне поспать, — простонала она, зарываясь в покрывала, но ее одеяло настойчиво стянули.

— С какой стати ты спишь? Едва перевалило за полночь, и я принес карты и все остальное, — ответил голос Кристофера, и масляная лампа вспыхнула, наполняя комнату светом.

— Уходи, я занята, — пробормотала Милли.

— Нет уж — пока не получу шанс отыграться за четыре пенни, которые ты у меня украла, — заявил Кристофер, открывая коробку, в которой они хранили карты.

— В последний раз говорю: я не жульничала, Кристофер! А теперь убирайся и дай мне спокойно поспать, — огрызнулась Милли.

Но Кристофер просто сел рядом с ней в своем ярко-голубом шелковом шлафроке и бодро заявил:

— Я сдаю карты на случай, если ты наложила какие-нибудь вероятностные чары на колоду.

— Откуда мне знать, что ты не собираешься наложить те же чары?

— Потому что твой мозг гораздо изворотливее моего, Милли, дорогая. Во что будем сегодня играть? Двадцать один? Покер? Снэп?

— Покер, — ответила Милли, прекрасно зная, что она ужасно играет в покер, а значит, игра быстро закончится.

— Значит, снэп.

Милли закатила глаза.

— Кстати, твоя подруга Эми — весьма интересная, — заметил Кристофер.

Милли, наконец, проснулась.

— Ты запомнил ее имя, — потрясенно поняла она.

— Конечно, запомнил, она интересная и красивая. Ты знала, что она дважды была в Египте? И видела настоящих мумифицированных магов?

Милли приподняла брови:

— Она никогда не рассказывала мне о мумиях. Египет ведь весь в песках?

— Кажется, он похож на твой родной мир, но там еще больше насилия, если такое возможно.

— В моем мире не так уж много насилия, — фыркнула Милли.

— Они убили меня! — воскликнул Кристофер.

— Да, но технически ты украл храмового кота и осквернил мой храм, — Милли хлопнула по картам.

— Ты опять жульничаешь! И на случай, если ты забыла, они и тебя собирались убить.

— По-моему, во всех мирах полно взрослых, которые убивают своих детей ради высшего блага. Ты не можешь осуждать за это мой мир, не осуждая свой собственный, — мрачно пробормотала Милли.

— Понятия не имею, о чем ты, — фыркнул Кристофер.

— Ну, вот посмотри на Конрада, — привела пример Милли.

— Я в самом деле не понимаю, каким образом Конрад поможет тебе доказать этот аргумент, — он состроил глупое выражение лица.

Милли захотелось дать ему пощечину.

— Его дядя хотел довести его до смерти ради своих целей. А что насчет постоянных политических переворотов в Италии? Сотни солдат умирают каждый год в глупых войнах. И как только заканчивается одна, начинается другая.

Кристофер сосредоточенно уставился на нее.

— Это ужасно тоскливое мировоззрение.

— Нет. Во всех Родственных мирах есть насилие, но есть также и приятные вещи: как дружба и любовь, — искренне улыбнулась Милли.

Кристофер медленно моргнул и закатил глаза:

— Тебе серьезно пора прекращать читать эти сентиментальные романы, — и тут же хлопнул по картам с торжествующим криком: — Снэп Джек!

— Это не Джек, Кристофер, это четверка треф. Честное слово, ты же прекрасно знаешь, что не можешь использовать на мне чары.

Милли улыбнулась, поднимая карту. Он попытался вырвать ее, что заставило Милли перекатиться на бок, заворачиваясь в хлопковые простыни.

Она почувствовала, как Кристофер схватил ее поперек туловища и попытался вывернуть обратно. Он всегда так делал с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, и он понял, что если и не магически, то физически сильнее ее. Милли яростно пнула его ногами в живот, и он упал назад, тяжело дыша.

— Отдай карту немедленно, — огрызнулся Кристофер.

Милли громко расхохоталась:

— Нет, я отказываюсь сдаваться мошенникам.

Кристофер прыгнул к ней и прижал, схватив за запястья и лукаво ухмыляясь.

— Повтори.

— Я сказала, что отказываюсь сдаваться мошенникам.

Его взгляд стал пристальнее, заставляя его глаза сиять, точно отполированный уголь в ящике рядом с камином.

Милли попыталась поймать зрачки Кристофера, как она делала много раз прежде. Главное, не моргать и искать крошечное мерцание в центре — чуть-чуть темнее, чем все остальное.

Кристофер прекрасно знал, что она делает, и уставился на нее с лукавой ухмылкой на лице. Он наклонялся вперед ближе и ближе, пытаясь отвлечь, пока почти не лег на нее, и она могла чувствовать его дыхание на своем лице.

Милли моргнула, и зрачки тут же поглотила тьма.

— Так нечестно! У меня почти получилось! — закричала она, отталкивая его.

Он рассмеялся. Все мысли об Эми были забыты.

* * *

— Ты решил, что подаришь Милли? — спросил Конрад.

Кристофер мечтательно смотрел в окно библиотеки, в то время как предполагалось, что он изучает продвинутые техники связывания реальности.

— Из всего, что было в обычной школе, мне не хватает летних каникул. Смотри, как они веселятся на лужайке, а мы застряли в этой старой тюремной комнате, — вздохнул Кристофер.

— Библиотека совсем не похожа на тюрьму. Кроме того, мы не были бы заперты здесь, если бы ты провел исследование вчера вечером, — с упреком заметил Конрад.

— Я был занят делами, связанными с приемом гостей. Если ты не заметил, Грант, в данный момент в замке расположились полдюжины очаровательных юных леди, — возразил Кристофер, снова устремляя взгляд в окно.

Конрад проследил за его взглядом и увидел то, что видел Кристофер: Милли и ее подруги, собиравшиеся в поездку по магазинам.

— Именно поэтому я и спросил про подарок для Милли. Тебе осталось очень мало времени, знаешь ли.

— Подарок? Почему бы Милли ждать подарка? — спросил Кристофер с рассеянным выражением на лице.

— Ну, через два дня у нее день рождения.

Кристофер вздохнул:

— Но это не ее настоящий день рождения, просто она пытается приспособиться к обычаям этого мира.

— Однако это важно для нее. Я уже купил, — гордо заявил Конрад.

— Подарок? Ну-ну, — сухо произнес Кристофер.

— Что ж, это, конечно, ерунда, но ты же знаешь, как она любит читать — я купил ей старый роман под названием «Джейн Эйр» у одного книготорговца, который специализируется на изданиях из других миров, — объяснил Конрад.

Кристофер закатил глаза. У Конрада и Милли была одна общая черта — любовь к трогательной сентиментальной литературе.

— И нечего закатывать глаза — ей понравится! Не все помешаны на дорогих часах и шлафроках. Некоторым людям легко угодить, — нахмурился Конрад.

— Нет ничего плохого в приличных шлафроках, — бросил Кристофер.

Конрад захлопнул книгу — учеба явно ему до смерти надоела.

— Ты должен что-нибудь придумать для нее.

Кристофер вздохнул, как будто сдаваясь.

— Отлично. Полагаю, подойдет красивое мыло или зубная паста, — размышлял он, демонстрируя явную нехватку знаний в том, что касается женщин.

— Думаю, она хотела бы чего-то более милого от тебя, Кристофер, — мягко произнес Конрад.

— Более милого, чем мыло? — спросил Кристофер, не уверенный, что такое вообще возможно.

— Да, более милого, чем мыло. Ты, в самом деле, ничего не замечаешь.

Кристофер просто вздохнул со скукой. Он складывал и скручивал кусок бумаги, на которой писал, пока он не превратился в крошечную белую розу, испещренную чернильными пятнами.

* * *

Излишне говорить, что Габриэль де Витт был весьма удивлен, когда, вернувшись с политического саммита в Каире, обнаружил, что молодые леди оккупировали замок. Конечно, ему сообщили, что вскоре должно состояться нечто вроде празднования, и он дал свое согласие, поскольку испытывал сожаление по поводу Милли и ее затруднительного положения.

Но полдюжины девушек?

Он чуть не умер от смущения, когда одна из них с визгом сбежала в неглиже по лестнице рядом с кухней. Он отпрянул при виде двоих из них, срывавших великолепные белые лилии рядом с прудом. Он содрогнулся за ужином, когда разговор перешел от социально-экономических факторов нового континента на уход и обслуживание зелий для завивки волос.

И в довершение всего, они прибывали и прибывали чуть ли не каждый час до самой вечеринки. Казалось, Милли пригласила не только всех девушек из своей школы, но и всех девушек и парней, с которыми ее школа когда-либо общалась.

Этого было достаточно, чтобы свести с ума кого угодно.

И да, оставались и другие актуальные вопросы.

Милли восприняла сложившееся положение довольно спокойно, тогда как Габриэль ожидал слез и истерики. Но вместо этого она уставилась на свои колени со слегка обеспокоенным выражением на лице.

— Значит, я должна вернуться домой? — прошептала она.

— К несчастью, да. Иначе ты испаришься из этого мира навсегда.

— Дело не в том, что мы не хотим тебя оставить, Милли, дорогая, — вздохнула мисс Розали.

— Нет, я читала об этой магической теории прежде. Я понимаю, — пробормотала Милли, нервно крутя золотые часики на запястье.

— Если бы мы могли найти способ укоренить тебя здесь, возможно… Что ж, возможно, все было бы по-другому. Но Кристоферу со временем понадобится та жизнь, что ты взяла у него, — продолжил объяснения Габриэль.

Милли знала, что вообще-то должна огорчиться, но она пришла в мир Кристофера, только чтобы избежать верной смерти и получить возможность учиться в пансионе. Она закончила школу и давно смирилась с тем фактом, что рано или поздно все умирают.

И все же.

— Сколько? — спросила она в конце концов.

— Сколько что, дорогая?

— До того, как мне надо будет возвращаться? — спросила Милли прерывающимся голосом.

— Неделя, возможно, две, моя дорогая, — сообщил Габриэль.

Милли медленно кивнула.

— Прошу прощения, мне надо повидать гостей, — сказала она, вставая со всей грацией и манерами современной молодой леди.

Дверь тихо закрылась за ней, и мисс Розали бросила на Габриэля виноватый взгляд.

— Она восприняла новость довольно хорошо, — задумчиво произнес Габриэль.

Мисс Розали покачала головой:

— Вы, похоже, не заметили слез, которые она пыталась скрыть.

* * *

Милли вернулась в свою спальню и обвела ее взглядом, останавливаясь на гипюровых занавесках, коврах, гардеробе. Она пользовалась этими вещами, но они никогда ей не принадлежали. Кем она станет, когда вернется?

Она поймала свое отражение в зеркале и увидела свои глаза — расширившиеся, потемневшие и испуганные, прежде чем взяла себя в руки.

Инстинкт борьбы почти овладел ею — было бы так просто сбежать, рассуждала она. Нужна лишь щепотка драконьей крови… Но проблема состояла в том, что на этот раз она отчаянно хотела остаться.

Кто-то положил на ее кровать бумажный цветок с изогнутыми тонкими лепестками, покрытыми чернильными пятнами. Милли наблюдала, как он растет, сияя раскаленным добела золотом, прежде чем подлететь к ней и зацепится за ее каштановый локон.

— Милли, о чем ты плачешь? Старый дракон не мог ведь расстроить тебя до такой степени? — раздался голос Кристофера.

Милли яростно вытерла глаза, прежде чем повернуться к зеркалу. В нем теперь отражалась спальня Кристофера, где он валялся на кровати в своих лучших брюках и рубашке, поедая трюфели.

— Это ты сделал? — спросила она, указывая на бумажный цветок в своих волосах.

— Грант изнылся по поводу подарков на день рождения. Это заставит его умолкнуть. И это куда более впечатляюще, чем то, что он купил, — заявил Кристофер, высокомерно взмахнув рукой.

Милли почти забыла про слезы и насмешливо заметила:

— Бумажный цветок? Впечатляющий?

— Подожди до вечеринки, — озорно ухмыльнулся Кристофер.

— А что случится на вечеринке? — спросила Милли, приподняв брови.

— Сюрприз. Я не собираюсь его портить.

— Но я ненавижу сюрпризы, — возразила Милли.

— Этот тебе понравится.

Милли подошла к зеркалу, Кристофер спрыгнул с кровати и вскоре они стояли лицом к лицу. Оба молча коснулись пальцами стекла, встречаясь в отражении. Стекло на мгновение пошло рябью, ощущаясь под пальцами как вода. Этот побочный эффект они обнаружили, когда впервые экспериментировали с чарами для зеркала.

— Правда? Надеюсь, это не кричащий бальный наряд.

— Тебе надо чаще носить яркие цвета, они идут тебе, — рука Кристофера прошла сквозь стекло и провела по ее щеке знакомым нежным жестом.

— Ты носишь достаточно ярких цветов за нас обоих, — заметила Милли, зная, что не должна потакать ему в этом.

В конце концов, у нее были причины, чтобы подталкивать Кристофера к Эми.

— Элизабет поставила меня в тупик сегодня утром — она сказала, что ты назвала меня глупым мальчишкой, — с недовольной гримасой Кристофер уронил руку.

— Ну, ты порой бываешь очень глупым мальчишкой, Кристофер, — заметила Милли с застенчивым выражением на лице.

Он рассмеялся:

— Я оставлю эти наклонности, когда стану Крестоманси.

— Надеюсь, нет. Это то, что я больше всего люблю в тебе.

Выражение лица Кристофера стало одновременно смирившимся и нежным.

— Твоя подруга Эми на самом деле очень интересная.

— Да, я знаю.

— Почти слишком интересная. Как если бы кто-то решил, что хочет, чтобы я встретил самую интересную женщину, какую можно представить, и вложил увлекающие чары в ее золотой браслет, — добавил он задумчиво.

На мгновение Милли задержала дыхание и отшатнулась от зеркала.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Еще как имеешь.

— Иначе ты никогда бы не соизволил с ней познакомиться! А она станет прекрасной женой для тебя, — раздраженно огрызнулась Милли.

— Почему ты так озабочена тем, чтобы женить меня? — бросил Кристофер, вернувшись на кровать и щелкнув пальцами — давая выход магической энергии, запрыгавшей искрами вокруг его руки, — как всегда делал, когда злился.

— Я не озабочена, я просто пытаюсь быть практичной. Не может все так продолжаться, Кристофер, мы оба это знаем, — сказала Милли, не отрывая тревожного взгляда от его пальцев.

— Помнишь свой первый поцелуй? — вдруг спросил он.

— Конечно, помню, — пробормотала Милли.

Это случилось вскоре после ее побега. Она еще не до конца оправилась от простуды, когда сидела под навесом, глядя на ледяной дождь. Кристофер сидел рядом, заявив, что составляет ей компанию, но на самом деле прячась от Габриэля. Она была закутана в шерстяные одеяла, и он подтянул вверх большинство слоев, пока они оба не оказались погребены в душной темноте.

Это произошло так быстро, что она чуть не пропустила его — свой первый поцелуй, украденный Кристофером. Так типично для него — хотеть всюду быть первым.

— Это не должно быть так, Милли. Я не должен жениться на одной из твоих подруг, потому что так поступают джентльмены, — заметил он.

— И что ты предлагаешь? Снова как дети сбежать в Пятые миры?

— Что ж, это один из возможных сценариев.

— О, повзрослей уже, Кристофер, — фыркнула Милли, взмахнув рукой.

Зеркало помутнело, после чего в нем отразилась уже ее собственная комната.

Так будет лучше. Так должно быть.

* * *

Все подростки в замке знали: что бы ни происходило между Милли и Кристофером, это точно не обычная дружба. Коннер первый заметил, когда беззастенчиво спросил Элизабет в первый месяц своего пребывания в замке:

— Так Милли — подружка Кристофера?

Его слова шокировали всех, кто в тот момент играл в крокет. Тогда Коннер объяснил, что в его мире для подростков нормальное дело встречаться, даже если они не собираются жениться.

Элизабет коротко пояснила, что в их мире дело обстоит иначе и что Милли никогда не позволила бы себе, будучи леди, такого поведения. Коннер, видевший, на что способна Милли, не был на этот счет так уверен, но знал, что лучше промолчать.

Однако они все внимательно наблюдали. Замечали письма Милли Кристоферу на надушенной лавандой бумаге. И то, как он мчался в свою комнату каждый раз, когда получал их. Они замечали, как Милли, приезжая домой, с энтузиазмом обнимала всех, но Кристоферу доставался лишь сердечный кивок.

Элизабет, как только научилась прятать свою магическую подпись, установила зеркальные чары на шкаф в комнате Милли, и таким образом все узнали о полуночных играх в карты.

Вот почему стало загадкой, когда Милли пригласила в Замок девушек и начала подталкивать к ним Кристофера.

— Я была уверена, что они поженятся, как только Милли достигнет нужного возраста, — сказала Элизабет своей лучшей подруге Генриетте.

— Я потеряла пятьдесят пенсов на споре с Бернардом, — фыркнула Генриетта.

— Что-то тут неправильно. Эти двое явно без ума любят друг друга. Конечно, забавно наблюдать, как они пытаются скрыть свои отношения, но теперь это становится чересчур патетично, — вздохнула Элизабет, когда они сидели вместе на балконе и ели эклеры, потягивая крепко заваренный чай.

— Не всем нам повезло заполучить красивого итальянского студента, — заметила Генриетта.

— Ну, полагаю, ни одна из нас не способна быть столь безрассудной, как дорогая Милли. Кстати, о ней — она выглядела несчастной сегодня за завтраком.

— Откуда ты знаешь? За столом сидело около шестидесяти гостей — Габриэль едва смог их разместить, — напомнила Генриетта.

— Будет невероятным облегчением, когда вечеринка останется позади, — вздохнула Элизабет.

— Кстати говоря, ты решила, что надеть?

— Конечно, мое голубое атласное платье.

— Предательница! Мы не можем быть обе в одном цвете! — воскликнула Генриетта.

— Как я должна была догадаться, что ты наденешь голубое? Ты в последнее время носила алое, — заметила Элизабет.

— Полагаю, я должна уступить и надеть розовую органзу. А что насчет дорогой Милли? Ты знаешь, что она наденет? — спросила Генриетта, когда группа рабочих, устанавливающих вдалеке гигантские палатки для вечеринки, упала в утиный пруд.

— Понятия не имею. Но, насколько я знаю Милли, это будет нечто иное, — устало вздохнула Элизабет.

* * *

Вечеринка вышла чудесной — мисс Розали для этого как следует поработала вместе с мастерами-колдунами. В тайне Милли хотелось чего-то гораздо более драматичного: обычно, когда героини встречают свою судьбу, грохочет гром и сверкают молнии. А не стоит приятный летний вечер, пахнущий магнолиями.

Но Милли не была героиней, она не была красивой или… знойной. Она скорее походила на Кэтрин из «Нортенгерского Аббатства», а не на Элизабет из «Гордости и предубеждения». Ну, по крайней мере, она получила одну замечательную вечеринку.

— Чудесно! — торжествующе воскликнула мисс Розали, когда горничная Милли закончила одевать ее.

Милли решила, что если она и не красавица, то, во всяком случае, милая. Ее платье — по последней моде, темно-розового цвета, с оборками и кружевами — и те платья, что носили высшие жрицы в храме, разделяла пропасть.

— Эм, да, чудесно, — дипломатично произнесла Милли, чувствуя себя так, словно ее проглотил трехслойный торт.

— И завершающий штрих — мой подарок тебе, дорогая, — объявила мисс Розали, застегивая жемчужное ожерелье на ее шее.

— Это? — спросила Милли, касаясь гладких белых шариков.

— Моя мать отдала мне его, когда я стала молодой леди, а поскольку у меня нет дочери… — мисс Розали отступила.

Милли, у которой никогда не было матери, прикусила губу.

— Оно прекрасно, — сдержанно произнесла она, наконец.

— Ты превратилась в такую обворожительную вдумчивую юную леди — ничего общего с той дикой кошкой, которая пряталась в свитерах Кристофера, — вздохнула Розали.

Милли на мгновение пораженно застыла — странно, она не помнила, чтобы была когда-нибудь такой девочкой.

* * *

В мире без магии вечеринки богатых представляют собой довольно эпичное зрелище. Они обычно предполагают оркестры, еду, привезенную из-за границы, сотни гирлянд, маленькие подарки для гостей, громадные букеты цветов и, если повезет, скульптуры изо льда.

Вечеринки в мирах с магией в пять раз более впечатляющи, а стоят вдвое меньше.

— Слон. Она взяла напрокат настоящего слона, — Кристофер махнул в сторону окна библиотеки.

По меньшей мере, двести людей толпились вокруг под звуки оркестра, двигаясь между гигантскими красно-золотыми палатками, в которых размещалась еда.

— Вообще-то она взяла напрокат шесть слонов. Зачем ты призвал меня, Кристофер? Я как раз обувался, — устало вздохнул Конрад.

— Шесть слонов! — неодобрительно фыркнул Кристофер.

— Зачем я здесь? — повторил Конрад.

— Мне скучно.

— Так выйди наружу. Там бродит группа живых слонов и заклинатель змей.

— Даже не собираюсь.

— О, так значит, ты пропускаешь вечеринку, поскольку в кои-то веки все внимание сосредоточено не на тебе?

— Нет! Я пропускаю вечеринку, потому что в данный момент парк заполнен дьяволицами, которые разорвут твою душу, не моргнув глазом, — воскликнул Кристофер, снова указывая на вечеринку.

— Да ладно тебе, не так уж они плохи, — застенчиво произнес Конрад.

Кристофер подозрительно уставился на лучшего друга, заметив, что в кои-то веки ему удалось прилично одеться.

— Как ее зовут? — спросил он.

Конрад скривился и признался:

— Эмма.

— Эмма! Это просто ВЕЛИКОЛЕПНО! — воскликнул Кристофер, по костяшкам его пальцев пробежали огоньки.

— Кристофер, что случилось? — мягко спросил Конрад.

— Хотел бы я знать, Грант, правда, — Кристофер вяло махнул рукой.

— Ну, я знаю наверняка, что на этой неделе ты каждую минуту проводил за работой, что для тебя неслыханно. Я ни разу не видел, чтобы ты пропускал тренировки по крикету, — Конрад сел рядом с ним, сражаясь с левым ботинком.

— Может, я хочу расширить… свой кругозор, — наконец произнес Кристофер.

— Также я ни разу не видел тебя с Милли — ее теперь вечно окружают ее школьные подруги, — продолжил Конрад.

Кристофер ничего не ответил, уставившись в стол.

— А теперь ты не идешь на вечеринку.

— И ты не можешь меня заставить.

— Да, ты прав, не могу. Но что бы ты ни совершил, чтобы разозлить Милли, меньшее, что ты можешь сделать — поздравить ее с днем рождения, прежде чем она уйдет. Мы оба знаем, что она единственный человек, который терпит твой характер. И ты должен ей эту малость.

Кристофер ничего не ответил и даже не соизволил поднять взгляд, когда Конрад вышел из библиотеки. Прошло несколько мгновений, прежде чем кое-что дошло до него.

— Погоди-ка, что значит «уйдет»? — спросил он, но он был уже один.

* * *

Милли была одна.

Ну, не на самом деле, учитывая, что парк заполнили танцующие и пьющие люди, однако в определенном смысле она была одна в беседке. Не то, чтобы она не веселилась, но иногда веселье спустя несколько часов приобретает некоторые неприятные черты. Десятиминутный отдых — и она будет более чем готова снова выйти и улыбаться всем.

— Отличная вечеринка, — заметил кто-то.

— Привет, Конрад, — ответила Милли, не поворачиваясь.

— Мне понравились танцовщицы живота.

— Мы выписали их из Бомбея, — все еще рассеянно произнесла Милли, глядя на счастливые танцующие пары.

Его рука коснулась ее руки, и она почувствовала знакомые фруктовые духи.

— Эмма, Конрад? Серьезно? — шутливо упрекнула она.

Конрад смущенно скривился:

— Она очень дружелюбна.

— О да, она в хороших отношениях с Брэдли из школы мальчиков, половиной крикетной команды и с нашим учителем итальянского Джорджио, — напомнила Милли, прислонившись к балюстраде.

— Ну, она была не в таком смысле дружелюбна.

— Мой бедный маленький Конрад, ставший таким мужчиной, — шутливо усмехнулась Милли.

— А ты стала большой девочкой. Потрясающее платье.

— Правда? Я чувствую себя в нем тортом.

— Нет, эта отделанная оборками розовая штука идет тебе. Напоминает о сказочных принцессах из фильмов, которые я смотрел ребенком, — произнес Конрад, глядя на нее с легкой улыбкой.

Милли покраснела в темноте и прикоснулась руками в перчатках к жемчужному ожерелью.

— Мисс Розали говорит, что у меня соблазнительная фигура и этот стиль подходит ей больше всего, что бы она ни имела в виду.

— Вечеринка замечательная.

— Не правда ли?

— И я не помню, чтобы для кого-нибудь еще устраивали подобный праздник. Но я помню, как Габриэль говорил мне, что никто не может покинуть родной мир навсегда.

Милли не смогла ничего ответить.

— И потом я заметил, что ты пригласила всех, кого когда-либо знала, что наводит на мысль о прощании, — выразительно продолжил Конрад.

— Почему ты всегда прав? — раздраженно спросила Милли.

— Когда ты уходишь?

— Как только разрежут торт.

— О, это просто глупо, — вздохнул Конрад.

— Я не смогу никого видеть после.

— Он не знает.

— Ему все равно.

Вдали оркестр начал играть песню «Гуди-Гуди» — одну из любимых песен Милли. Конрад, одно время серьезно бравший уроки танца, взял Милли за руку, выводя ее на танцевальную площадку.

— Ты знаешь, что это не так, — сказал он, кружа Милли.

— Что не так?

— Ему не все равно.

— Знаю. Хотела бы я, чтобы было наоборот, — вздохнула Милли.

— Потому что так было бы проще уйти? — спросил Конрад.

— Он забудет со временем. Я прочла достаточно книг, чтобы понимать это.

— Кристофер не следует правилам романов.

— Кстати, спасибо за тот, что ты подарил мне. Я такого еще не читала.

— Не меняй тему, — мягко произнес Конрад.

— Почему нет? Это моя вечерника, и я буду пренебрежительной, если захочу, — заметила Милли и удивленно вскинула взгляд, когда оркестр начал играть ее именинную песню.

— Что… — начала Милли, когда две горничные выкатили гигантский торт.

— Традиция и все такое. Ты должна была читать об этом в «Шестнадцатилетии Милли», — засмеялась Элизабет, налетая на Милли в облаке духов.

— Да, но я даже не представляла, что это предполагает столько музыки! Мне не уделяли столько внимания с моего последнего празднования богини, — произнесла Милли, обмахиваясь ладонью.

— Что ж, Милли, дорогая, теперь лучшая часть — задувай свечи и загадывай желание, — Элизабет нетерпеливо схватила ее за локоть и потащила к торту.

Свечи плясали в сумерках, и было жаль их задувать, но Милли все еще следовала традициям. Расти в мире с магией означало уважать загадывание желаний, и Милли знала, что надо относиться к этому серьезно. В конце концов, пожелание чего-то грандиозного зачастую заставляло миры разделяться на новые серии, а этого никто не хотел.

Мгновение она колебалась — на самом деле, она хотела лишь одного. Но вместо этого она задула свечи, не думая, не загадав желания вовсе.

— Что ты загадала? — нетерпеливо спросил Конрад.

— Не спрашивай ее об этом, глупый, а то не исполнится, — засмеялась Элизабет.

Вдруг Милли услышала радостный крик восхищения и отвернулась от горящих свечей. Эми в толпе других девочек из ее дортуара указывала в небо. Подняв взгляд, Милли увидела падающую бумажную розу, которая подозрительно напоминала ту, что Кристофер подарил ей.

Упав на землю, роза задрожала, раскрываясь, и вдруг бумага стала расширяться и скручиваться, пока не превратилась в розовый куст, полностью созданный из бумаги. Милли вздохнула: типичное для Кристофера стремление к театральным эффектам.

Бумажный куст зацвел, и Милли засмеялась, когда сотни красных роз распустились на всех ветвях — каждая из тончайшей шелковистой бумаги.

— Подожди-ка, на них что-то написано, — заметила Элизабет.

Милли бросилась вперед, спотыкаясь о юбку, и схватила один из цветов. Она поднесла розу к лицу, вдыхая густой мускусный аромат, напомнивший ей о лосьоне после бритья, который отец подарил Кристоферу на Рождество. Слова были написаны на бумаге твердым заостренным аккуратным почерком, и Милли медленно поворачивала цветок, пытаясь прочитать написанное.

— О, — произнесла она, закончив.

Конрад положил ей руку на плечо и мягко заметил:

— Знаешь, это большой торт — разрезание его займет много времени.

Гости слегка ошарашенно наблюдали, как именинница, скинув туфли, понеслась к замку по нетронутому зеленому газону.

В библиотеке раздался слабый шипящий звук, когда последняя масляная лампа потухла, погрузив комнату в темноту. Вообще-то она должна была осветиться магией, но когда кудесник с девятью жизнями находится поблизости, окружающее обычно откликается на его настроение.

— О, Кристофер, — произнесла Милли, оглядывая комнату.

— О, ерунда, — фыркнул Кристофер с угрюмым выражением на лице.

Милли подошла к нему, шурша платьем по каменному полу. Кристофер осторожно поднял взгляд, позволив ему задержаться. В темноте Милли сияла синим и черным, ее платье струилось по полу.

— Мне понравился подарок, — Милли села рядом с ним в облаке юбок.

— Понравился?

— Ну, я в восторге — очень изобретательно, — сказала Милли, зная, как он любит, когда его ценят.

— Меня вдохновила старая песня.

— Какая старая песня?

— Ну, знаешь, та о растущем дереве и все… О, я не знаю — я слышал однажды, как ее пела Элизабет, — пренебрежительно ответил Кристофер.

Милли прошлась взглядом по книгам, которые он изучал. Ближайшая, что была отброшена в сторону в явном расстройстве от чтения, называлась «Продвинутая теория перемещения жизни».

— Интересное исследование. Я думала, Габриэль поручил тебе изучать чары управления погодой? — спросила Милли.

— Так и есть.

Милли снова развернула бумажную розу, прочистив горло.

— «Это история о том, как Кристофер встретил свою Милли. Она начинается смертью — смертью Кристофера, конечно, что странно, если задуматься», — прочитала она вслух.

— Я на самом деле этого не писал — все сделали чары, — неохотно признался Кристофер.

— Ну, я никогда не считала тебя писателем. Остальной куст содержит всю историю?

— Хммм.

— Умно, — Милли коснулась его плеча.

— Полагаю, ты возьмешь это с собой, — сказал он, и она убрала руку.

— Кристофер…

— Я не дурак. Я все понял, Милли.

— Кристофер, у меня нет выбора. Или ты хочешь, чтобы я совсем исчезла? — напомнила она и вдруг почувствовала, как его пальцы обернулись вокруг ее.

— Конечно, нет. Я буду скучать по тебе, — признался он, сжав ее ладонь.

— Так должно быть.

— Я решил пойти с тобой.

Милли вздохнула.

— Не будь смешным.

— Я могу оставаться в других мирах, Милли. И мне всегда нравилась твоя родина — конечно, когда меня там не убивают, — произнес Кристофер почти умоляющим тоном.

Милли не могла лгать ему, но также не могла и сказать правду. Проблема в том, что быть богиней или Крестоманси предполагает, что ты никогда не можешь оставить дом. Рано или поздно он призовет тебя к долгу. Скоро наступит время, когда Кристофер уберет свою крикетную биту в шкаф. Ее родина — неподходящее место для него.

— Давай дочитаем мой подарок, — сказала она вместо этого.

Он улыбнулся, будто на самом деле поверил, что кризис миновал.

Кристофер заснул к полуночи — посреди дюжины развернутых роз в мягком старом библиотечном кресле. Милли свернулась рядом, как кошка, с маленьким зевком раскрыв последнюю розу — бумажный куст теперь был полностью раздет.

«И затем Милли посмотрела на него, наполовину между сном и бодрствованием. Во всех историях, которые она читала, истинная любовь была такой прозрачной, приходила так легко. Но это жизнь, полная путаницы и сложностей. Быть богиней означает знать разницу между жизнью и смертью, старостью и юностью. Рано или поздно вещи изнашиваются и подходят к концу.

Это часть жизни, но когда тебе пятнадцать и ты испытала свой первый поцелуй, в тайне ты думаешь, что это будет длиться вечно. Ее взгляд опустился, когда он пошевелился. И она поняла, что настало время прощаться, и в последний раз отвела его волосы со лба.

Конец».

Рука Милли опустилась со лба Кристофера, и бумага упала на пол.

* * *

Габриэль провел ее в сад между мирами и коротко коснулся плеча, прощаясь, когда открылся проход. Мир вдруг стал лишь витой долиной тумана и дождя. Милли чувствовала, как роса оседает на шелк ее платья, когда она оставила прежний мир позади.

— Милли? Ты Милли? — спросил кто-то.

Она обернулась, увидев знакомое лицо.

— Такрой? Я думала, ты в Южной Азии.

— Так и есть, но духи могут ходить где угодно, — ухмыльнулся он.

Милли почувствовала, как прежний мир ускользает прочь, когда она шагнула в Междумирье.

— И?

— Габриэль прислал сообщение. Он хочет, чтобы кто-нибудь проводил тебя на родину, — мягко произнес Такрой.

На мгновение Милли отступила. Но, как бы ей ни хотелось, чтобы ее новая жизнь длилась вечно, она не стремилась умирать.

— Возьми меня за руку, Милли.

Такрой добродушно улыбнулся, и Милли шагнула вперед.

 

Кристофер пошевелился во сне, когда его тело почувствовало отсутствие тепла рядом. Его глаза открылись, и он тут же понял, что Милли ушла.