Я не понимаю вас (джен)

— Ты одержим?

— Мы все одержимы, — спокойно ответил Квентин.

— Не так, — покачал головой Орсино, — я способен контролировать свои поступки, друг мой.

Первый Чародей опустил глаза на письмо. Он застыл с пером в руке, капая чернилами на бумагу.

Квентин появился в его кабинете неожиданно. Возник из шороха ветров и еле ощутимых — пожалуй, заметных только магу, — всполохов энергии. Он был бесшумен и точен, как, впрочем, и всегда, когда дело касалось сложных магических материй. Сначала Орсино обрадовался, но его улыбка быстро исчезла с лица, стоило бывшему другу сказать, зачем он явился в этот вечер.

Неужели ты так быстро изменился, тревожно думал Орсино, смотря на осунувшееся лицо мага.

— Но это, — Квентин обвел рукой скромный кабинет, в котором едва могло уместиться два человека, — разве справедливо?

Орсино отложил перо.

— Ты же знаешь, что справедливость призрачна, — ответил он, поднимаясь со своего кресла, — и я настаиваю на том, чтобы ты ушел, друг мой. Здесь ты в опасности.

Квентин вздернул бровь.

— Не больше, чем ты? — он обернулся в сторону крепкой дубовой двери. — Буквально за дверью сидит решение всех наших проблем, Орсино, — его голос был сух, — и прямо здесь, прямо сейчас! Мы можем решить их все.

Орсино похолодел.

— Это шаг на верную смерть, — выдохнул он, — ты же знаешь, что одним убийством все не окупится. Твои идеи, — Орсино нахмурился, — стали совсем неразумны.

Шепчут ли их тебе демоны?

— Или это ты стал покладистым слабаком? — голос Квентина становился жестче с каждым словом. — Неужели делаешь вид, что лизать пятки рыцарю-командору — предел твоих мечтаний? Ты упустил слишком много шансов. Если упустишь и этот — твоя участь будет предрешена.

Орсино поджал губы.

Смирение окупается маленькими победами. Стань первый чародей противиться, его быстро ликвидируют, а это значит, что магов в Круге уже никто не сможет защитить. Рыцарь-командор найдет свою марионетку, и тогда всему, за что стоит Орсино, придет конец.

Некогда Квентин понимал это. Но ведь раньше он не применял малефикарум.

— Твоя сила меняет тебя, друг мой, — сказал Орсино, — с каждым новым днем ты теряешь над собой контроль. Я прав?

Квентин ничего не ответил. Он напряженно вглядывался в лицо собеседника, слушая свои мысли, в которых — Орсино был уверен, — стало больше отчаяния, чем мести.

Первому Чародею было ужасно жаль, что он не смог остановить друга в момент, когда тот решил скрыться. Магия крови меняет людей, особенно тех, кто не в силах ее контролировать. Орсино знал, что для преодоления этого барьера, нужно принести в жертву больше, нежели жалкие капли крови. Такое может выдержать не каждый.

Он сожалел, что позволил Квентину встать на этот путь, но в то же время знал, что не стал бы его тогда останавливать. Ведь он верил, или хотел верить, что его друг из тех, кто мог с этим справиться.

Юность слепа.

— Ты ослаб, Орсино, — сказал Квентин, — и стал бесполезен, не лучше усмиренного. Ты раб этих стен, — со свирепой яростью он бросал ядовитые слова, и Орсино казалось, будто он вот-вот покончит с ним прямо в этом маленьком кабинете.

— Я знал, что так и будет, — Квентин отвернулся, — прощай, бывший друг. И запомни, пока ты тратишь время на бездействие, Киркволл тонет в крови. Многие погибнут по твоей вине, — и исчез в том же невидимом вихре магии, из которого пришел минуту назад.

Орсино осел на письменный стол и скрыл лицо в ладонях.

Он устал.

Прошло не так уж и много времени на его должности, а он уже с трудом держался на ногах.

Давление было слишком сильным, и Орсино понимал, что такими темпами когда-нибудь, возможно, через несколько лет, он дойдет до края. И если не окажется ничего больше, он сорвется вслед за Квентиным и другими малефикарами, которых он не смог спасти.

Такие перспективы неимоверно пугали его.

Ведь в отличие от самоуверенного друга он знал, что не был достаточно силен для того, чтобы преодолеть барьер. Перед ним стояло слишком много преград.

...Да.

Исподлобья Орсино взглянул на дверь.

...Он ослаб.

Но в битве с врагом, который намного опаснее тебя, он мог лишь защищать невинных, пока хватало сил. И ради этого Первый Чародей готов отдать свою свободу.

Многие погибнут по твоей вине.

Орсино сжал кулаки.

В словах Квентина был здравый смысл — вот что пугало больше всего. Ведь как ни посмотри, одержимость Мередит могла привести к настоящему кровопролитию.

Речь о катастрофе уже шла между двумя бывшими друзьями, когда они оба еще учились в Круге. Они говорили о том, что будет, если маги восстанут против законов Церкви и отвоюют себе свободу. Они представляли себя во главе армии, потому что это было похоже на захватывающую игру; но только Орсино принимал их фантазии за обычные дружеские секреты, Квентин же считал, что за этим стоит их будущее. И теперь он упорно сражался за идеи, о которых Орсино вспоминал крайне редко.

Впрочем, в последнее время все чаще он думал о том, что война становится неизбежной.

Все чаще ему казалось, что он действительно мог открыть эту дверь, войти в кабинет рыцаря-командора и избавить всех от страданий.

Прямо здесь. Прямо сейчас.

Эльф взял свой посох, покоившийся у стеллажа с книгами, и открыл дверь. Пустой коридор этим тихим вечером освещали только тусклые факелы на стенах. Ни души. Орсино подумал, что его разговор с Квентином могло быть прекрасно слышно.

Он не стал стучать в дверь напротив, а просто открыл ее.

Рыцарь-командор сидела за своим столом и даже не подняла голову, чтобы разглядеть вошедшего. На ней не было тяжелых доспехов, а светлые волосы были крепко стянуты в пучок, чтобы не лезть в глаза.

Без своей брони она казалась почти нормальным человеком.

— Пришли спасать мир, Первый Чародей? — спросила она вместо приветствия. Ее рука быстро строчила что-то в пергаменте, казалось, будто все внимание было приковано к листку, но Орсино не спешил расслабляться.

— Вы все слышали, — сказал он.

— Не все, — она бросила на него быстрый взгляд, — только самое важное.

Орсино не понимал. Не мог понять. Почему же она, та, кто способна разорвать малефикара на месте, не бросилась к нему в кабинет, чтобы поймать одного из них?

— Тогда почему?

— Это проверка, — она отстранилась от пергамента и внимательно посмотрела на первого чародея, — вашей верности. Сейчас вы либо попытаетесь убить меня, либо доброжелательно сообщите, куда ушел ваш друг, — судя по ее спокойному голосу, она не сомневалась, что Орсино выберет последний вариант.

Но он не имел ни малейшего понятия, куда мог скрыться Квентин, да и не хотел иметь.

Он поймал себя на том, что все его мышцы предельно напряжены, попытался немного расслабиться, но тело не хотело слушаться.

Все его инстинкты кричали о том, что здесь ему не место. Здесь опасно. В этом кабинете нет ничего, что могло бы помешать случится чему-то очень плохому.

Орсино в смятении сжал древко своего посоха и смело встретил прямой взгляд рыцаря-командора.

— Я не стану вас убивать, — сказал он, потому что понимал, что это действительно так. А еще он сам не мог найти оправдания тому, зачем все-таки пришел, — но и не скажу, куда ушел мой знакомый. Я просто не имею понятия.

— В самом деле? — Мередит склонила голову, внимательно рассматривая мага, словно львица, оценивающая жертву перед прыжком.

Но и Орсино не был ягненком.

— Абсолютно,— он твердо кивнул.

И в кабинете повисла тишина.

Шумы за приоткрытой дверью доносились сюда, словно из другого мира.

Орсино не знал, что ему делать. Уйти? Но ведь он только пришел. Остаться? Тогда надо что-то сказать, но слова путались в его сознании. Он пришел под воздействием собственного наваждения, которое не мог оправдать.

Черт бы побрал тебя, Квентин.

— Я не понимаю вас, Первый Чародей, — сказала, наконец, Мередит и, снова взявшись за свое перо, уставилась в пергамент, — но если хотите и дальше стоять здесь как истукан, то я попрошу вас хотя бы не мешать мне работать.

Орсино устало прикрыл глаза.

— Не ищите Квентина. Он, скорее всего, уже покинул город.

— Ни один, даже самый хитрый маг крови, не может покинуть Киркволл всего за десять минут, мы найдем его и предадим суду как любого малефикара, причастного к гибели невинных.

— Но ведь он никого не убивал! — воскликнул Орсино, не будучи сильно уверенным в своих словах.

— Вы ведь и сами в это не верите, — глаза Мередит сузились, — магия крови наказуема, и любой представитель этой школы будет усмирен или убит в зависимости от тяжести своего преступления.

Орсино знал, что усмирение достается тому, на чьих руках больше крови. Необратимый страшный акт убийства, жертвы которого вызывают лишь жалость, в глазах рыцаря-командора казался блестящим наказанием и, может быть, даже актом милосердия. Орсино не мог этого понять.

Я не понимаю вас, рыцарь-командор.

— Боюсь, мне нужно идти, — маг развернулся и уже было коснулся ручки двери...

— Прежде чем вы закроете за собой дверь, Орсино, я хочу вам напомнить, что это был последний раз, когда я разрешаю вам принимать преступников в своем кабинете. Ни один малефикар больше не пройдет дальше этого коридора, а вы, — она сверкнула глазами, — должны стоять на стороне правосудия.

Орсино невольно усмехнулся.

— Боюсь, у нас разный взгляд на правосудие, рыцарь-командор.

И как он мог хоть на секунду посчитать ее нормальным человеком?

Она фыркнула, как будто говоря, что по этому вопросу двух мнений быть не может.

— Вы можете думать что угодно, но поступать согласно приказу.

Поднявшись из-за стола, Мередит подошла к магу. Без брони она казалась не такой массивной и высокой, словно с блестящими доспехами ушла и вся власть. К сожалению, одного взгляда в ее упрямое лицо хватало, чтобы убедиться в обратном.

Эта женщина считала, что мир принадлежит ей.

И, окажись она магом, мелькнуло в голове Орсино, магия крови далась бы ей с неописуемой легкостью.

Сия теория была так безумна и трудна для восприятия, что чародей поспешил переключиться на реальный ход событий.

Перед ним стоит машина для убийств малефикаров, а, может быть, и всех магов, неугодных ей. Рано или поздно Орсино станет одним из таких. И вот тогда Квентин получит свою войну.

— Что же вы не усмирите меня прямо сейчас? — спросил Орсино. — Пока я не стал поступать неправильно?

— Я не фанатичка, Орсино, — сказала она, сложив руки на груди, — что бы вы обо мне не думали.

Он не сдержал ироничной улыбки, что не укрылось от Мередит. Она изменилась в лице, и ее голос стал грубее.

— Я знаю полезность магов и вижу то, что вижу. Если вы не представляете угрозы, если вы правильно воспитаны и следуете уставам Церкви, то нет никаких причин, чтобы стать моим врагом.

Орсино явно не подходил и под половину этих пунктов, но был уверен, что Мередит знала это и без его подсказок. Тогда зачем она говорит это ему? Хочет воспитать его сама? Сделать ручным песиком, своей марионеткой?

Тогда она опоздала.

Что бы Квентин себе не говорил, но пока Орсино жив, есть с руки рыцаря-командора он не станет ни в коем случае. Даже если так будет считать весь мир, Орсино знал, что, пока он может стоять между ней и магами Круга, он будет играть любые роли.

— Хорошего вам вечера, рыцарь-командор.

— И вам, Первый Чародей, — сказала она, освободив ему путь.

Когда дверь за Орсино закрылась, он твердым шагом направился в сторону библиотек, чтобы еще раз лично узреть недавно усмиренных магов. Он не хотел этого делать, обычно он избегал их, но сейчас ему казалось правильным поступить именно так.

Нужно помнить, кто твой враг.

Нужно видеть последствия его одержимости.