Кажется, гроза началась (джен)

С утра над поселком стояла жара, нетипичная даже для этого времени года. Озерная вода прогрелась и купание больше не приносило облегчения. К тому же уровень ее, и так сильно упавший за последние дни, сейчас стал совсем низок. Оголились бурые заиленные берега, дно было усеяно гнилыми ветками, листьями и водорослями. Этот вид отбивал у эльфов желание окунаться в воду. К тому же над озером стоял тяжелый дух испарений.

Финдекано быстрым шагом прошел вдоль берега от кузниц к отцовскому дому. Все утро он проработал с металлом, и после полудня старшие мастера, сжалившись, наконец, над его рассеянностью, позволили принцу вернуться к обязанностям сиделки, которые тяготили его куда меньше. Солнце сильно напекло голову, захотелось пить, к тому же у него во рту не было с утра ни крошки. Правда, на такой жаре и есть не хотелось. Принц открыл дверь и зашел в просторное помещение — в Тирионе это помещение назвали бы приемным залом, а тут назвали передней ввиду скудного убранства и сравнительно малых размеров. В полумраке было заметно свежее. Кольнула соблазнительная мысль спрятаться тут с книжкой до вечера, но Финдекано тотчас же откинул ее, как нелепость. Лестница вверх — два пролета. Налево по коридору — последняя дверь. Комната Финьо была лучшей в доме и выходила на солнечную сторону. В зимние дни это было большое преимущество, но сейчас, особенно учитывая обстоятельства ее использования, преимущество оборачивалось наказанием. Финьо открыл дверь и в нос ударил удушливый запах пота, крови и гноя.

На смятой постели, прозрачный и бледный, метался в бреду Майтимо. Рыжие с седыми прядями волосы пропитались потом, подушка под головой тоже была мокрой, над верхней губой и на лбу блестели капельки соленой влаги. Он метался молча, без стонов, и от этого смотреть на него было еще страшнее. Иногда он сильно стискивал одеяло единственной рукой, то вдруг распахивая глаза, то зажмуривая из изо всех сил. Он никого не узнавал. Как обычно, целительница встала при входе Финдекано и поклонилась. Он, как обычно, ответил ей поклоном.

— Ничего?

— Ничего.

— Не звал... никого?

— Нет, господин.

— Он что-нибудь поел?

— Утром выпил немного бульона... Повязки я только что сменила.

С тех пор, как две недели назад орел принес их в поселок, Майтимо приходил в себя лишь однажды. Это было в первую неделю. Он слабо улыбался и шепотом спросил Финьо, не сон ли все происходящее. Потом началась эта жара и процесс выздоровления остановился. Старые раны вновь загноились, а к ним добавилось запястье, лишенное кисти.

Финьо со вздохом открыл окно.

— Не советую этого делать, господин, — строго сказала целительница, — на улице жара, а с озера сюда попадут гнилостные испарения. К тому же мухи — они ему сильно досаждают.

— Я проветрю только. Тут запах тяжелый. Ты иди, госпожа, я с ним побуду.

Высокая и прямая как палка, целительница с чопорным видом удалилась из комнаты, неодобрительно взглянув на Финдекано.

«Как бы помог ему сейчас Таниэрон» — пронеслось в голове. Но Таниэрон, самый старший и опытный целитель, остался во Льдах. Так что сейчас, по крайней мере, Майтимо отчасти страдал по собственной вине, как это было ни нелепо.

Финьо присел на краешек кровати возле друга и положил на лоб ему тряпочку, смоченную в воде. Надо было как-то напоить его, и Финьо обернулся в поисках кувшина. Кувшин обнаружился на столике, а рядом и чаша. Вода была еще прохладной, ее явно недавно принесли от колодца. Сначала — Майтимо. С максимальной осторожностью Финьо приподнял друга за плечи. О, Силы, как он был тонок, Финдекано никак не мог к этому привыкнуть. Пальцы то и дело упирались в острые косточки. Финьо раньше и не знал, что в теле эльфа их так много! Острыми были ребра и позвонки, локти, ключицы, плечи и лопатки. Майтимо жадно пил воду. Когда он, наконец, оторвался от чаши, Финьо смог попить и сам. «Окно и правда, стоит закрыть, а то комнате стало еще жарче» — подумалось ему.

Закрывая ставни, Финьо выглянул на улицу. Где-то на горизонте собирались тучи. Это дарило надежду.

Звуки с улицы теперь не доносились в комнату больного, стало тихо и сумрачно. Финьо осторожно положил руку ему на голову и погладил по волосам. Лоб, виски, высокие скулы. Пальцы Финьо были прохладными, и, видимо, несли некоторое облегчение разгоряченному телу брата, потому что Майтимо, спустя некоторое время, успокоился, молчаливые метания прекратились и дыхание выровнялось. Минут через пятнадцать Финдекано понял, что его подопечный спит. Он осторожно убрал руку, встал, боясь потревожить, взял книгу и устроился в кресле подле кровати. Но сосредоточиться на чтении не удавалось. Глаза то и дело отрывались от книги, вопросительно, с ожиданием изучая лицо Майтимо, ища признаки начавшегося исцеления. Но жара со временем сморила и Финьо. Уютно свернувшись калачиком на кресле, он прислонил голову к высокому подлокотнику и заснул.

Как часто с ним бывало, во сне он был в Хэлкараксэ. Несмотря на зной, во сне он снова мерз и снова не мог ничем согреться, снова шел через льды без всякой надежды и без сил. И опять был страх — не тот ужас, который внушают темные силы Моргота, а липкий, противный ежеминутный страх за близких, за отца, за братьев и сестру, за кузенов и кузин, за родичей и друзей. Ноющее чувство тревоги за Турукано и его малышку, ведь совсем не так должно было проходить ее детство, тревога за Эленвэ, которая ослабла сверх всякой меры, тревога за обмороженные руки Финдарато, за ожесточившегося духом отца, за всех и каждого. Только одного чувства, ставшим привычным в походе, не было в этом сне. Не было обиды и зла на Майтимо. Потому что во сне он шагал рядом. Финдекано не знал, чей образ он заменил. Наверное, на самом деле рядом с ним шел Аракано или Айканаро? Но в этом сне Майтимо поддерживал его, когда он падал, поскользнувшись, и ободрительно подмигивал ему, когда становилось совсем плохо.

И была снежная буря. Ветер ревел в небесах, там гремел гром и блестали молнии, носились рваные тучи в хаотичном бешеном ритме. Огромные ледяные глыбы приходили в движение, раскалывались и наползали одна на другую со страшным шумом. Финдо пропал бы там, он уже почти ушел под воду, когда обрушившиеся льдины чуть не отправили его в Мандос, но кто-то сильный нырнул за с ним в ледяные воды. Во сне Майтимо был все тем же Майтимо Руссандолом, кого он знал и помнил — спокойным, надежным и здоровым. И этот сильный здоровый Майтимо возвращал Финьо к жизни, растирал его, замерзшего почти до смерти, почти потерявшего сознание от холода, отогревал и звал по имени в мир живых. «Финдо, проснись!» — настойчиво говорил он, — «Финдо, я тут!». И Финдекано открыл глаза.

Голос Майтимо был не таким, как во сне, другим, слабым и не таким громким, но это был определенно его голос и это он разбудил его.

— Финдо, просыпайся, кажется, гроза началась...