Когда закончится война (гет)

Малфой не выносил маглорожденных и полукровок. Видимо, поэтому получил от Лорда подарочек в виде новой пленной и ее — смешно сказать — воздыхателя. Он помнил обоих молокососами, поступившими на первый курс Хогвартса, когда Люциус учился на последнем. По иронии судьбы именно они вызвали его любопытство среди порядком поднадоевшей церемонии распределения. Лениво скользя скучающим взглядом по лицам первачков, Малфой остановился на рыжей девчонке с торжествующе горящими глазами: Шляпа только что отправила ее на Гриффиндор. Так себе событие, презрительно усмехнулся про себя Люциус и увидел невысокого тощего мальчишку, которому помахала рыжая, спрыгнув со стула. Мальчишка ее торжества не разделял и выглядел крепко приложенным о стену. Малфой заинтригованно проводил взглядом рыжую и дождался распределения тощего. Когда подошла его очередь, Шляпа нахлобучилась ему на голову почти до подбородка, оставив черные глаза таращиться сквозь такие же черные вихры, и провозгласила: «Слизерин!» Люциус невольно улыбнулся, но мальчишка побрел в сторону зеленых галстуков с прежним замороженным лицом, и улыбка Малфоя увяла: о рыжей девчонке следовало забыть в ту же минуту, как решилась ее судьба, а собственное распределение принять, как драгоценный дар. Тот, кто неспособен правильно расставить приоритеты, недостоин внимания.

Однако ему пришлось столкнуться с ней еще не раз. И не просто столкнуться: каждая их встреча оборачивалась конфликтом. Глупая, самоуверенная малолетка с враждебного факультета по недоразумению была назначена старостой — именно в тот год, когда сам он был принят в Попечительский совет школы и в свои двадцать два стал самым молодым его членом. Разумеется, ему нравилось посещать Хогвартс в новом качестве, тем более, что остальные были только рады передать Малфою эту утомительную обязанность. Будучи учеником, он все же не мог позволить себе безраздельно властвовать над молодняком, зато теперь ему вполне хватало для этого полномочий. Основной же целью было обращение юных умов в нужную сторону — сторону Темного Лорда. Тот всегда подчеркивал важность вербовки именно молодых и неоперившихся, из которых так удобно и легко было лепить правильных бойцов для великой армии. И великой победы.

Подходящие ребята встречались не только на Слизерине. Малфою доставляло особое удовольствие убедить или разубедить в чем-то, скажем, рейвенкловца. И на Гриффиндоре попадались единицы, поддающиеся обработке. Но Лили Эванс оказалась классической гриффиндоркой, патологически честной и упрямой, как баран. Люциус попробовал осторожно прощупать почву и отпрянул, как от чумы. И можно было бы плюнуть, вычеркнуть и пройти мимо, а учитывая ее происхождение, Малфой только выдохнул бы с облегчением. Но она не просто не поддавалась влиянию, она мешала ему работать с остальными, и это крайне раздражало.

Люциус никогда бы не предположил, что встретит их снова, да еще обоих сразу.

Только теперь все было иначе.

Тогда, в семьдесят первом, война только началась. Люциус раздумывал над будущим и собирался встать под знамена Темного Лорда, видя впереди блестящие перспективы. А Лили Эванс, его нынешняя пленная, и Северус Снейп, юнец, совсем недавно вступивший в ряды Пожирателей, были детьми, выбравшими разные дороги, но одинаково неразумными. Их отделяли от войны несколько счастливых лет, но годы имеют свойство лететь, и вот они снова сошлись в одной точке пространства и времени, кроме которой ничего их не объединяло и объединить не могло.

Малфой молча проклинал свой удел, гадая, где же нагрешил, либо что за награда ему светит после такого дежурства, но спорить с Лордом не предполагалось. Да и задавать вопросы тоже. Полагалось беспрекословно и желательно с радостью принять факт, что грядущую ночь Люциусу предстоит провести не в мэноре с беременной красавицей-женой, а в штабе, наедине с Лили Эванс, грязнокровкой из Ордена Феникса. Точнее, с Лили Поттер. Пока Снейп, к изумлению Малфоя, продолжал лелеять чувство к рыжей, та выскочила замуж за однокурсника-гриффиндорца. И сейчас Поттер гулял на свободе лишь потому, что его не оказалось в доме. Пришлось довольствоваться одной Лили, и, может, за это наказал его Лорд, кто знает, пока сам он не решит поделиться. Или не решит. Люциусу было, в общем-то, все равно, но хотелось знать, чтобы не повторять подобных ошибок впредь.

А пока он заканчивал ужин, мрачно наблюдая, как один за другим покидают штаб Пожиратели, спеша по домам. От возмущения кусок не шел в горло, но Малфой размеренно жевал ростбиф, не подавая никаких признаков разочарования. Надо так надо. Он найдет способ компенсировать эти пропащие сутки себе и Нарциссе. Больше, чем за себя, он переживал за нее: шестой месяц беременности проходил не проще пяти предыдущих. Люциус боялся оставлять ее одну надолго, в таких случаях она не выходила из состояния глубокой меланхолии, которые доктор объяснял гормональной перестройкой организма под нужды будущего наследника. Его жену не столько мучил токсикоз, сколько выматывающие перепады настроения и беспричинная плаксивость.

Методично разрезая мясо на кусочки, Малфой сосредоточился, сочиняя послание, с которым отправит Нарциссе патронуса, и не сразу заметил Снейпа, пересевшего напротив него. Осознав, что на него смотрят, Люциус медленно поднял глаза и перестал жевать.

— Что?

Северус буравил его черными глазами, и это было неприятно. Малфой не любил таких темных глаз, в них трудно было прочесть мысли и намерения, под таким взглядом становилось не по себе. А Снейпа он и так считал слегка безумным.

— Уступи мне, — пробормотал тот, склонившись. Черные волосы касались скатерти, и это отбило у Малфоя аппетит.

— Прости, что?

— Уступи мне стеречь Лили этой ночью, — повторил Северус. Малфою показалось, что он даже не мигает. Как змея.

— Ты в своем уме? — осведомился он, откладывая приборы и непринужденно оглядывая комнату. Лишних ушей поблизости не было. — Ты предлагаешь мне нарушить приказ Темного Лорда.

Снейп промолчал, насупившись еще больше.

Люциус закончил ужин, тщательно сдерживая раздражение, которое вызывал у него обнаглевший новичок.

— Будь где-нибудь неподалеку. Если хочешь. Это все, что я могу сделать для тебя. — Самое то. Не отшивать наотрез — кто знает, как и когда Снейп может оказаться полезным. Толика отзывчивости — «все, что я могу сделать для тебя». Крючок надежды.

Интуиция шепнула Малфою: «И пусть будет под рукой».

Она глядела на него из своего угла диким зверьком, готовым отдать жизнь дорого. Хотя… Люциус всмотрелся в горящие глаза. Нет, не готова она отдавать жизнь. Непохоже на воина света, или члена Ордена Феникса, все одно — не готова. На дне глаз таился страх, Малфой давно научился его определять. Страх грязнокровки его оскорбил. Люциус не пытал пленников, это был не его профиль, это вообще было не его. Лорд мог бы заставить, но пока хватало желающих и без Малфоя.

Вот только сейчас от него требовалось вызнать у рыжей девчонки Поттер дату и место ближайшей операции Ордена, чтобы Пожиратели смогли нанести решающий удар, который окончательно определит исход войны. Как выведать это без пыток? Убить, нельзя спасти?..

Люциус еще раз проклял сегодняшние день и ночь — благоразумно про себя, хотя для Лорда, при желании, не играло роли, что слышать, слова или мысли. Но привычка к осторожности жила у Малфоя в крови.

Лили смотрела на него исподлобья, словно собака: ожидая удара и готовая укусить в ответ. Почему она боится? Она молода и безрассудна, она с Гриффиндора и в Ордене Феникса. Трусость не присуща ей уже в силу юной глупости и отсутствия жизненного опыта. И все-таки она готова защищаться, но никак не нападать. Малфой был рассержен и заинтригован одновременно. Как заговорить с ней, представлялось ему с трудом, однако ночь не продлится вечно. Кроме пыток оставались обольщение и шантаж. И ложь, разумеется.

— Эй, Поттер, — Люциус негромко позвал рыжую. Нет, все-таки необыкновенные глаза. С такими глазами ей следовало украшать Слизерин. Иногда они обезоруживали его в хогвартских стычках, а не ее доводы и напор, как думала сама Эванс. — Есть предложение.

* * *

Лили тоже помнила Люциуса Малфоя. Его невозможно было не запомнить, раз увидев. Своими роскошными волосами он выделялся даже среди толпы слизеринцев, которые и так отличались от остальных — как минимум, надменным выражением лица. Лицо Малфоя было самым надменным, черты — вызывающе правильными, спина — самой прямой. Он поразил маленькую Лили сильнее, чем ей хотелось бы. Совершенно ни к чему было помнить о нем, знать о нем что-либо. Но она запомнила и не могла время от времени не думать. Это мешало. Не столько на первом курсе, сколько на последних. Потому что Люциус Малфой, окончив Хогвартс, не исчез, чтобы позволить ей забыть о детских впечатлениях. Когда Лили стукнуло шестнадцать, он вернулся в завидном ранге самого молодого члена Попечительского совета школы. Ему нравилось пройтись по коридорам бывшей альма-матер с проверкой — все равно, чего именно. Он мог прицепиться к сущей мелочи, мог пропустить мимо вопиющее нарушение, все зависело от настроения. А еще от того, на каком факультете числился возмутитель порядка. Болезненно чувствительную к несправедливости Лили это бесило. Подростковая вспыльчивость не дала ей вовремя разглядеть истинные цели Малфоя в Хогвартсе. Это ей помог понять Сириус — лучший друг Джеймса Поттера, ее ухажера.

Сириус со смехом называл себя выродком в благородном семействе Блэков. Лили понимала его — ведь она сама чувствовала себя выродком рядом со своей сестрой. Блэки отвергли Сириуса, а Петуния возненавидела Лили, и это было больно. Она как-то поделилась с Сириусом, и тот высмеял ее, но она уловила, почувствовала: ему тоже больно. Он затолкал эту боль в такие глубины внутри себя, что никто больше не видел, но Лили знала. И не обижалась на него.

«Не воюй с ветряными мельницами, Лил», — заметил он как-то, после очередного визита Малфоя в Хогвартс.

«Что это значит? — она просто кипела от возмущения. — Мне что, закрыть глаза на его самоуправство? Он дорвался до власти и будет здесь изживать свои детские комплексы, а мне — старосте! — молчать и бездействовать?»

Сириус фыркнул, вытягивая длинные ноги на подоконнике и упершись в откос.

«Какие комплексы, о чем ты? На самоутверждение среди малолеток у него было несколько школьных лет. Он вербует здесь будущих приверженцев Темного Лорда, это ведь так удобно», — он сплюнул в распахнутое окно, не глядя на оторопевшую Лили.

«То есть… то есть, ты знаешь такое и молчишь? Знаешь и ничего не делаешь?!» — она задыхалась от негодования.

«А что я могу сейчас? Вот выйдем отсюда и соберем Орден, — огрызнулся Сириус, но увидев ее растерянность, смягчился. — Орден Феникса, Лили, организация борцов против Лорда и Пожирателей. Я тебе говорю о ней, потому что знаю: ты никому не разболтаешь. Ведь так?»

Лили кивнула, переваривая услышанное.

«Почему Джеймс ничего мне не говорил?»

«Потому что он не знает об Ордене, — ответил Сириус, безмятежно щурясь на солнце. — Это моя идея. Ну как, теперь сможешь не рассказать?»

Лили не нашлась с ответом. Блэк любил ставить ее перед невозможным выбором.

Сириус наблюдал за борьбой чувств на ее лице. Не выдержав, расхохотался: «Ладно, Эванс, расслабься. Джеймс знает. Я ведь живу теперь у него, как бы я скрыл такое?»

Лили шумно фыркнула и ударила кулаком по подоконнику.

«Потерпи немного, — Сириус посерьезнел и накрыл ее руку ладонью. — Мы еще не готовы. Нужно окончить школу. Мы сделаем это и победим. Веришь?»

«Верю», — после паузы ответила Лили. Развернулась и медленно пошла по коридору в сторону башни Гриффиндора. Хорошо, она дождется и встретится с Малфоем на равных.

Только на равных не получилось, совсем не получилось, думала Лили, кусая губы, чтобы не разрыдаться перед ним, хотя бы не сразу. Она была уверена: Джеймс вытащит ее отсюда. Джеймс с Сириусом. Но… ведь они могут не успеть. Малфой вел себя странно: изучал ее молча, словно взломщик перед сейфом, подбирая ключик. Лили боялась, что он его найдет и взломает ее. Она и чувствовала себя сейфом — сейфом с тайной внутри. Эта тайна лишила ее обычного бесстрашия, сделав беззащитной перед убийцами. Она обязана спасти свою тайну и спастись сама. Лили собралась с духом и медленно подняла глаза на Малфоя за решеткой.

* * *

Люциус вошел в камеру, дверь тихо звякнула замком. Эванс смотрела на него во все глаза, будто знала их силу, будто хотела зачаровать его и — что? Сбежать? Обмануть? Он усмехнулся воображаемым планам рыжей, подошел вплотную и остановился прямо перед ней. Она сделала шаг назад и уперлась в стену, бессознательно кутаясь в дурацкую синюю шаль. Люциус провел рукой по ее спутанным волосам — они были неожиданно мягкими, а казались жесткими, как прутья метлы. Рука скользнула к напряженной шее, он попробовал заставить ее поднять голову, и она неохотно поддалась. Малфою не хотелось терять ее взгляд, пусть даже полный неприязни, а то и ненависти. Это только больше заводило.

Еще по ту сторону решетки он решил, что просто вычеркнет эту ночь из памяти и своей жизни, ее просто не могло быть, такой ночи, как не мог Люциус Малфой опуститься до связи с грязнокровкой. Нарцисса… То, о чем Нарцисса не узнает, никак не повлияет на ее жизнь, на его жизнь, на их жизнь. Она не подпускала его к себе уже четыре месяца, с тех пор как узнала, что ждет наследника. С беременностью ее мнительность и страхи обрели болезненные формы.

А рыжая грязнокровка с зелеными глазами была здесь, рядом, живая и горячая. И никого вокруг. Только неудачник Снейп ошивается где-то неподалеку, Малфой не сомневался. Он даже в чем-то понимал его: девчонка была красива и притягательна. Даже жаль, что не чистокровна. Люциус взял ее за плечи и слегка тряхнул, вглядываясь в лицо. Мелькнула мысль, что она сейчас плюнет в него, но что-то ее сдержало. Она боялась, и это возбуждало все сильнее. Он коснулся губами ее виска, на границе волос и теплой кожи, возле уха, и не без удовольствия почувствовал, что она вздрогнула. Несмотря на растущее желание и безнаказанность, прибегать к насилию он не собирался. Насилие над женщиной он равнял с убийством, а как иначе? Берущий женщину силой убивает часть ее души. Так что вынужденная отзывчивость Эванс облегчала ему задачу. Малфой решительно стянул с ее плеч никчемную шаль, сбросил под ноги и замер, глядя вниз. Она тоже опустила глаза, а потом снова подняла, уставившись на него с новым вызовом. Страх из глубины никуда не делся, но теперь Люциус понимал его природу. Под шалью рыжая прятала небольшой, но заметный живот. Малфой отступил на шаг, в смятении переигрывая в голове ситуацию.

— Сколько?.. — задал он вопрос, решая, как вести себя дальше.

— Пять месяцев, — ответила рыжая, и это были ее первые за вечер слова.

— И кто?

— Сын.

Люциус зачем-то высчитал срок, когда должен родиться маленький полукровка, если его матери очень повезет, и сделал неожиданный вывод: даже если ей повезет сегодня, ей уже фатально не повезло. Им обоим. И что с ней теперь делать?.. Люциус помнил о безумном поверье, с которым Нарцисса познакомила его прошлой осенью. Его служба Лорду с наступлением беременности начала вызывать у нее сильное беспокойство. И пусть он ежедневно клялся ей, что никого не убивает и даже не пытает, она постоянно напоминала: пока она носит его ребенка, самое страшное, что он может сделать, — посягнуть на жизнь другого ребенка. «Категорически нельзя, Люциус, ты запомнил? Ты понимаешь, как это важно?» И, глядя в тревожные глаза на изнуренном лице, он проникался ее волнением и обещал, заверял и успокаивал.

Живот грязнокровки поверг его в ступор. Он не мог лишить жизни беременную, древнее суеверие Нарциссы въелось в мозг. Спасти, нельзя убить? Но как?

Малфой отступил еще на шаг, неосознанным жестом вытирая губы, касавшиеся ее волос. Желание ушло бесследно. И глаза Эванс погасли, словно она тоже рассчитывала получить от него что-то, а теперь лишилась последнего шанса. Она опустилась на кучку соломы в углу, бросив сверху ненужную больше шаль, и откинула голову на стену позади себя. Люциус с досадой закусил губу и угрюмо потер ладонью подбородок, формируя новое решение, выход из этой ночи-наказания, выход для себя, для нее, для них обоих.

— Эй, Поттер, — повторил он. — Есть новое предложение.

Она покосилась на него, не повернув головы. Показала, что слушает, но без особого доверия.

— Тебе ведь рожать в июле?

— Или в начале августа, — рыжая кивнула, подбираясь.

Малфой с мрачным удовлетворением отметил ее тревожный интерес.

— Есть информация о детях, которые должные появиться на свет в июле, — произнес он с расстановкой и замолчал, ожидая реакции. Время у них еще оставалось — более чем достаточно времени. По крайней мере, пока он так считал.

Грязнокровка не заставила долго ждать.

— Говори, — отрывисто потребовала она, снова поднимаясь на ноги. — Говори же, ну?! — Люциус поднял брови, показывая, что ждет чего-то взамен. — Чего ты хочешь? — она выговорила это обреченно, уже понимая, что вопрос бесполезен.

— Сведений об Ордене, — все-таки ответил Малфой, пристально наблюдая за ней. — О ближайшей операции, если быть точным.

Эванс взглянула на него с ненавистью, но теперь это волновало его еще меньше. Он весь обратился в слух, понимая: она не солжет. Если решится говорить, то скажет правду, и будет ненавидеть за это уже себя.

— Они будут… здесь, — запинаясь, выговорила она. — Будут здесь в два часа пополуночи.

«Ты дашь им спасти меня? Дашь мне спасти мое дитя?» — спрашивали тем временем ее глаза. Обострившимся чутьем будущей матери она уловила его слабость, недовольно отметил Люциус, но это было не столь важно. Мысли его бежали сразу в двух направлениях: во-первых, с минуты на минуту в штаб попытаются прорваться орденцы, и во-вторых, случайно ли вышло, что штаб практически пуст именно этой ночью?..

— Что с июлем, Малфой? — выкрикнула Эванс, теряя контроль. — Я сказала тебе, что ты хотел, теперь говори ты!

Люциус раздраженно выхватил палочку и направил на нее, предупреждая не зарываться. Грязнокровка снова вжалась в стену, испепеляя его взглядом. Наверное, у ее обреченного сына будут такие же глаза. Или могли быть.

— Темный Лорд объявит охоту на мальчиков, рожденных в июле, — медленно и четко произнес Малфой. Чтобы не пришлось повторять. — Незачем объяснять тебе, почему. Достаточно и того, что ты знаешь: твой будущий сын в опасности. Делай с этим знанием что захочешь.

Было что-то символичное в том, что это случайно подслушанное пророчество принес Лорду именно Снейп, отстраненно подумал он, но ей говорить об этом ни к чему. Эванс побледнела, как привидение, и инстинктивно схватилась за живот. Малфой молча кивнул, подтверждая, что сделка завершена, и вышел из камеры.

Он не станет убивать пленницу, он ведь просто не успеет. Орден Феникса внезапно нападет на штаб, и Люциус будет мужественно оборонять его в одиночку, пока не прибудет вызванное им подкрепление, но девчонку отстоять ему не удастся, что неудивительно. Мой Лорд, Мерлин свидетель, я сделал все, что мог.

— Люциус! — Вот и он, как вовремя, и вызывать не пришлось. Все же знал, что делает, оставляя Снейпа под рукой. — Люциус, сейчас здесь…

Малфой жестом остановил сбивчивую от волнения речь новичка и коротко бросил:

— Забирай свою девчонку.

Северус открыл рот, обретя крайне глупый вид.

— Я не понял…

— Чего ты не понял? Выведи ее отсюда и делай, что хочешь, но имей в виду: помощь в обороне штаба в такую ночь будет оценена.

Снейп сжал и без того тонкие губы, резко кивнул и повернулся к решетке.

— Лили…

— Нет!

Люциус вздрогнул от яростного выкрика и обернулся: взгляд рыжей переполнился ненавистью и презрением. Ну да. Малфой в ее глазах был злом изначальным, и, как ни странно, ей было легче принять его как есть. А Северус — бывший друг, переметнувшийся на сторону зла. Предатель. Все эти идиотские, лишние мысли проносились в мозгу Люциуса, пока он отпирал камеру, вытаскивал из нее упирающуюся Лили, передавал в цепкие руки Снейпа, лицо которого исказила боль. Лили, надо же. Он назвал ее Лили. Хвала Мерлину, что про себя. Малфой смотрел, как Снейп уводит свою извивающуюся грязнокровку к выходу, испытывая странное сожаление. Он чувствовал, что не увидит ее больше. Едва за ними закрылись двери, под окнами затрещали вспышки заклинаний: часовые отбивали нападение. Люциус быстро взглянул на часы — ровно два — и, не медля больше ни секунды, вздернул рукав, освобождая Метку.

* * *

Иногда ночами Лили снилось то, что не случилось между нею и Малфоем в подвальной камере. Все начиналось с его губ у ее виска, потом они скользили по шее к выступающей ключице и ниже, к груди, на которой его руки ловко расстегивали пуговицы платья. Она все время хотела что-то ему сказать, может, остановить его, но всегда задыхалась и теряла голос. Лили молча поднимала руки, тяжелые, как чугун, и запускала пальцы в его длинные волосы. Малфой подхватывал ее за бедра, прижимал к стене и... И всегда на этом месте она просыпалась и начинала казниться, чувствуя себя до смерти виноватой — перед Джеймсом, перед маленьким Гарри, перед самой собой. Словно все это было наяву, но ведь не было. Лили тихо выбиралась на крыльцо и сидела там, завернувшись в плед, раз за разом повторяя себе, что, если бы ситуация повторилась, она так же пошла бы на все ради спасения сына. Чувствуя себя порочной до мозга костей, убеждая в собственной невиновности. Наяву она Малфоя не хотела, а во сне за себя не отвечала, ведь это были сны.

И когда, наконец, удавалось утишить терзания, Лили в сотый раз задавалась вопросами: почему же, собственно, Малфой не пошел дальше и зачем отпустил ее сам, не дожидаясь Ордена. Она не ждала от Пожирателей ничего человеческого, поэтому Малфой сломал шаблоны. Может, потому, что она знала его за пределами войны.

Война скоро закончится, думала Лили, глядя, как занимается майская заря, и однажды они поведут детей в Хогвартс. И, может быть, она подойдет к Люциусу Малфою и поблагодарит за предупреждение и ту давнюю ночь.

Или пошлет сову.

Когда закончится война.