Сны (гет)

Скотт

У Скотта МакКолла появился необъяснимый интерес к школьным шкафчикам. Нет, не то что бы он захотел головокружительной карьеры школьного воришки, вскрыть как можно больше замков, похитить девчачьи дневники и тетрадки отличников.

Вовсе нет. Скотта манили две конкретные кабинки.

Во-первых, шкафчик под номером 1073 из коридора. Скотт целый день ходил мимо, косился, но ничего не предпринимал, хотя возникший интерес был подобен зуду в мозгу, от которого невозможно избавиться. Одно из самых странных ощущений в его жизни. «Ты должен вскрыть этот шкафчик, Скотт, тебе совершенно необходимо знать, что внутри! Ээй, ну куда ты, чувак, открой меня!» — как бы шептала металлическая дверца каждый раз. Шептала с неуловимо знакомыми саркастичными интонациями.

Честно говоря, руки тоже здорово чесались, и пару раз он чуть не поддался искушению. Теперь-то Скотт испытал на собственной шкуре, что в учебниках по психологии зовётся «навязчивой идеей».

Во-вторых, пустующая кабинка в раздевалке. Перед тренировкой Стэн и Том чуть не подрались, потому что не хватило места, и одному парню пришлось кидать свою сумку прямо на скамейку, но… Никто не пожелал соседствовать со Скоттом МакКоллом. Сообразили только после того, как капитан команды лично скомандовал остыть.

Как будто кабинка была уже кем-то занята, и все об этом знали. Это требовало серьёзных размышлений, и зуд в мозгу становился совсем нестерпимым.

Шкафчик в раздевалке и тот, под номером 1073, точно связаны, решил Скотт, и словно услышал вздох облегчения где-то за правым плечом. «Божечки, ты, наверное, не безнадёжен», — раздался в голове саркастичный шёпот, будивший что-то не только в разуме, но и в сердце. Заставлявший его испытывать невероятную, горькую тоску, с которой волки воют на луну.

Он спросил Лиама, кто обычно раздевался по соседству, но тот только пожал плечами. Лиаму ни о чём не говорил этот шкафчик. Тогда МакКолл твёрдо решил пойти дальше.

— Тренер! — Скотт сидел на скамейке и завязывал шнурки, когда учитель пулей выбежал из своего кабинета. — Вы не знаете, кто обычно пользовался этой кабинкой? Разве она всегда пустовала?

Финсток остановился и посмотрел на него так, словно услышал самый глупый вопрос в своей жизни. Возможно, так и было, потому что Скотт и чувствовал себя очень глупым, не способным ухватиться за что-то очень важное.

— Откуда мне знать, МакКолл? Может, туда когда-то сблеванул Гринберг или Джаред, и с тех пор никто не рискует оставлять там свои вещи? — Он сделал пару шагов к Скотту и угрожающе над ним навис. — И знаешь, где твой вопрос находится в списке моих приоритетов?

Скотт непонимающе изогнул брови. Тренер нагнулся и поводил ладонью в дюйме от пола.

— Вот где-то тут! А на самом верху то, что ты скоро свалишь из команды, а у нас до сих пор нет нового капитана. Нет даже кандидата!

Он выпрямился и дунул в свисток, Скотт, вздрогнув, моментально подскочил на ноги.

— Марш искать себе замену, мы будем на поле до ночи, если понадобится!

Во время тренировки отступила и новая навязчивая идея, и размышления об её взаимосвязи со стёртым из жизни человеком. Связь не просто существовала, она тянулась ярко-красной шерстяной нитью. Таково окончательное решение Скотта МакКолла по делу о школьных шкафчиках, но он собирался позвать Малию и Лидию рассмотреть улики.

Что ж, с навязчивой идеей он разобрался... Ну, хотя бы до следующего учебного дня. Скотт вообще был бы не против, если бы в его жизнь добавились всего-то только навязчивые состояния. Но беда не приходит одна, если начинаешь ехать с катушек, то хорошо так, капитально и основательно, разве нет?

Ему снилось, как он бежит по бесконечно длинному белому залу. Это не было похоже на сон, слишком реалистично: он не должен чувствовать каждый шов плитки босыми ступнями, и что мокрая одежда прилипла к телу, и спина покрывалась мурашками. Но Скотт знал, что должен добежать до самого конца, и ему необходимо выкрикнуть чьё-то имя, спасти кого-то, очень важного, близкого. Его лучшего друга.

Скотт бежал, словно хотел забить решающий мяч в матче, но расстояние не менялось даже на дюйм. Он не видел своей цели. Будто под его ногами беговая дорожка.

Он слышал знакомый голос, почти неуловимый, как шорох листьев: «Но у тебя всё ещё есть я, разве ты забыл?» Скотт всё бежал, стараясь догнать пропавшие воспоминания.

«Я серьёзно не понимаю, как ты иногда выживал без меня», — раздалось над ухом, и Скотт проснулся. Сердце стучало так громко, даже странно, как на такой набат не бежит мама. Ему хотелось убежать в лес и завыть, протяжно, по-волчьи.

Скотт помнил белую комнату, он видел такую, когда вляпался в историю с Неметоном и Ногицунэ, но то был не весь ответ на вопрос.

Ему, Лидии и Малии нужно поскорее вспомнить того, кого они забыли, иначе он попросту сойдёт с ума.

Малия

Малия серьёзно отклонилась от своего жизненного курса, и с каждым днём всё становилось только хуже.

Началось с того, что она переспала с каким-то парнем и плевать хотела, как его зовут. Она пришла в кафе, чтоб заказать гамбургер и выпить коллы, а в итоге подцепила незнакомца и поехала к нему домой. «Что-то пошло не так» — слишком лёгкое выражение для произошедшего, она хотела совершенно другого, что было важнее — она определённо ждала и искала в том кафе кого-то другого, а незапланированный любовник просто подвернулся под руку! В конце концов, всё это так…

По-животному?..

На следующий день Малия пыталась не анализировать свои мотивы (пусть свои поступки по косточкам раскладывает Скотт, вот уж любитель покопаться в себе). А Малия Тейт не из тех, кто любит рефлексировать.

Но… Всё же что-то изменилось в ней, чего-то (кого-то?) не хватало, она словно пустая. Неполная. Как мозаика, на которую убиваешь целый день, а в конце обнаруживаешь, что не хватает самого важного кусочка из средины. Даже случайным сексом Малия пыталась заполнить большое «ничего» в своей душе, но нужный пазл всё ещё отсутствовал.

Лидия, у которой всегда находились разумные объяснения, сказала: «ты забыла кого-то столь важного, и теперь пустота приводит твою личность к базовой точке». Но Малия не хотела никаких базовых точек, она вроде бы довольна прежней собой, и не обиралась меняться! Она точно не хотела спать в углу своей комнаты, свернувшись клубком, или трахаться с незнакомцами из закусочной (ладно, это хотя бы весело, а вот спать на твёрдом полу — не очень).

К сожалению, как в сказке, чем дальше — тем становилось страшнее. Приближалось полнолуние, и Малия начала ловить себя на мысли, что хочет мяса. Не какого-то там хорошо прожаренного стейка, только снятого с гриля. Нет. Ей хотелось по меньшей мере оленёнка, пойманного в лесу, вцепиться зубами в ещё пульсирующую жилку на шее и дербанить.

Скотт начал обеспокоенно на неё смотреть. Лидия советовала держать себя в руках. Но Малия не могла держать себя в руках, и была далека от понятия «нормальность». Её «большое ничего» вместо воспоминаний притупляло человеческие эмоции, но вот койот словно поднял голову и ощущал себя свободным.

Жаждой сырого мяса дело не ограничилось. На перемене Хейден, обутая в тяжёлые ботинки, всего лишь наступила ей на ногу, и конечно, потопталась больно. Хейден ойкнула, а разум Малии уплыл в кровавый туман.

Очнулась она от того, что Лидия трясла её за плечи.

— Когти, Малия, убери когти! И глаза, тут же полно народу, да сделай что-нибудь! Скотт!

Малия посмотрела на свои руки, вдохнула и выдохнула. Кровавый туман слегка рассеялся, но ясное сознание не пришло, койот внутри рычал. Это тоже было по-животному.

— Тебе срочно нужно придумать что-нибудь со своим самоконтролем, скоро полнолуние, — почти шипела Лидия, уводя её в сторону от шкафчиков и однокашников. Скотт последовал за ними, Лиам и Хейден остались на месте.

— Ты думаешь, я не понимаю, что нужно что-то придумать? — воскликнула Малия, освобождаясь от цепких пальцев, сжимавших её запястье. Она зарычала и ощутила, как язык упирается в клыки. Запоздало успела испугаться и подумала, что Лидия отступит.

Лидия не шелохнулась. Она вновь крепко вцепилась в руку Малии, возвращая её к реальности.

— Что ты знаешь о ваших «якорях», Скотт? — Мартин выжидательно приподняла брови. — Можно ли держаться за новый «якорь»?

Скотт замешкался, но всё-таки сказал:

— Да. Дерек говорил, что иногда какое-то воспоминание перестаёт тебя удерживать, и тогда нужно искать что-то другое.

Лидия удовлетворённо кивнула.

— Пока ты не вспомнишь, мы будем твоим «якорем». Я и Скотт, поняла?

— Не уверена, что это сработает.

В ответ Лидия лишь закатила глаза.

— Если наша дружба не сдержит твоего внутреннего койота, то я не знаю, что сможет.

— Это сработает, — Скотт протянул Малии учебники, которые та выронила. — Просто поверь нам.

Малия поверила, потому что ничего другого не оставалось. И потому что в этом состояла только половина её проблемы.

Ей снились странные сны. Сны почти на грани реальности, до ужаса похожие на реальность. Как сказал Дитон, подсознание пыталось вытолкнуть на поверхность затёртые воспоминания.

Ей снился Эйхен. Она брела по коридорам, спускалась в подвал, собирая пальцами сажу с поручней. Кого-то искала. Руки — словно две ледышки, и она натягивала рукава кофты на ладони, пытаясь согреться.

«Твои руки, и правда, холодные», — голос звучал совсем рядом, Малия побежала, уже зная, что не сможет ничего найти или догнать. Но голос вёл за собой, и она очень хотела его найти, вернуть то, что забыла, заполнить пустоту внутри и стать прежней.

«Подожди, это был твой первый поцелуй?»

Койот внутри просился наружу, голос звонкий, мальчишечий, уплывал всё дальше, тараторил что-то ещё, так быстро, так знакомо…

Малия проснулась на жёстком полу, в углу своей комнаты — логове койота. Ей хотелось рычать, разорвать на клочки подушку, у неё забрали что-то важное, она должна вернуть пропажу во что бы то ни стало. Её когти вновь выпущены, она пялилась на них, казалось, целую вечность, ощущая себя уже не яростным зверем, а испуганным кроликом, пойманным в капкан и из последних сил борющимся с ловушкой. Если она не сможет, если она не справится, если превратится в животное навсегда прямо сейчас...

Малия вспомнила Скотта и мягкий, тёплый взгляд его карих глаз. Затем Лидию, и это не успокаивало, будило эхо сложного клубка чувств. Ревность, злость, непонимание, зависть, восхищение, теплота, безопасность. Лидия сказала «кажется, я любила его», но Малия тоже любила, без всяких «кажется», она не сказала этого вслух… Потому что видела, как тяжело признание далось подруге.

«Ты не должна так говорить, никаких «давайте сделаем ей смертельный укол» или «давай бросим её в пустыне».

И вдруг это дало ей умиротворение. Когти исчезли. Эмпатия делает её человеком. Беспокойство за друзей делает её человеком. Лидия часть того, кого она забыла, очень важная часть, и она смирилась. Отпустила, и уже давно.

Малия выдохнула. Её животное нутро отступило. Хорошо, в этот раз новый якорь сработал как надо, но полнолуние приближалось. И Малия Тейт не знала, сможет ли пережить решающую ночь, если не вернёт свои воспоминания.

Лидия

Лидия Мартин считала, что является счастливой обладательницей почти эйдической памяти (лишь почти — потому что ей недостаточно беглого взгляда, чтоб словно «сфотографировать» страницу). Конечно, её мозги нельзя назвать совсем уж безупречными, как и за всеми, за ней водились мелкие грешки: забыла закрыть форточку или листала учебник, чтоб найти вылетевший из памяти знак в длинной математической формуле. Но это же сущие мелочи по сравнению с тем, сколько информации укладывалось в её рыжеволосую голову и никогда не исчезало бесследно.

А вот чувство, что она забыла что-то настолько важное, жизненно-важное как умение дышать или ходить, было новым. Ужасное, бесящее ощущение, выводящее из равновесия.

Скотт сказал, что его «фантомные боли» о воспоминаниях похожи на щекотку в мозгу. Боли Лидии походили на першение в горле — крик, который зрел гнойником и никак не мог вырваться на волю.

— Хорошо, у нас есть фотография и слово «Стайлз», — размышляла вслух Лидия, пока они с Малией и Скоттом ехали к шерифу Стилински. Фамилия тоже отзывалась ноющей болью в груди. — Это должно бы помочь, но не особо помогает.

— Значит, нужно что-то большее, чем просто слово, — буркнула Малия, её волосы трепал ветер.

— Возможно, хотя бы имя, — задумчиво произнёс Скотт, сидевший на соседнем сиденье. — Как со Зверем, помните? Лидия, ты выкрикнула имя и вернула назад Мейсона.

— Но это Мейсон забыл, что он Мейсон, а не мы забыли, что он Мейсон, — прервала его Малия. — Ну, вы поняли, о чём я.

Лидия кивнула. Да, ситуации разные, но мысль Скотта всё равно интересная. Если это работает в одну сторону, то может сработать и в другую. Возможно, выкрикни кто-то имя Себастьяна, то вернулись бы и воспоминания о нём?..

Скотт и Малия продолжали обсуждать их проблему, в приёмнике диджей бодро вёл утреннее шоу и рассказывал про новинки в кинотеатрах, но Лидия не вслушивалась. Она думала. Она размышляла. Размышляла о «Демнатио мемория», вряд ли всадники накладывают проклятье, но механизм стирания из реальности всё равно похожий, и это можно исп… Но тут заиграла музыка. И Лидия резко вывернула руль.

Песня — пинок в солнечное сплетение, захлестнула с головой и перехватила дыхание. Глаза ослепили цветные прожекторы на дискотеке, она услышала скрежет гелиевых шаров и вдохнула аромат не слишком дорогого парфюма, знакомого, приятного (не душный «хюго босс» Джексона, нет, другой, и почему она вообще подумала про Джексона, с ней был не только он!). Лидия танцевала с парнем, он прикасался робко и нежно, она чувствовала его руки на талии и дыхание, путавшееся в волосах. Крик, таящийся в горле, почти вырвался наружу, а с ним и чужое имя, Лидия почти, почти поймала образ… Но «почти» — недостаточно. Всё оборвалось так же быстро, как и началось.

Она не на школьной дискотеке, она в машине, которая чудом не попала в аварию и стояла на обочине, а песня продолжала играть: «Ты не просто девушка, ты больше чем воздух или море, я хочу, чтобы ты так отчаянно прижалась, и ничто не смогло нас разлучить».

Лидия, словно находясь в соседней комнате, слышала возгласы Малии с заднего сиденья (должно быть, слишком резко развернула машину, и подруга ударилась), и даже не сразу обратила внимание, что Скотт сжимал её дрожащие ладони и что-то говорил.

— Ты, — она с трудом сфокусировалась на голосе друга, — в порядке? Лидия, ты меня слышишь?

— Да. Я не знаю, — в голосе звучали жалкие нотки отчаяния, — наверное, я в порядке. Эта песня...

Но она была так же далека от понятия «в порядке», как первоклассник далёк от полёта в космос.

— Не включай эту штуку, когда едешь одна, ладно? — она увидела в зеркале заднего вида испуганные глаза Малии, страх не за себя — за неё, Лидию. — И вообще лучше не включай, пока мы со всем не разберёмся. Скотт едва выровнял машину.

Малия осеклась. И Скотт тоже молчал. Всем было ясно, что выключенное радио никак не сохранит жизнь и психологическое равновесие. Уж точно не в неделю, когда в её спальне прокатывался товарняк, она догоняла в коридоре незнакомцев, что никак не могли там находиться, и выбегала из школы в собственное воспоминание, ведомая голосом забытого парня.

Лидия вздохнула и выдохнула, мысленно досчитав до пяти. И снова завела машину.

Она вспомнит. Истину скрыли чужой заплаткой, но Лидия просто знала, что обещала ему вспомнить.

Сны — вот что было хуже всего. Иногда она с трудом отличала реальность от грёз — но уже давно поняла, что то одна из особенностей банши.

Она бродила по Эйхену, холодному, тёмному, наполненному чужими криками и страданиями. Её голова чесалась от грязи и пахло от футболки отвратительно. Кто-то спас её оттуда. Скотт, Малия, Лиам и Кира, конечно, занимали первые ряды в операции по спасению… Но это только часть ответа на вопрос.

Лидия слышала хор голосов и вела с ними беседы.

«Ещё вообще-то Пэрриш, ты не помнишь, как он нёс тебя на руках?»

«Да, но он был не один. Не он держал меня за руку и ехал со мной в машине… Не машине Скотта. Не Пэрриша. И не мамы»

«Тебя никто не держал за руку! И это была машина мамы. Да не было никакого другого парня!»

«Был, и я люблю его».

«Любишь?» — голос переплетался высокомерными интонациями Джексона и нахальными Эйдена. — «Да ты вообще знаешь, что значит любить?»

Она ответила бы, что любовь — всего лишь выброс дофамина, окситоцина и вазопрессина в организме, что чересчур уж переоценено и романтизировано музыкантами, писателями и поэтами. Она всегда так считала. Но не в этот раз. Биологией не объяснить то, что творилось в душе.

«На этот раз я уверена в том, что говорю. Просто заткнитесь все, вы мешаете».

Голоса повиновались, оставив её в обволакивающей тишине. Лидия упрямо шагала дальше, шлёпая босыми ногами по полу, окутанная холодом и пустой. Все её романы заканчивались катастрофой. Но только сейчас из её сердца словно вырезали кусок, и на месте раны гуляют сквозняки. Ей казалось, она умрёт, если не заполнит пустоту.

Лидию вырвал из сновидения гул поезда, грозящего смять её спальню, как коробочку из-под сока, но она не закричала. Она слушала, пытаясь разобрать что-то, стоявшее за стуком колёс. Это преследовало целыми днями: фоновая музыка вокзалов, голос диктора, объявляющий об отменённых рейсах…

А ведь подобное уже происходило. Лидия искала кого-то (нет, не просто кого-то — того же самого парня!), искала так усердно, что была настроена на одну с ним волну, и тоже слышала в голове непонятные звуки. Что если… Если поезда тоже связаны с ним? Что, если Всадники держат пропавших на железнодорожной станции?

«Лидия, ты такая умная, что я готов расцеловать тебя прямо сейчас!» — раздался в голове уже знакомый голос, всё ещё остававшийся для неё призраком прошлого.

И Лидия засмеялась, ощутив прикосновение губ к щеке. Засмеялась впервые за последние пару дней.