Поздно (гет)

Вы никогда не замечали, как сложно поймать тот момент, когда всё вдруг начинает катиться к чертям? Нет?

У Персиваля Грейвза всё всегда было под контролем. Во всех сферах его жизни — работа, дорога до работы и... сон считается личной жизнью?

Правая рука президента, он всегда знал всё. Всех авроров он помнил пофамильно.

А некоторых — поименно.

Она ненавидела своё имя, а Грейвз считал, что красивее не найти.

Она носила ужасные укороченные брюки, которые ей совершенно не шли, но даже в этой одежде она выглядела великолепно, по мнению Грейвза.

Когда она улыбалась — искренне, а не натянуто, — её глаза превращались в щёлочки, в которых Грейвз ненароком замечал искорки веселья.

Аккуратно уложенные короткие волосы цвета тёмного шоколада определенно могли бы быть длиннее, но Грейвзу нравилась и такая причёска.

Встречайте Порпентину Голдстейн, встречайте и ловите тот самый момент.

В ней нет ничего такого. На первый взгляд. Даже на второй, если честно. Вот её сестра — та гораздо ярче.

От Куинни, кстати, Грейвз предпочитал держаться подальше — неизвестно, что найдут в твоей голове легилементы. Защита защитой, но осторожность никогда не помешает.

Она пьёт чёрный кофе без сахара. Любимый цвет — фиолетовый. Читает литературу немагов по вечерам.

Даже не спрашивайте, откуда он это знает.

Он прекрасно замечает, какие взгляды кидают на него некоторые сотрудницы. Он бы обменял их на один-единственный — её.

На Катон-авеню он видит в витрине шарф с фиолетовой каемкой. Теперь этот шарф — неотъемлемая часть его гардероба.

Один раз они вместе едут в лифте.

Она косится на него, сжимая в тонких длинных пальцах стаканчик с кофе. Черный, без сахара.

Её парфюм — лаванда и фиалки.

— Тина, — он слегка кивает ей, выходя из лифта и бросая быстрый взгляд на её усталое лицо — опять не спала до полуночи, читая очередную книжку.

— Мистер Грейвз, — нервно отвечает она, моргая.

Дверцы с лёгким звоном закрываются, унося её наверх.

Она задерживается допоздна, заполняя огромную стопку бумаг. Грейвзу почти жаль её, но это был единственный способ оказаться вместе с ней в пустом холле.

— Мистер Грейвз, — летит ему вдогонку её звонкий оклик, когда он медленно — чтобы она успела его догнать — идёт по направлению к выходу. — Мистер Грейвз!

Он оборачивается. На его лице — ни одной эмоции.

Внутри — целая буря.

— Тина, — негромко произносит он, добавляя в голос вопросительную интонацию.

— Отчёт для вас, — она поднимает тонкие брови, подходя к нему ближе. — Вы его видели?

Конечно, видел.

— Ещё нет, — он не отводит от неё взгляд. — Завтра с утра обязательно просмотрю.

Она кивает. Прядка падает ей на лицо.

Он просто не успевает остановить себя и машинально протягивает руку.

Она не двигается, пока Грейвз как можно нежнее заправляет прядь ей за ухо.

Внутри всё медленно сгорает, она стоит слишком близко, от неё пахнет лавандой и фиалками, а за высокими окнами падают большие белые снежинки.

— Увидимся, Тина, — он быстро разворачивается и почти выбегает из здания на холодный отрезвляющий воздух, чтобы в следующую секунду аппарировать на крыльцо своего дома.

Впрочем, предаться рефлексии ему кое-что мешает.

Обездвиживающее заклинание, если быть точным.

Гриндевальд безумный и с хорошим чувством юмора. Он в деталях рассказывает про свои скитания по Британии, а Грейвз — про будни в конгрессе. Сыворотка правды не даёт соврать, и он говорит и про Тину.

Гриндевальд поднимает светлую бровь, но молча слушает дальше.

Грейвз много времени проводит в размышлениях — ничего другого ему попросту не остаётся. Его волосы отрастают, щетина превращается в бороду, а глаза отвыкли от света.

Он думает о Тине. Воспоминания о ней то становятся объемными, то расплываются и исчезают в темноте.

Гриндевальд говорит, что всё идёт по плану.

Грейвзу абсолютно всё равно до тех пор, пока он не упоминает Тину.

— Её уволили, — говорит он, смотря безумным взглядом куда-то вглубь маленькой комнаты и накручивая на палец цепочку от амулета. — Твоя девочка напала на немага. Как по мне — всё правильно сделала; та старая дура болтала чересчур много.

Грейвз жадно ловит его слова; Тина, Тина, Тина.

Он должен пригласить её на ужин.

Должен был, но это уже прошлое. Теперь он просто должен.

Он бы спросил её, любит ли она читать. И потом сразу же упомянул бы, что у немагов отличные писатели — чтобы она поняла, что он ничего не имеет против их литературы.

Он бы рассказал какую-нибудь забавную историю, чтобы она улыбнулась, и он смог увидеть искорки в её глазах-щелочках.

Он бы...

Когда его находят, её сердце уже оказывается занято кем-то другим.