Драбблы о Миклоше (джен)

У Миклоша Бальзы было плохое настроение. После совета глав кланов, на котором Констанс — одна из старейшин Даханавар — посмела уличить Тхорнисхов в резне, устроенной глупыми птенцами в клубе. А ведь он отдал приказ всего лишь проследить за родственником и выяснить, почему тот так часто навещает территорию мормоликай.

Пока Констанс говорила, Миклош представлял, как сжимает пальцы на ее тонкой шее. Как медленно кожа начинает бледнеть, а потом синеет и зарвавшаяся девчонка бессмысленно хватает ртом воздух. Не потому что он ей нужен для дыхания, отнюдь.

Из-за страха.

И боли, которая начинается с легкого покалывания, а потом, вслед за багровыми полосами оставленными пальцами, распускается восхитительным цветком агонии.

У неё непередаваемый прокисший запах страха с горчинкой надежды. Соленый вкус пота и слез, дополняет восхитительную фантазию, придавая ослабленной придушенной жертве особое очарование. Как раненой лани, которая не подозревает, что ее тушу скоро освежуют, разделают и зажарят над костром.

Миклош позволил своим фантазиям зайти еще дальше. В них он медленно, с помощью магии тлена, уничтожал кожу Констанс, обнажая ярко-красное, сочащееся кровью мясо. Он знал, что если быть сдержанным, то развлечение можно продлить на дни, а то и на недели.

Однажды учитель показывал им с сестрой, как правильно это сделать, не позволяя жертве раньше времени истечь кровью.

Но после неслыханного по своей глупости вопроса: «Вы признаете свою вину, господин Бальза?» — Миклош утвердился во мнении, что лучше всего будет отрезать Констанс голову — она ею все равно не пользуется. Какой умный родственник сознается, особенно если он действительно виноват?

Нахттотер считал себя умным, в отличие от птенцов Даханавар, поэтому он не стал требовать доказательств и вступать в бессмысленный спор. И все оставшееся время на собрании рассматривал китайскую фарфоровую вазу. Бесспорно, она была красивой, но слишком вычурной на вкус Миклоша. Впрочем, чего еще можно ожидать от мормоликай?

И вот, сидя в лимузине, направляющемся в «Лунную крепость», нахттотер хмуро смотрел в окно. Столь нелюбимый им город сейчас походил на гротескно искривленное дерево, обвешанное праздничными гирляндами. Скучно, броско и безвкусно.

— Йохан, останови машину, — приказал Бальза.

— Но нахттотер...

— Живо! — рявкнул он на своего помощника.

Йохан выполнил приказ, благоразумно помалкивая.

Выбравшись из машины, Бальза глубоко вздохнул и презрительно скривил губы. Город пах ужасно. Словно огромная гноящаяся язва, он рос, набухал и отравлял своими отвратительными миазмами всё и всех. Кровь людей, живущих в нем, была отвратительна на вкус.

Иногда Миклошу казалось, что люди — ходячие мешки с костями, болезнями и паразитами.

Это была еще одна из причин, почему Бальза предпочитал доставку пищи на дом охоте. Мало ли какую гадость повстречаешь?

Но сейчас Миклош решил изменить привычке и сам собрался найти поздний ужин. Удачная охота и вкусная еда смогут легко поднять ему настроение. Или еще больше его испортить.

— Йохан останься возле лимузина, — не поворачиваясь, бросил господин Бальза.

Ландскнехт не стал спорить. Он давно привык не задумываться над приказами, а просто исполнять их. Думать — работа нахттотера, а его дело — убивать.

Миклош гулял недолго. В одном из темных переулков он обнаружил двух девчонок. Одна из них была блондинкой с длинной косой и здоровым славянским телом. Почти идеальное блюдо, если бы ее так безжалостно не выворачивало на асфальт от выпитого. Бальза не хотел вечером страдать мигренью, поэтому, слегка сожалея, решил уйти. Но его внимание привлекла вторая — миниатюрная рыжая девица с безобразной россыпью веснушек на лице. Она бестолково топталась рядом и все повторяла:

— А ведь я тебя предупреждала!

И этим девица живо напомнила Миклошу Констанс. Такую раздражающе правильную, рыжую и совершенно неаппетитную. Он недобро усмехнулся и направился в сторону людей. В конце концов, сегодня можно дважды изменить привычке.

Возвращаясь к лимузину, Бальза довольно напевал себе что-то под нос.

У него было замечательное настроение.