Исповедь хакера - version 2.0 (джен)

Все, кто меня знал во взрослом возрасте, в один голос заявляли, что я слишком агрессивный и жестокий, что меня, должно быть, в детстве недолюбили. Только вот никто из них не знал, что детства — в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие, — у меня не было. Моя мать умерла, когда мне и года не было, а про отца я ничего не знал. Лет до трёх или четырёх я жил в Дахау с бабкой по материнской линии, суровой женщиной и убеждённой нацисткой. Этот период в моей памяти отложился плохо, единственное, что я помнил, были бесконечные разговоры о моём прадеде, о том, как он достойно служил великому фюреру, ну и всё в таком духе. А потом бабка слегла с инсультом, и меня отправили в самый обычный детдом, где я прожил примерно до пяти — пяти с половиной лет. Но потом меня оттуда забрали. В то время я даже не очень понял, почему. Это сейчас я знаю, что в пять лет редкий ребёнок изъясняется не только на родном языке, но ещё и на паре иностранных, мгновенно делит и умножает в уме двузначные числа и с интересом читает учебники по анатомии. Но тогда я считал себя самым обычным мальчишкой, может быть, чуть умнее остальных, и никак не мог взять в толк почему половина детей от меня шарахается, а другая половина смотрит мне в рот, будто пророку.

Первое время в Вамми-хаусе я чувствовал себя не на своём месте. Тут мои способности не вызывали такого восторга, как в детдоме на родине. Не облегчала мне пребывание в Уинчестере и необходимость говорить исключительно по-английски, потому что иначе меня никто не понимал — других немцев тут не было. Но несмотря на все трудности, я довольно быстро втянулся в ритм, понял, что от меня требуется, и вскоре уже обогнал по результатам всех своих ровесников и даже некоторых ребят постарше. И как только это произошло, повторилась та же история, что и в Дахау — коллектив разделился на две части — тех, кто старался держаться от меня подальше, и тех, кого я за глаза называл фанатами. Было немного неприятно, что нормальных друзей я и тут завести не смог, но такая ситуация была для меня привычной, так что я сильно не переживал.

Первым серьёзным потрясением для меня стало появление нового мальчишки, младше меня года на полтора или около того. Несмотря на разницу в возрасте, он моментально догнал меня по успеваемости, а потом даже стал обгонять. Я был в ярости и сначала даже попытался спровоцировать его на драку, чтобы показать ему, что он лучше далеко не во всём. Но он, казалось, был непрошибаемым — не обижался ни на какие оскорбления, не отвечал и не начинал распускать руки. Это меня злило ещё больше, и я с повышенным энтузиазмом принимался дразнить и задирать его. Впрочем, на учёбу я тоже подналёг — было очевидно, что из-за отсутствия конкуренции я слишком расслабился. Вскоре я опять стал обгонять его по оценкам, но снова расслабляться он мне не дал, время от времени набирая высший балл и обходя меня буквально на полшага.

Этот мальчишка — Ниар — поначалу бесил всех. Странный, нелюдимый, не реагирующий ни на какие подколы в свой адрес — никто не понимал, как с ним общаться. Внешность у него была под стать — крошечный, с белоснежными волосами и чёрными-чёрными глазами. Было совершенно не ясно, где заканчивается зрачок и начинается радужка, и в сочетании с постоянно отсутствующим видом это производило неприятное впечатление. Но через некоторое время и у него сформировался небольшой клуб почитателей, которые время от времени безуспешно пытались отвлечь его от игрушек и головоломок и вытащить на улицу.

Но вообще, я не могу сказать, чтобы я очень развлекался или, наоборот, страдал в Вамми-хаусе. Тут было как-то никак. Слишком скучно. Единственным стоящим развлечением, кроме попыток вывести из себя Ниара, было чтение. Библиотека тут была просто потрясающая, и я постоянно брал оттуда кучу всякой дополнительной литературы — и учебной, и художественной. Ниар тоже любил читать, но в библиотеку предпочитал не ходить, таская книги у меня, благо жили мы тогда ещё в одной комнате. Естественно, эта его манера меня безумно раздражала, и однажды я не выдержал. Возможно, при других обстоятельствах я бы сдержался, но он взял книгу, которую я как раз читал, да ещё и переложил мою закладку на другую страницу. Если не вдаваться в подробности, поколотил я его тогда знатно, он потом неделю ходил весь опухший. Меня, конечно, наказали за это, но зато нас расселили в разные комнаты, что не могло не радовать и даже примиряло с наказанием.

Вообще, эти пять лет, что я провёл в Вамми, были небогатыми на события, а если ещё и забыть о повышенной учебной нагрузке, то моя жизнь тут почти не отличалась от жизни в Дахау. И так продолжалось бы и дальше, если бы не внезапное появление ещё одного ребёнка. Дело было в середине января двухтысячного. Накануне ночью я засиделся с книжкой и заснул достаточно поздно, поэтому ничего не было удивительного в том, что утром я проспал и на завтрак пришёл позже обычного. Естественно, поесть за оставшееся время я не успел и, когда прозвенел звонок на уроки, всё ещё сидел в столовой. И именно поэтому я не пропустил появление новенького.

Мальчишка, которого привёл Ватари, был феноменально тощим, будто его не кормил никто, и невероятно грязным и оборванным. Чего стоила одна только его куртка на несколько размеров больше! При мне в Вамми-хаус поступило не так много детей, но все они попадали сюда либо из других детских домов, либо вообще из дома сразу после смерти родителей. А этого будто на помойке нашли. Ко всему прочему, он был взрослым. Насколько я знал, детей сюда привозили в основном в возрасте пяти-семи лет, как раз тогда, когда они могли начать демонстрировать свою повышенную одаренность. Конечно, я мог ошибаться, но этому мальчишке на вид было лет десять.

На моей памяти Ватари привёз сюда достаточно взрослого ребёнка лишь однажды, пару лет назад. И в прошлом году он выбился в явные лидеры и стал первым претендентом на роль наследника самого Эла — потому что из всех старших ребят он был лучшим, или потому что он был самым старшим из лучших, не знаю. Что я знал точно — это то, что с ним были проблемы. Он был слишком ранимым и чувствительным, почти ни с кем не общался и, поговаривают, принимал какие-то таблетки — не то успокоительные, не то антидепрессанты. А может вообще, и те, и другие. И вот Ватари привёл ещё одного взрослого, пусть и не такого, как тот.

Но уроки никто не отменял, так что долго рассиживаться в столовой после звонка не стоило. Добежав до класса и извинившись за опоздание, я прошмыгнул на своё место и выложил учебник с тетрадью, но мысли мои заняты были отнюдь не учебой. Новый мальчишка не выходил у меня из головы. Страшно было себе даже представить, как и где он жил до того, как Ватари нашёл его. Но тем не менее это было ужасно интересно, и я не мог отказать себе в удовольствии пофантазировать на эту тему. Кем были его родители? Почему он оказался на улице? Что в нём такого особенного, что он попал сюда? В какую комнату его поселят? Последний вопрос меня беспокоил особенно сильно. Насколько мне было известно, отдельные комнаты были только у меня и у Ниара — и то только потому, что мы не смогли ужиться вместе, а у всех остальных соседи уже были. Предполагать, что новенького поселят отдельно не приходилось, так что вариантов было немного — либо ко мне, либо к нему. Я вздохнул, с нескрываемой скукой посмотрев на доску, — эту тему я уже читал по учебнику и успел выучить. Либо к нему, либо ко мне… Скорее всего, ко мне. Ниар был слишком специфическим товарищем, чтобы устраивать новенькому такой стресс и селить их вместе. Я не знал, что испытывал по этому поводу. С одной стороны, делить спальню ни с кем не хотелось. Но с другой, было в этом мальчишке что-то притягательное, не знаю даже, что. Я же ведь толком и не рассмотрел его, но уже чувствовал, что меня тянет к нему, как магнитом. Ни к кому ещё до этого я не чувствовал такого интереса.

После уроков ко мне подошёл Роджер и предупредил, что теперь со мной в комнате будет жить ещё один мальчик, так что мои предположения оказались верны. Я тут же почувствовал, как меня переполняет предвкушение, и едва ли не вприпрыжку отправился в столовую на обед, будучи в полной уверенности, что такой дрыщ, как этот новенький, наверняка будет голодным и не пропустит еду. Каково же было моё удивление, когда в столовой я его не увидел! Просидев весь обед как на иголках и толком ничего не съев, я отправился в комнату, надеясь, что найду его там. Но меня снова постигло разочарование. Мальчишка явно не спешил идти на контакт с остальными, и это было как-то даже обидно.

Ближе к вечеру миссис Джейсон, наша уборщица, принесла постельное бельё, полотенце и какие-то шмотки для моего соседа. Сам я усиленно готовился к завтрашнему тесту и успел забыть о новеньком, пока миссис Джейсон не спросила меня, видел ли я его. Я пожал плечами — я не был уверен, считается ли то, что я видел его в окно издалека. После напоминания мои мысли снова плавно перетекли на этого странного мальчишку. Видимо, ему несладко жилось, раз он предпочитает прятаться от всех. На ум пришли несколько не самых приятных вариантов того, с чем он мог столкнуться, и от этого мне ещё сильнее захотелось познакомиться с ним. То ли для того, чтобы расспросить его о том, каково это — жить на улице, то ли для того, чтобы показать ему, что быть сиротой не так уж страшно, когда ты в безопасности и окружён порядочными людьми. Но чтобы познакомиться, надо было его сначала найти. После недолгих размышлений я решил отложить поиски до следующего дня — всё-таки было уже много времени, впереди были ужин и отбой, а мне нужно было ещё многое повторить и доучить, чтобы не дать Ниару снова обойти меня.

К некоторому моему удивлению новенький появился на ужине. Пришёл он позже всех и в сопровождении рассерженной медсестры. Она его едва ли не силой затолкала в столовую, да ещё и отвесила подзатыльник на прощание, прежде, чем захлопнуть дверь. Мальчишка на несколько секунд замер неподалёку от двери под оценивающими взглядами окружающих, затравленно огляделся и, сутулясь и всячески зажимаясь, чтобы казаться незаметнее, прошмыгнул к раздаточному окошку. Взяв поднос с едой, он расположился за ближайшим пустым столом и начал вяло ковырять вилкой в тарелке, что было на мой взгляд довольно странно — я был уверен, что он должен быть голоден. С моего места стол, за которым сидел новенький, было хорошо видно, и теперь я мог как следует рассмотреть этого парня. Сейчас он был значительно чище, чем утром, когда я видел его из окна, одет не в равнину, а в более-менее приличную кофту и джинсы, но зато теперь, без огромной бесформенной куртки, было ещё заметнее, какой же он тощий. Кроме того, он был ужасно бледным, как будто его держали взаперти много недель. Волосы у него были сильно отросшие и растрёпанные, со свисающей на глаза чёлкой, какого-то неопределённого тёмного цвета. Правда, на свету они отчётливо бликовали рыжим, и я оказался не единственным, кто это заметил. Один из моих приятелей, Кей — главный задира Вамми-хауса, решил докопаться до новенького. Он резко поднялся со своего места, пересёк столовую и уселся рядом с мальчишкой. Тот заметно вздрогнул и довольно далеко отодвинулся вместе со стулом, но Кея это не смутило, и он снова придвинулся.

— Ну и кто это у нас тут такой рыжий, а? — он пихнул новенького локтем в бок. — Ирландец, что ли?

Новенький резко повернулся к Кею лицом и, злобно оскалившись, затараторил что-то на незнакомом мне языке. Было очевидно, что он говорит что-то грубое, но сам язык был настолько мягким и приятным на звук, что у меня по спине побежали мурашки. Тем временем Кей, выслушав гневную отповедь мальчишки, скривил губы и выдал:

— Ты что, даже английского не знаешь? Придурок. Как тебя вообще сюда взяли, если ты нормально говорить не умеешь? Ты хоть понимаешь, что я тебе говорю, кретин?

Но похоже, он всё прекрасно понимал, потому что его лицо пошло красными пятнами, и он с размаху залепил Кею кулаком по челюсти, вскочил и выбежал из столовой. Кей несколько секунд удивлённо моргал, потирая челюсть — он не привык, что ему дают отпор, а потом вскочил и хотел выбежать следом, видимо, чтобы навалять новенькому, но я перегородил Кею путь. Не знаю, что мной двигало, но если в отношении других детей я и сам позволял себе грубость, и мы с Кеем любили подразнить самых лохов, то подобное отношение к новенькому меня задело.

— Кей, чего ты до него доебался?

— Мелло, ты чего? — он удивлённо посмотрел на меня, когда я не пропустил его к дверям. — Он же придурок! Английского не знает, руки распускает на ровном месте! Пойдём, наваляем ему!

— Кей, угомонись, а! — я нахмурился и поджал губы. — Во-первых, ты первый начал до него доёбываться и обзывать. А во-вторых… — я запнулся, не зная, что лучше сказать. — Во-вторых, он мой сосед. Для начала я сам посмотрю, что он из себя представляет, а потом будем решать, придурок он или нет.

— У-у-у… Похоже ты переучился, дружище, — Кей сочувственно усмехнулся и похлопал меня по плечу. — Ладно, как скажешь. Завтра наваляем.

Кей вернулся на своё место, а я решил пойти к себе — есть совсем расхотелось. Новенький, похоже, так в комнате и не появился — никаких следов его пребывания я не заметил. И постельное бельё, и вещи лежали там, где их оставила миссис Джейсон, новых вещей тоже никаких не появилось. До самого отбоя я готовился к тесту, время от времени поглядывая на дверь в ожидании, что новенький всё же придёт. Но он так и не появился, и мне пришлось лечь спать с неудовлетворёным любопытством и снова одному.

Крепким сном я никогда не отличался и посреди ночи проснулся, услышав скрип двери и чьи-то шаги. Открыв глаза и увидев тёмный силуэт на фоне окна, я тут же включил ночник на тумбочке. Ночным гостем оказался новенький, испуганно подпрыгнувший, когда загорелся свет.

— Привет, — вполголоса обратился я к нему, щурясь от света.

Мальчишка покосился на меня, потом отвернулся и подошёл к своей кровати.

— Я думал, ты уже спишь, — буркнул он, вытаскивая из-под покрывала подушку и заталкивая её в наволочку.

— Ты говоришь по-английски? А почему в столовой не стал? — я присел, с интересом рассматривая новенького.

— Потому что я с мудаками на их родном языке не общаюсь, — отрезал он, сунул подушку под мышку и пошёл к двери.

— Подожди! — окликнул я его, и он замер, глядя перед собой. — Почему ты решил, что это его родной язык?

— У него типичный британский акцент. А ты явно не местный, хотя живёшь тут уже давно.

Я хотел спросить у него, как он догадался об этом, но мальчишка быстро ушёл, резко, но тихо закрыв за собой дверь. Со вздохом я погасил ночник и лёг обратно. Любопытство моё от этого странного разговора только возросло, и я ещё долго вертелся в кровати и не мог заснуть.

Утром в столовую новенький не явился, зато вчерашнее происшествие на ужине обсуждали все, кому не лень. Прислушавшись к разговорам, я обнаружил, что мальчишке уже дали прозвище — Рыжий, и сочли агрессивным придурком, от которого лучше держаться подальше. Кей с последним утверждением был не согласен и с нетерпением ждал появления новичка, чтобы хорошенько поколотить его — за наглость. И снова предложил мне присоединиться. Я посмотрел на Кея, как на придурка, которым он и был, вообще-то, и показал ему фак. Участвовать в этом идиотизме я не собирался.

Рыжий появился на уроках — пришёл буквально за секунду до звонка, уселся в самом конце класса и уставился в окно. От теста его освободили, но ко всеобщему удивлению не потому, что он только поступил к нам и ещё не знал, что именно мы проходим, а потому, что написал этот тест ещё вчера, по инициативе Роджера, и набрал по нему довольно высокий балл — девяносто шесть из ста. Услышав слова учителя, весь класс уставился сначала на Рыжего, а потом на меня. Я же смотрел на своего недососеда и пытался понять, как такое может быть. Сам я чаще всего набирал на тестах девяносто семь — девяносто восемь баллов, изредка девяносто девять. А этот мальчишка безо всякой подготовки получил девяносто шесть. Это была серьёзная заявка на первое место, но я почему-то не испытывал никакого раздражения по этому поводу, только лёгкий азарт. Это было странно, ведь Ниар с его оценками меня бесил безмерно. Но разбираться во всём этом я сейчас не хотел. Рыжий же будто не замечал направленных на него взглядов, со скучающим видом рассматривая пейзаж за окном.

Учитель с трудом смог отвлечь наш класс от Рыжего и, убедившись, что никто больше не болтает и не сидит в пол-оборота, раздал всем тесты. Со всеми заданиями я справился раньше других и до конца урока рассматривал Рыжего, пытаясь понять, что же он за человек. А он тем временем перестал смотреть в окно и теперь играл в приставку, совершенно не скрывая этого. Я покачал головой. Ну вот как он мог набрать так много баллов? Решив для себя, что подойду к нему на перемене, я отвернулся от него и стал сверлить взглядом затылок сидящего впереди Ниара, глупо надеясь, что от этого он где-нибудь ошибётся и напишет тест хуже меня.

Но мои планы были нарушены — со звонком Рыжий исчез в неизвестном направлении и на следующий урок пришёл так же, как и на первый, за секунду до начала. То же самое повторялось до самого обеда, на который мальчишка опять не явился. До самого вечера его снова не было видно, пока разъярённый Роджер не приволок его на ужин за шкирку. Рыжий тоже был явно зол, но молчал и только смотрел на всех зверем. Ужин он отсидел в самом дальнем углу столовой, даже не притронувшись к еде, а потом снова куда-то исчез. И даже ночью не заглянул в спальню.

Похожая история повторялась в течение полутора недель. Но с каждым днём Рыжий становился мрачнее, чаще пропускал уроки, а в его глазах было столько тоски, что было страшно на него смотреть. Мне никак не удавалось выцепить его, чтобы поговорить, он от всех шарахался и прятался так, что даже взрослые не всегда могли его найти. Вообще, он мне отчего-то очень напоминал лисёнка — такой же дикий, настороженный, боящийся людей… Готовый наброситься, если почувствует опасность. И я искренне боялся, что с ним может случиться беда, — уж очень неадекватно он выглядел. Как оказалось, боялся не зря.