Органы чувств (джен)

Когда Тензо поравнялся с ним, Какаши вдруг показалось, что керамические кошачьи уши вдруг шевельнулись как живые. Чего не увидишь только.

— Отставание — десять минут, поменял направление, пошел на юго-восток, — сухо отрапортовал он.

Теперь, когда цель была в зоне прямой досягаемости, Тензо был сосредоточен только на миссии. Какаши мысленно представил себе карту, прикидывая пути отступления. Наконец высказал догадку:

— Хочет ускользнуть по тропам.

— Пока что движется в чаще, параллельно береговой линии. Уйдет в дельту реки — к сроку не выследим.

— Надо перехватить в старой части леса.

— Вы правы, семпай. Расчетное время около семи минут, предлагаю брать методом «сцепа».

«Действуя с поправкой на то, что мы не знаем способностей цели, „сцепом“ будет эффективней всего».

Какаши согласно кивнул:

— Рассчитываю на тебя, будь осторожен.

— Да, — он уловил сдержанный кивок, и Тензо будто провалился вниз, мгновенно исчезая из поля зрения в зеленом сумбуре родной стихии.

Какаши прибавил ходу, он мог не волноваться. В месте «сцепа» Тензо будет как штык, даже если до последнего момента не будет точно знать, где оно.

Замшелая земля тонула под ногами, под каждым шагом вдыхая так мученически, что, казалось, — сейчас застонет. Навстречу летели пораженные, опухшие от влаги стволы, гипертрофированные корни, листва, трава в болезненных солнечных пятнах; и влажность такая, что не вдохнуть, так горько и вязко, и тяжело.

Призыв! Ранка на пальце напоминает о деле.

— Куда спешишь, Какаши?

Появившийся с правого бока Уруши показывает темные десны, довольный своим остроумием, и сурово сопит, светлым, четвероногим пятном пролетая сквозь заросли.

Язык Шибы, сонно перебирающего лапами слева, по привычке вылезает из пасти чуть ли не до земли, когда тот начинает шепеляво посмеиваться. Он жмурится на хлестающий короткую, светло-серую морду встречный воздушный поток и, кажется, наконец просыпается.

— Распустились совсем, — бросает Какаши больше для приличия, чем реально недовольствуя.

— Не начинай, — между черными губами нинкена сверкают зубы, — мы просто рады тебя видеть, а то все Паккуна зовешь, совсем забыл нас. Ну так? Чем можем?

Какаши кивает, видя как серьезнеют собачьи глаза:

— Я, Тензо — миссия. Впереди цель, мужчина. Берем «сцепом», живым, расчетное время около четырех минут.

Уруши характерно зубоскалит и уходит вперед.

— Ну, понеслась тогда.

Понеслась: Шиба взял след почти сразу — и природа мгновенно превратилась в ландшафт. Пересеченная местность — не самый удачный расклад, но если завяжется драка — не худший. Какаши прищелкнул языком в легком раздражении: надо было попросить Тензо прощупать все, а потом отпускать.

Если впереди есть какие-либо открытые участки, выгнать цель туда будет идеальным вариантом, но теперь это было неважно. Оставалось рассчитывать, что некий объект, который их цель тормозил, будет мешать сражаться, если уж до того дойдет.

— Двести метров, Какаши, — гавкнул Шиба.

Чужеродно-цветное пятно среди деревьев.

Какая удача.

Где-то эхом отдался короткий и резкий лай.

— Уруши, — сообщил пес, поднимая серые вихрастые уши. — Пересекся с твоим человеком.

Одним камнем на плечах меньше. Казалось, или деревья редели?

Мужчина почти что вывалился из лесной утробы, оставив зубья сломанных в остервенении веток. Упал в низину, скользя и сжавшись, словно побитый. В траву откатился какой-то комок. Пронзительно рыжеволосая голова в дезориентации крутилась на жилистой шее, а руки, до того момента крепко прижатые к телу, беспорядочно хватали воздух. Ноги, похоже, его уже не держали, а потому, когда лай, как за поводье, дернул его с места, он сделал лишь пару шагов в размякшей земле и рухнул спиной на ствол дерева.

Над ним возвышалась безлицая тень.

Рука беглеца метнулась за пояс, но замерла, едва царапнув треснувшим ногтем ремень.

— Не двигайся.

— Не двигайся, — коротко, едва разомкнув губы повторил Тензо, вытянувшись из дерева по-плечи и единственной рукой давя чужую шею в захвате.

Мужчина с трудом продохнул через сжатые зубы, и в попытке выгнуть шею, чтобы ослабить давление, зацарапал лопатками ствол.

Всех отвлек Шиба, звонко чихнувший в высокой траве на ношу, которую выронил беглец:

— Ребенок человека!

Тензо остался неподвижен, когда семпай кивнул ему и пошел за собакой. Вырвавшийся из тени деревьев запыхавшийся Уруши побрел в ту же сторону.

Пленник вдруг резко рванулся из хватки:

— Не тро..!

Его голос сорвался.

— Этот живой, спит в гендзюцу, — бросил Какаши через плечо, не обратив внимания на незамедлительно последовавший звук глухого удара за спиной. Жизни ребенка похоже ничего не угрожало.

Он поблагодарил нинкенов, напоследок погладив обоих между ушами, и отпустил, разогнав рукой белесый след остаточной чакры.

Подойдя к сползшему между корнями пленнику, он ровно проговорил:

— Печати и данные о состоянии границ. Тебя видели.

Рыжие патлы на затылке склеило красным, мужчина с трудом поднял взгляд на него. Какаши сложил руки на груди.

— Твою мать... — сипло пробормотал рыжий, — вот уж не думал, что... Напороться на безликих. Твою мать... В сумке, в сумке всякое шинобье барахло.

Он, как мог, кивнул куда-то в сторону. Недалеко, чуть примяв заросли крапивы, действительно валялась небольшая котомка.

— Откуда мальчишка?

— Здесь на реке деревня... Местные попросили меня избавиться от него. Ребенок от любовницы, ну, вы понимаете.

Он потупил взгляд шмыгнув выступившей из носа кровью, но продолжил:

— Но что мне ребенок сделал? Думал вот, заберу с собой, научу, чему смогу...

— По правилам его надо вернуть. Один не протянет.

— Богов... побойтесь, — мужчина давился вздохами и слюной, болезненно морщась. — Его просто убьют там.

Он кашлял, рывками заглатывая воздух, будто размякшие комья ваты, и почти театрально ронял косматую, сальную голову Тензо на плечо. Жирная линяло-рыжая шесть; Тензо молчал, концентрируясь на держащей захват руке.

Теперь, когда от человека в его теле почти ничего не осталось, это было легко. Захочешь — легко почувствуешь где именно позвоночник разошелся надвое, слившись с живым сердечным столбом, когда капризный геном изъел кости и жилы и разросшиеся межпозвоночные диски обратил в нежную древесную ткань. Его ноги, похоже, тянули воду. Конечно, не ноги уже, а корни; некстати вспомнился Данзо. Тензо чувствовал радость, собирая с кромки зубов горчинку, и вдыхал полной кроною так, что каждый лист разбухал от тепла. Кому, в конце концов, нужны эти слабые человеческие легкие...

Ему нужны.

— Семпай, — позвал он коротко. Его родная рука подавала признаки онемения. Нехорошо. Нужно было поскорее отделяться.

Какаши распотрошил котомку в траву и ломал защиту на найденных у вора свитках. В прорези его маски светился шаринган, погруженный в гендзюцу ребенок лежал у ног, словно послушно брошенная перед охотником дичь, которой одним точным ударом перебили спину.

По верхушками деревьев оголтело скакал северный ветер.

— Тензо?

Понятно, значит печатей на руках не было.

Рыжая тварь показала зубы, зацепив кадыком за ткань перчатки. Какаши закреплял похищенные документы на себе, под бронежилетом.

Тензо украдкой прикрыл глаза под маской и начал выходить из ствола. Дернувшегося было с места пленника мгновенно прибило к земле протаранившим почву побегом, живым и свежим настолько, что дыхание сперло.

— Я не люблю истязать людей перед тем, как убить, — Тензо сбивал онемение с рук, втягивая в спину и икры остатки рыхлой древесины. — Рот открывай.

Мужчина колебался. Бросал в сторону ребенка беспокойные взгляды. Тензо положил пальцы на рукоять катаны:

— Если я не увижу того, что надо, обещаю, все будет быстро.

Никаких повреждений гортани, характерных для человека, затолкавшего себе в глотку несколько каменных печатей, у пленника не не было.

Какаши пожал плечами, пробормотав глухо:

— Тогда сворачиваемся.

— Если позволите, семпай.

— Безликие пленных не берут? — подал голос рыжий с какой-то плаксивостью в тоне.

Возможно, Тензо только показалось, но дальше развивать эту мысль он не стал.

— Не сегодня, — меч одним движением вышел из ножен. — В этот раз хватит и головы.

Какаши обычно старался не смотреть. Если была возможность. А если не было — не судить.

Не судить... Он смотрел вверх, принимая на лицо бесшумно стекающий с неба сумрак, влажный, заливавший глаза и уши, словно ночь опускала здесь лес на какое-то дно. В оглушенном при погружении воздухе тонко звенела сталь.

Сталь ли?

Мертвое тело опускалось на правый бок.

Если был выбор, Тензо не давал ему добивать. Точнее, не так. Он спрашивал разрешения.

«Если позволите».

Тогда, в первый раз, кажется, было холодно. Холодно и странно. Граница Скрытой Травы, начало зимы среди исходящих паром полей, осунувшихся и желтых, будто измученных лихорадкой. Кожа беглянки в этом рассаднике тоже приобретала болезный желтоватый отлив.

«Ищите женщину» — частый запрос, разница лишь в деталях. Деталях, вроде условий доставки или еще каких пожеланий. «Доставить мертвой без открытых ран». Заказчики с такими запросами за глаза обвиняют шиноби в излишней изощренности и продажной натуре, скучающе вздыхая на вид за окном. Пожалуй, имеют право, ведь каждый из них уверен, что именно его великодушные подачки делают животных людьми. Не чувствуя пальцев на рукояти катаны, Какаши позволил себе представить как, должно быть, легко просить о подобном, когда убиваешь не ты; прижатая спиной к земле беглянка боялась. Наверное, хорошо, что он совсем не запомнил ее лица.

Тогда Тензо и спросил впервые. Спросил, не ожидая ответ, если он ему вообще был нужен, чтобы молча начать разжимать его онемевшую хватку. Тяжелую руку опустили, поддерживая за локоть и за запястье. Какаши растерянно моргнул, когда кохай показал ему раскрытую ладонь — «5 минут», — и начал снимать перчатки.

Тензо было 14, тяжелые остовы кивали ему. Единственные повреждения, с которыми цель доставили заказчику были небольшие темные круги, оставшиеся от пальцев Тензо, когда он ее задушил.

Опора — раз за разом приходило на ум. Та опора, которой ему так не хватало. Друг, напарник. Странно, что в ближнем бою он чаще всего наносил удары по легким. Кохай. На вопрос, когда он впервые убил, Тензо молча показал ему шесть пальцев и, отведя потемневший взгляд, признался: «Так получилось». Он не вдавался в подробности.

И каждый раз Какаши на его вопрос мысленно отрезал: «Не позволяю», но почему-то пересохший рот не выдавал ни звука. — «Не позволяю, Тензо!»

Он отступал, сам не зная зачем. Не понимая, что ими обоими движет.

А потом..

Какаши не поверил бы, если бы сам не увидел однажды, как с проклятым вопросом на невыразительном лице проступает нечто неуклюже-обеспокоенное. Выражение, которое он смог разгадать, только когда впервые увидел его не в боевой обстановке. Тензо, в иногда поражавшем его состоянии меланхолии, тогда сидел на полу перед кроватью. Прямо у ног Какаши, пристроившись щекой к его коленке, и задумчиво разглаживал ему складки на ткани штанов. Взглянув, Какаши вдруг понял.

Это была забота.

Кохай снова и снова просил уступить. Какаши завидовали.

Залитая кровью трава мазала Тензо лодыжки.

Похищенному ребенку на вид было лет шесть, не больше. Обычный человек. Светлые, желтоватые волосы, гражданская одежда — ничего выдающегося. Он тер руками глаза и, кажется, температурил. Когда нет чакры, гендзюцу без последствий не проходит. Похититель либо торопился, либо был просто глупцом.

Тензо хмыкнул, видимо, допустив те же мысли, и отцепил от пояса фляжку.

Какаши присел на корточки.

— Скажи, у тебя есть родственники за пределами деревни?

Мальчик молчал.

Тензо всунул ему в руки крышку с водой, вызвав неподдельный интерес к когтям, цокнувшим по металлу.

— Есть? — Какаши старался говорить мягко.

Как птичка выпив предложенную воду, ребенок медленно поднялся с земли, заявив хрипло:

— Я пойду домой.

Тензо сдвинул маску наверх, открывая рот, и отпил из фляжки сам.

— Кое-кто не хотел, чтобы ты возвращался.

— Мне нужно вернуться домой, — мальчик сжимал крышку от фляги в пальцах, будто от этого что-то зависело.

— Отдай, пожалуйста.

Он вздрогнул.

Тензо вынес вперед ладонь и держал ее, пока не получил крышку обратно. Какаши вздохнул и продолжил:

— Если есть родственники, лучше иди к ним.

— Я вернусь домой!

— Проклятье.

Мальчишка побелел до изнеможения, робко сделал два шага назад — и побежал.

Какаши встал, вдруг чувствуя крепкий хват за локоть.

— Он вырос тут, не заблудится. До реки здесь недалеко, а по берегу быстро дойдет.

— Проклятье... — Какаши снял маску и протер открытые участки лица тыльной стороной ладони. Он вдруг почувствовал сильную усталость.

Он так чертовски устал.

— Проклятье, Тензо.

Какаши тяжело протянул руку, обхватывая кохая рукой за плечи. Болезненно усмехнулся, сведя брови. Ему вдруг показалось, что если не будет держаться, он упадет.

— Вам нужно отдохнуть, — Тензо вытащил маску из его пальцев и снял свою.

— Проклятье...

* * *

Тензо проснулся около пяти часов утра. Сел на спальном мешке, разом покрывшись гусиной кожей спросонья, и потянулся. Им нужно собираться.

Вечером он не смог послать сообщение о выполнении миссии: на манок не прилетела ни одна почтовая птица. Нехорошо, хотя и не смертельно.

Тензо, прикрыв веки, пожал плечами на свои мысли. Свернувшийся рядом Какаши поежился и тонко вздохнул.

Пора.

Тензо склонился над ним. Осторожно подцепил пальцами несколько седых прядей и завел за ухо.

— Я схожу за водой, — шепнул он, почти касаясь губами кожи. — Поспите еще. Время есть.

Какаши не открывал глаз.

Река была серой.

Мелкий приток какой-то большой воды с короткой песчаной косой, заросшей осокой. Тензо прошел по воде пару метров от берега и присел. На темном дне песок шел волной. Он набрал воду в ладони и прижал их к лицу. Пробрало лучше любых стимулирующих таблеток.

Зачерпнув еще, Тензо вдруг нахмурился. Вода сонно убегала из сложенных лодочкой ладоней. Ветер гнул в землю хвощи на берегу.

Разведя руки и сморгнув склизкие брызги хлюпнувшей у ног водной глади, он отступил назад, цепляясь мокрыми пальцами за штанину и отстраненно вглядываясь в кивающие на ветер остовы водяной растительности. Еще не взошедшее толком солнце, не грея, зубоскалило в затылок, щемясь и пытаясь протиснуть болезно-желтое, плоское лицо сквозь вздыбленные верхушки ползущей на восток лесополосы.

Приглядишься — недалеко и правда можно различить какую-то мелкую деревню. Обычно из таких и тянут хвосты все россказни о демонах в масках, безликих, предвестниках, блуждающих или как там еще АНБУ кличут в простонародье? Все знают, что такие селения надо обходить стороной. В таких и своим-то жить как с пауками в банке. Что говорить о...

Внимание привлекло шевеление травы недалеко. По ощущениям колыхалось что-то тяжелое.

Да, что говорить.

Дойдя до зарослей, Тензо встал и поджал губы. Солнце-таки прорезалось в небо.

Тело было холодным, размякшим. Но да, знакомым, недавно живым. Светлые волосы, гражданская одежда, на продавленной шее характерный синячный обод.

Тензо сидел на песке рядом и жевал травинку, глядя под ноги.

— Ты был еще жив, — пробормотал он. — Как это ужасно.

Песок медленно пригревало.

— Попытались сломать шею — не вышло... Вышло не так. Испугались. Чертовы уроды. Они испугались, когда ты не умер. Потому что сломали не то.

В затылок швырнуло ветром, заставив съежиться, подобрав колени к груди.

— Они испугались, ты понимаешь? И бросили в реку. Там все и кончилось.э. Как должно быть это было ужасно: умирать так.

Он поднялся, отряхивая штаны, в обуви хрустело; деревня вдалеке начинала жить.

— Я суеверный, вообще-то... — начал было Тензо, сложив несколько печатей.

Движимая чакрой земля шелестя начала плыть. Тело тонуло, медленно уходило вниз: голова, руки, живот; так лучше. Рекам тела не нужны, рекам они бесполезны.

Тензо склонил голову:

— Такие как ты перерождаются демонами, — тихо проговорил он, опуская глаза. — Они отравляют землю и воду и сгнаивают целые поколения людей. Обычно я ставлю барьеры на захоронения, вроде твоего. Но сейчас не буду.

И Тензо ушел.

Фляги он наполнил в лесу, подняв на поверхность грунтовую воду.

— Что-то ты долго, — Какаши нахмурился на него и сунул в рот пару пилюль.

Тензо безразлично пожал плечами, подавая ему флягу и протягивая горсть красных ягод.

— М, труп нашел.

Брусника помогла забить горечь стимулятора. Какаши протяжно хмыкнул, надавив пальцем на лоб:

— К доброй дороге, — улыбнулся. — Смерть нас обошла.

* * *

Стук.

Тензо резко сел на диване, подтянув ноги.

Прислушался, судорожно напрягаясь. Ничего, кроме доносящейся со стороны кухни дрожи отбитых каплями стекол и тиканья часов. Он заснул?

Иензо поднялся на ноги, когда раздался еще один стук. Даже не стук, — настолько слабый он был, — а скорее глухой удар приложенной к дереву ладони.

Чакра!

Тензо сорвался бегом, перемахнув через низкий стол посреди комнаты.

Щелкнул ключом и вдруг замер, неловко зацепившись за ручку двери.

Петли не издали ни звука, когда он открыл.

— Тензо.

Знакомая угловатая ладонь, закрытая перчаткой, почти уперлась ему в нос.

— Семпай, — Тензо сделал шаг за порог, растерянно качнув руками в направлении Какаши, даже толком не зная, что хотел сделать.

— Семпай...

— А я в общаге был, — Какаши пошатнулся на пятках, оттягивая карманы штанов большими пальцами. Прорезиненные подошвы сандалей скрипнули по воде, которой натекло с него на пол лестничной клетки. — А мне сказали, ты съехал.

— Да... В смысле.

Хатаке замолчал. Шмыгнул носом и пробормотал, смотря в пол:

— Сколько лет.

Тензо быстро отступил от дверного проема:

— Это снимайте все, надо просушить, — он потянул Какаши за локоть. — Ну, как так можно...

Тензо опустился на колени. Какаши с закрытыми глазами сидел у стены под окном, упираясь босыми ногами в еще не застеленный футон. Дождь не кончался.

Он развернул короткое полотенце и, немного подумав, осторожно опустил его Какаши на голову. Будучи мокрыми, седые волосы не так топорщились, но менее беспорядочно не выглядели.

— Тензо, Саске ушел. Ты, наверное знаешь, — начал Какаши.

— Да, уже в курсе.

— Он появился в книге Бинго?

— Еще нет. Но возможно скоро появится. Не поймите неправильно, Какаши-семпай, в конце концов, он не первый Учиха в ней.

— Итачи после того нападения выследить не удалось?

Тензо неопределенно пожал плечами.

— Как сказать. Сообщения, мол, человека, подходящего под описание, видели там, или еще где, поступают каждые семь-девять месяцев. Мы Итачи постоянно ищем, как и других нукенинов категории S, но вы сами знаете, как это работает. Пока шума от них немного, их стараются обходить стороной. От А и В-класса на их фоне намного больше проблем: болтают.

— Тензо.

Какаши холодными пальцами поймал его за запястье.

— Тензо, не убивай Саске.

Тензо, казалось, растерялся.

— Я нукенинами класса D не занимаюсь, поэтому, скорее всего, он в моей книге Бинго в ближайшие пару лет не появится. Но семпай, есть ведь еще младшие части.

— Можешь убедить их? Тебя послушают. Проклятье, он же ребенок.

— Здесь все зависит скорее от самого Саске, чем от меня. Будет сидеть тихо — останется цел. Орочимару умеет... оставить о себе воспоминания на всю жизнь. После того, что было, без причины к нему никто не полезет. Но вы должны понимать, — Тензо нахмурился и склонился, заглядывая Какаши в открытый глаз, — когда кое-кто наверху решит, что его шаринган должен быть под контролем, я ничего не смогу сделать.

Какаши вглядывался в неподвижные темные зрачки напротив. Корень. Те признают одну власть.

— Проклятье.

Он тяжело вздохнул.

— И семпай.

— Что?

— Простите мне эти слова, — Тензо покачал головой, складывая руки на коленях, — но вы по сути просите меня проигнорировать зачаток угрозы для всех нас. Я понимаю, что вами движет, поэтому ради вас сделаю это, но...

— Я прекрасно осознаю, что как только Саске научится убивать, АНБУ сделают ход, — вдруг твердо заговорил Какаши. — Я просто не хочу, чтобы его убил именно ты, вот и все.

— Я?

— Мой нерадивый ученик в конечном итоге получит по всем заслугам, но не от тебя, — посмотрел в упор, крепче сжимая пальцы, — не от твоей руки, Тензо.

Какаши снова закрыл глаза и отделился спиной от стенки, склоняясь вперед, пока лоб его не уперся Тензо в сгиб шеи.

— Обещай мне.

— Обещаю.

— Давай не будем убивать детей. Больше никогда.

Семпай. Даже в тридцать один оставшийся тем же, что и тогда. И будто не было всех этих лет разлуки.

Зачем все это?

Он падал, и лес задыхался в овациях.

Тяжелые отсыревшие кроны, гонимые ветром, перетекали друг в друга; их шепот похож был на гром.

Еще одно небо. Невнятное, беспокойно-подвижное; где-то он уже видел такое. Да. Так выглядит зараженная ряской, рябая водная гладь, когда смотришь наверх с глубины, где такой же сумрак и глушь и дно в пятнах солнечной сыпи.

Где кольца корней и ключи под землей грохочут как водопады, отчего все под ногами колотит, будто от холода, а почва вся взмокшая и беспокойные травы не спят.

Ямато побежал, щурясь на брезжущий белый просвет впереди. В форме АНБУ, но почему-то без маски и без перчаток, ведомый по следу крошечных тонов в земле, оставляющих с настойчивым чувством чужого присутствия.

«Кто-то чужой», — верещал чуть ли не каждый лист.

«Кто-то».

Он вспомнил, зачем здесь.

Опустившееся в низину темное от влажности дерево приняло тело, казалось, сочувственно кивнув ветвями. Ямато замер, глубоко потянув листьями кислород. Окружающая растительность медленно впадала в угнетенное состояние защиты. Ямато ждал.

Ямато ждал, дыша через раз, терпя нарастающее жжение в сердцевине. Его паразитная стихия вдруг очнулась, разбуженная нагрузкой от использования дзюцу. Зашевелилась как червь, прорастив тонкие усики своей чакросети.

Ямато скрипнул: очень невовремя.

От протянувшегося по соседству корня пришел первый сигнал. Крошечный импульс, сообщивший о приближении «чужаков», на который открикнулась чуть ли не вся низина да так, что зазвенело в ветвях.

Вот он, чужой. Два шага, четыре шага, удар. Корой ощутивши тепло, Ямато мысленно выбросил фантомные руку и тело вперед, лишь бы успеть.

— Не двигайся.

Он снова был человек. Наполовину, но разве сейчас это важно? В правой ладони ожог.

Рыжая лисья шерсть мажет плечо. Такая, какой он ее помнил: сальная, мерзкая. Обладатель хрипло рычит и чуть ли не лает, брызжа слюной; извивается, истлевая в собственной чакре, да так, что мышцы Ямато немеют. А Какаши все тот же. Сидит, и серый хохлатый Шиба ластится к его рукам.

На груди нелюдя жизнь.

Ребенок: светлые волосы, одежда шиноби. Ничего выдающегося?

Ямато силясь раскрывает ладонь. Под кожей горит черное кандзи печати.

Когда ребенок смотрит на него пронзительно голубыми глазами, Ямато только успевает разомкнуть губы:

— ...Наруто?

* * *

В комнате плавает серость.

Как обычно с утра.

Ямато, растерянно моргнув, смотрел в потолок, чувствуя на языке обрывок вопроса. Мрачно зажмурился и с шорохом перевернулся на бок. Он все же слишком привык спать без снов.

Ветер задувал в приоткрытое на ночь окно, играл с занавеской.

— Спишь?

Ямато невнятно хмыкнул, пряча лицо в ладонях. Какаши как огромная ворона взгромоздился на подоконник и свесил ноги.

— Засоня.

Похоже, он улыбался.

— Я рад, что вам лучше, — хрипло проговорил Ямато, стирая с век остатки видения.

— Я бы еще пару недель повалялся.

Приподнявшись на локте, Ямато неопределенно повел плечом:

— Ну и падайте рядом. Хоть так.

— Смотри, дождешься ведь, — Хатаке весело сощурился, а потом оперся руками на колени. — Есть работа.

— Весь во внимании.

— Акацуки активизировались.

— Нехорошо...

— Наруто нужно срочно приступить к тренировкам. Потребуется твоя помощь.

— Какого рода?

— Видишь ли тренировка, которую я ему предложу, потребует от него манипуляции очень большим объемами чакры.

Ямато наконец полностью проснулся и сосредоточился на словах. Какаши разглаживал на штанах складки.

— Есть шанс, что это разбудит девятихвостого внутри него.

Ямато кивнул и сел, потянулся за сложенной на краю кровати водолазкой.

Какаши, стоя уже снаружи, на ветке близрастущего дерева, постучал ладонью по деревянной раме окна, привлекая внимание:

— Не торопись, — он кивнул, ветер задувал ему волосы на затылке. — Время есть. До встречи.