Вопросы выживания и любви (джен)

Родителей надо любить. Даже если они тебя убивают — оба, постоянно, за малейшую ошибку или неточность. Всё равно. Они имеют право. Они подарили жизнь, значит, имеют право и забрать, всё равно их надо любить. Кем бы они ни были. Или чем…

Тари не удержалась и бросила короткий взгляд за окно, но тут же отдёрнула, точно обжегшись. Кожу на затылке стянуло мурашками. За окном Океан, великий и неизменный, по-прежнему перекатывал тягучие студенистые валы от горизонта до горизонта. Как вчера. Как тысячи лет назад. А чего ты хотела?

Лёгкий шорох в соседней комнате, скрип диванных пружин. Тари вздрогнула, в панике хватаясь за ручку турки, затаила дыхание. Уже? Пора?

Новый шорох, тягучий вздох. Всхрапывание. Ложная тревога — Он не стал потягиваться, просто перевернулся на другой бок и продолжает спать. Всё в порядке. Время ещё есть. А если бы и нет — всё равно нет причин для паники, всё давно готово к Его пробуждению: песок прокалён, вода в стеклянном чайничке доведена до пред-кипения, зёрна поджарены и растёрты, как Он любит, подсушены в прогретой турке; сахарница, молочник и блюдце с кофейной чашечкой уже на подносе. Что ещё? Салфетка… О боже!

Она забыла про салфетку!!!

Сердце пропустило удар, потом стукнуло в нёбо, словно пытаясь вырваться из груди. Без паники! Время ещё есть. Тари расправила желтенькую салфетку уголочком, как Он любит. Зажмурилась, стараясь дышать ровно. Плакать нельзя, Он не любит заплаканных глаз. Та, настоящая, никогда не плакала. Во всяком случае, Он в этом твёрдо уверен, а значит и ей нельзя, если она хочет пережить этот день. А потом, может быть, и ещё один. Если очень повезёт…

Дикки повезло — доктор Сарториус добрый. Он и убивал-то его всего раз десять. Ну, может быть, пятнадцать. Потом притерпелся. К тому же Дикки маленький и глупый, он и не помнит, что его убивали. Везунчик! Когда убивают — больно. Очень. А главное — никакой надежды. Бесконечная боль, снова и снова. Малейшая ошибка — и всё. Она научилась безошибочно ловить признаки надвигающейся беды — холодок отчуждения, морщинка на лбу, лёгкое сомнение во взгляде. И далее следует неизбежный приговор — Он качает головой и говорит с лёгким сожалением в заоконное пространство: «Это опять не она. Забирай свою фальшивку обратно», Он всегда говорит что-то в этом роде. И вот тебя уже медленно растворяет, словно кусок рафинада в кружке чая, и каждая клеточка корчится от боли, и нет сил кричать, и тебя самой уже почти нет, и этому нет конца. А самое ужасное, что ты отлично знаешь: завтра тебя снова соберут из обрывков — лишь для того, чтобы снова убить. Снова. И снова. Когда-то давно ты надеялась умереть насовсем, идея с жидким кислородом казалась удачной. Не сработало.

Шорох. Глубокий вздох. Он просыпается!

Движения отлажены до полного автоматизма, тёртые зерна, вода, песок, дать дважды подняться пене, пуская по комнатам восхитительный аромат, перелить в чашку. Поднос в руках, руки не дрожат. Всё. Не дрожат. Последний штрих — безмятежная улыбка. Тари выскальзывает из кухни:

— Доброе утро, дорогой!

Когда-нибудь она перестанет допускать ошибки, и тогда Он поймёт, что она настоящая. Тоже. Должен понять. Иначе просто не может быть.

И, может быть, тогда они с Океаном перестанут её убивать.