Игры разума (гет)

Я просыпаюсь сегодня слишком рано. За окном ещё темно, до утра, наверное, ещё далеко. Оглядываю палату и думаю, как же меня достали эти стены. Так хочется хоть ненадолго оказаться на улице.

Вспоминаю, как первый раз открыла глаза в этом помещении. Тогда я ещё верила в чудо. Верила...

* * *

— Целитель, как она?

Словно сквозь закрытую дверь слышу до боли знакомый голос. Не могу понять, откуда именно он доносится. Наверное, надо открыть глаза и понять, где я нахожусь.

Но, увы, глаза удаётся открыть далеко не с первой и даже не с десятой попытки. Их словно залили свинцом, до того тяжёлые. Как только удаётся выполнить это несомненное достижение, моему взору предстаёт белый потолок. Где-то в противоположном углу что-то пищит, и я невольно кривлюсь.

Грохот распахнутой двери и топот ног вкупе с ругательствами окончательно выводят из строя мой слух, и я издаю стон. Слишком много звуков.

— Гермиона, как ты? — раздается голос Рона.

— Молодой человек, немедленно подкиньте помещение, нам нужно провести осмотр, — этот голос мне незнаком, но это мой врач. — Фините.

Мерзкий звук прекращается, я облегченно выдыхаю. Осторожно открываю глаза. Рядом с кроватью стоит Рон и улыбается широкой улыбкой. Невольно улыбаюсь в ответ. Зря. Мышцы лица простреливает болью.

— Гермиона, что с тобой?

— Молодой человек, выйдите! — и не дождавшись никаких действий, стоящий за Роном врач и две сестры толкают рыжего к двери и снова подходят ко мне.

— Как ваше самочувствие?

— Не очень... Кх-кх, — в горле слишком сухо. Одна из медсестёр тут же подносит ко рту стакан с водой.

— Маленькими глотками с промежутком в пять секунд.

Выполнять сказанное оказывается труднее. Пить хочется до дрожи, в горле царит пустыня, и я еле-еле держу себя в руках, чтобы не сорваться и не начать хлебать воду залпом.

Когда первая жажда была утолена, врач продолжает расспросы.

— Можете пошевелить рукой? — правая рука поднимается на пару сантиметров; требуется много сил и концентрации, но я справляюсь. Левая рука так и не шевелится. Меня охватывает паника. В ужасе я смотрю на врача. В его глазах проскальзывает и тут же исчезает жалость. Что происходит?

— Теперь ноги, — как бы я ни старалась, ничего не выходит. Со лба начинает капал пот. — Достаточно.

— Что со мной?! — голос звучит жалко.

— Вы попали под обстрел палочек нескольких Пожирателей. Ваши друзья спасли вас, принесли сюда. Мы не знаем, что за проклятия в вас попали, но обещаем, что сделаем всё возможное. Когда вас принесли сюда, вы уже были в коме, левую руку пришлось буквально собирать заново. Чувствительность вернётся, но не осмелюсь сказать точной даты, восстановление нервов может занять от нескольких дней до нескольких месяцев. Позвоночник был сломан в нескольких местах, мы сделали всё, что в наших силах. Остаётся только ждать.

— Сколько я здесь? — потрясение и горечь постепенно сменялись отчаянием. Глаза начало жечь от поступающих слёз.

— Три месяца.

Три долгих месяца. Неужели правда? Первая слезинка скользит вниз по щеке.

— Мы сделаем всё возможное.

Так себе утешение.

— Вам нужно выпить лекарства.

Конечно. Пью одно за другим, не чувствуя вкуса. Глаза закрываются. Кажется, одно из зелий = это снотворное. Неважно.

— Бедная девочка, — словно сквозь толщу воды, различаю шепот — шепот ли? — врача, топот ног и звук закрывающейся двери.

Последней мыслью перед полным погружением в сон становится то, что надежда всё ещё есть. Возможно.

* * *

Моё второе пробуждение оказывается более-менее хорошим. Пришли Гарри и Рон.

— Гермиона. Я так рад, что ты очнулась, — Гарри. Его широкая улыбка после войны поблекла, но не утратила прежней теплоты. — Врачи говорят, что делают всё, что возможно, и скоро ты к нам вернёшься.

Вымученно улыбаюсь. Надежда ещё не покидает меня, но что-то мне подсказывает: не надеяться на лучший исход.

— У Гарри скоро свадьба, жалко, что ты не будешь присутствовать, — плечи Рона опущены, в голосе такая грусть, что будь у меня возможность, встала бы и пожалела.

— Рон, всё в порядке, правда. — протягиваю ему здоровую руку, и он хватается за неё, словно утопающий за спасательный круг.

— Я скучал, — тихий шёпот на грани слышимости и горечь в каждой букве.

— Кхе.. Я пойду позову Джинни, она хотела тоже зайти, — Гарри как всегда понял всё без слов. Тихо поднялся и вышел, закрыв дверь поплотнее. Наступила тишина.

— Рон... — начала я, сама не зная, что именно собираясь сказать.

— Я должен был прийти раньше. Если бы я только пришёл раньше, ты бы не была...

Запинается. Боишься озвучить очевидное? Да, я калека и неизвестно, встану ли когда-нибудь.

— О, Рон... — тяну его ближе, он просто падает на колени рядом с кроватью. — Это не твоя вина. Мне не следовало соваться одной к...

— Нет, моя, — он поднимает голову, смотрит мне в глаза. Столько боли в одном взгляде. И слезы. Кажется, он даже не замечает, — Мне следовало..

Дверь распахнулась, и в палату влетает Джинни, остановившись причём слишком резко. Следом заходит Гарри.

— Джинни, я же сказал — рано.

Рон тут же вскакивает и выбегает из палаты. Где-то в груди образовывается огромная дыра и сердце затапливает болью. Глаза неприятно щипет.

— Извини, Герми, мы, наверное, лучше пойдём, — Гарри хватает упирающуюся Джинни и выходит.

В следующий их приход Рон так и не появляется.

* * *

Спустя неделю.

Я проснулась от ощущения, что на меня смотрят.

Открыв глаза, я сразу же увидела его. Он стоял около двери и как бы ждал приглашения. Его взгляд блуждал по моему телу, словно рентген. Стало не по себе.

— Профессор Снейп, что вы здесь делаете? — голос ещё немного хрипел после сна, пришлось откашляться.

— Я всегда считал вас умной ведьмой, мисс Грейнджер. Неужели вы не знаете, зачем люди приходят в больницу к пациентам? — взгляд стал чуть насмешливым, губы изогнулись в усмешке.

— Знаю, — я не растерялась, привыкла ещё в школе к его манере общения. — Просто не ожидала увидеть именно вас, — сделала ударение на последнем слове. — И почему в дверях, проходите и садитесь.

От меня не ускользнул его облегчённый вздох, словно он только и ждал моего приглашения. Что-то не давало мне покоя, навязчиво в голове мелькала какая-то мысль, но я не могла понять, что именно меня беспокоило.

Снейп тем временем прошагал своим фирменным шагом к окну, от которого в своё время в испуге шарахалась добрая половина Хогвартса — включая некоторых преподавателей — и остановился.

— Как вы? — столько участия в одном вопросе.

— Вы не слепой, профессор, это состояние сложно назвать нормальным, — его участие почему-то вызывало раздражение. Сморгнув злые, некстати навернувшиеся, слезы, я подняла взгляд на своего оппонента.

Он, казалось, был где-то далеко, смотрел в окно с отрешенным видом. Это давало возможность рассмотреть его.

Профессор очень изменился после войны. Волосы перестали казаться сальными, как всегда скрытое мантией тело выражало расслабленность, о чем говорили его плечи. Шею скрывал тонкий платок, скорее всего, закрывающий шрамы после укуса Нагайны.

Я ничего не слышала о нем и не видела его после того случая в Визжащей хижине. О нем никто не говорил. Я ведь даже не знаю, как он выжил. Тогда мне казалось, что он умер.

Видимо, почувствовав мой взгляд, Снейп обернулся, и наши взгляды пересеклись. Пусто. Как же в его глазах было пусто. Просто чёрные тоннели, без проблеска эмоций.

Проглотив вставший с чего-то вдруг ком в горле, я решилась задать свой вопрос:

— А как вы выжили, профессор?

Он сразу весь подобрался, мотнул головой, словно отгоняя какие-то свои мысли.

— Я приду завтра.

— Но? Профессор...

Но меня не услышали. Просто быстро и бесшумно — странно! — открылась и закрылась дверь, оставляя меня одну в совершенном непонимании.