Незначительная история (джен)

Мелькор похищал Перворожденных, но убивал их не сразу. Чаще всего они попадали в его крепость, на нижние подземные уровни. Там они оставались, погруженные в тревожный сон. Их тела окутывал первоначальный черный туман, который блокировал их жизненные силы, останавливал их жизнь, но не был способен уничтожить. Мелькору было важно изучить Детей и понять, как дальше действовать. Когда появлялись время и желание, он спускался в своё «Хранилище» и разговаривал, искушал, пытал, экспериментировал с «добытым материалом». Иногда на этом представлении присутствовали посторонние. Чаще всего его сопровождал самый верный и понимающий приспешник.

Саурон был больше огненным духом, подверженным страстям и минутным увлечениям. Его восхищала Тьма и ее возможности. Ему хотелось сиять. Он желал величия. Как и многие духи на заре мироздания, он также хотел постигнуть самого себя, границы своих сил. И видел такую возможность подле смелого и решительного Мелькора. При этом он искреннее перенимал мастерство Ауле, в последствии надеясь превзойти своего учителя.

Как-то, спускаясь вместе со своим Господином в подземные уровни, он думал о том, как можно использовать души эльфов. Перворожденные обладали великой силой и скрытой властью Детей Создателя. Их душа была мощным проводником и лакомым кусочком для каждого. Но ключ к ее использованию был скрыт от темных помыслов. Огненные и юркие души утекали сквозь все магические и энергетические сети, расставленные для их поимки. По всему выходило, что, только усыпив их тела, не причиняя излишней боли, можно было удержать их до поры до времени рядом с собой. И Саурон очень хотел найти способ обойти это ограничение. Желательно раньше своего Господина.

В «Хранилище» взгляд Мелькора сразу обратился к первой паре, которую он некогда похитил. Настало их время. Впрочем, эльфийку он почему-то трогать не стал, оставив изящное тело парить в коконе тьмы. А вот тело мужчины отделилось, направилось в центр комнаты, а там, с еле слышным шипением, черный туман рассеялся, и он упал на твердый пол. Лишенный своей «тюремной робы», удерживающей его во сне, эльф открыл глаза и осмотрелся вокруг. Последнее, что сохранила его память — это крик потери и щемящее чувство скорбной утраты. Увидев у стены сияющий лик возлюбленной, он успокоился. Мелькор нарочно дал ему осмотреться, наблюдая за реакцией, надеясь понять, как лучше начать разговор. Эльф не очень комфортно чувствовал себя в подземелье, отделенный многими километрами от света далеких звезд. И всё же он не спешил убегать или нападать, совершенно не понимая, что же изменилось в его некогда уютном мире. И почему произошли такие изменения. Наивное существо, даже пережив страх, он не мог быстро освоиться и прийти к сколько-нибудь конструктивным выводам.

Мелькор не впервой было наблюдать за такой реакцией. Он начал разговор с песни, которую запомнил еще до того, как мир воплотился в реальность. Эльф молча внимательно слушал. Когда Мелькор подошел к собственной измененной части, то перворожденный поморщился, будто от незначительной боли. Словно знал, как должна была звучать Мелодия. Мелькор остановил напев, улыбнувшись. Потом он снова начал говорить и петь, в произвольном порядке, словно «даря» язык безмолвному прежде созданию. И такая сила была в нем, и такие возможности были заложены в эльфов, что постигали речь они очень быстро. Так случилось и в этот раз. Саурон терпеливо ждал, наблюдая из тени.

Мелькор, уверенный в том, что может превзойти Создателя, решил наконец, что эльф усвоил и понял достаточно. Он задал первый вопрос:

— Почему ты здесь? В чем смысл твоего существования?

Эльф наклонил изящную голову набок, обдумывая свои самые первые слова. Не умея врать и не зная сомнений, он указал на спящую подругу:

— Я живу ради нее.

Его глаза сияли, а голос был неожиданно мягким и уверенным. Саурон замер, боясь вспугнуть шевельнувшееся где-то внутри чувство, что вот-вот он услышит верную подсказку.

— А она для чего существует? — усмехнулся Мелькор, услышав бессмысленный, по его мнению, ответ.

— Я не знаю, — наивные глаза смотрели прямо, не понимая совершенно глупого вопроса. — Как я могу знать за нее?

— А если смысл ее существования отличается от твоего?

— Разве это имеет значение? — пушистые ресницы затрепетали от удивления.

— Если она проснется и скажет, что смысл ее существования — это я, к примеру? Что ты ей совершенно не нужен?

— Это неважно и никак не повлияет на музыку моего сердца. Я живу ради нее.

— Ты готов умереть ради нее?

Эльф не смог ответить сразу, ибо само слово «смерть» было для него странным и непонятным. Щупальце тьмы подползло к его ноге и с силой сжало щиколотку, обжигая яростью Хозяина. Он закричал от боли и попытался отстранится. Мелькор засмеялся.

— Это «боль». Есть разные ее виды, многие из которых тебе предстоит постигнуть. Так вот: смерть во много раз страшнее.

Эльф стал серьезен. Он пристально посмотрел на своего палача.

— Как долго ты готов терпеть ради нее такую боль? — спросил Повелитель Тьмы.

— Сколько угодно долго, — снова без сомнений ответил эльф.

— Проверим…

И сказав так, Мелькор направил нити своей силы к пленнику. Перворожденный упал на пол, пронзенный сотнями тонких усиков обжигающей ненависти.

Саурон смотрел за всем представлением, затаив дыхание, не вмешиваясь. Он знал, что сейчас пленный достигнет своего предела и душа покинет многострадальное тело. Но время утекало, а эльф и не думал умирать. Мелькор наслаждался муками пленника, будто насыщаясь чужими страданиями. На несколько мгновений, он перестал терзать эльфа.

— Если ты умрешь, то я разбужу ее, и весь мой гнев падет на неё. Ты меня понял?

Эльф просто кивнул, и пытка продолжилась.

Для Мелькора в этом инциденте почти ничего не прояснилось. Он просто нашел занятную игрушку. Зато для Саурона этот момент изменил весь мир.

Эльфы не предназначены для того, чтобы терпеть боль и страдания. Скорее наоборот: мир настроен так, чтобы несчастья обходили перворожденных стороной. Потому самые первые эльфы имели очень хрупкую оболочку. Стоило нажать чуть сильнее и нет ничего, кроме бренной материи. И все же этот безымянный эльф силой воли удерживал себя в этом мире. И смотрел он только на ту, что любил больше жизни. Этот взгляд навсегда остался в памяти Саурона.

«Любовь — вот этот ключ!» — понял он, ещё даже не представляя, как использовать это открытие. Саурон и сам не заметил, как взгляд, полный любви, надежды и мольбы, посвященный вовсе не ему, изменил всё его мироощущение. Он тоже смотрел на эльфийку, желая ее любви и верности. Он восхищался ее красотой, внемля долгим стонам того, кто ценил её больше всего. В миг неожиданной эмпатической связи, он будто впаял свою душу между этими двумя.

А потом сосуд «разбился».

Эльф умер, сломленный и пережеванный тьмой. Душа снова ускользнула, хотя он явно не хотел уходить. Ее унесло чистым потоком той самой мелодии, что и породила этот мир. Мелькор снова стоял у бездыханного тела, презрительно смотря сверху вниз. Даже великая привязанность не смогла заставить душу эльфа хоть на секунду задержаться. Такова воля Создателя. Очередная ловушка не сработала. «А ведь так многообещающе долго держался в теле», — зло подумал Хозяин Тьмы. Он уже было повернулся к эльфийке, готовый разбить ее «оковы», как перед ним на колени упал Саурон с просьбой отдать девушку ему. Мелькор не видел ни единой причины, чтобы отказать своему верному приспешнику.