Из сердца тьмы (гет)

Париж оглушил меня буйством звуков и красок. Тихое имение в пригороде притупило эти чувства, и я поистине наслаждалась городской суетой, утомленная однообразной роскошью. Около маленькой булочной играли уличные музыканты. Я кинула в потертую шляпу несколько монет и вновь почувствовала укол тоски. Музыка. Музыка была свободой, глотком свежего воздуха, без которого я не могла жить. Я хотела петь, хотела снова поболтать с Мег в укромном уголке за сценой, спрятавшись от всевидящей строгой мадам Жири. Хотела снова услышать голос своего друга и покровителя в закрытой гримерной с огромным зеркалом. Зеркало вело в другой мир.«Ты познаешь такую жизнь, которой никогда не знала прежде. Ты будешь жить так, как никогда не жила». Слова вкрадчивой колыбельной, которую он пел мне в подземных лабиринтах театра за этим зеркалом, вновь и вновь звучали в моей голове. «Призрак оперы здесь — в твоих мыслях, в твоём сознании». Он был везде. Его голос звучал внутри меня. Я покинула подземелье, но это не имело значения — этот человек владел мной безгранично, безвозвратно. Точка невозврата была пройдена давно — ещё в тот момент, когда я впервые завороженно последовала за ним, не в силах противостоять необъяснимой гипнотической силе, которая подчиняла и вела меня в неизвестность. Он был источником жизненной силы и душой театра. Он был этим театром.

Я не заметила, как ноги машинально понесли меня в направлении оперы, и осознала, где я, только когда дошла до театральной площади. Театр выглядел обыденно — ничто не напоминало об инциденте. Я прищурилась, глядя на афишу. Вечером ставили «Женитьбу Фигаро». Я грустно усмехнулась — в отличие от комедии Моцарта, моя грядущая свадьба почему-то не казалась весёлой. С огромным удовольствием я бы купила билет и вновь окунулась в волшебный мир спектакля, даже сидя в зрительном зале, но через пару часов меня ожидал кучер виконта, чтобы отправиться домой. Я медленно пошла по вымощенной камнем дорожке вокруг здания оперы. Каждый камень, каждый барельеф здесь был родным. Это и был мой родной дом — второй дом после того, как не стало отца. Я притормозила около неприметных дверей на задворках здания. Здесь был вход для персонала — декораторов, портных, поваров, работников сцены. Когда-то мы с Мег подростками сбегали из театра через этот чёрный ход, покупали сладости у уличных торговцев… Казалось, что это было в прошлой жизни. Где сейчас Мег? Наверняка продолжает танцевать в балетной труппе, и наверняка сегодня выйдет на сцену. Возможно, это и к лучшему, что я её не увижу, моя тоска по сцене и без того была невыносимой.

Полукруглые окна цокольного этажа темнели почти на уровне мостовой. Подсобные помещения, кладовые, хранилища со старым реквизитом и позабытыми всеми хламом. Я инстинктивно потянула ручку на себя. Дверь открылась. В глубине души я надеялась, что она заперта, и я просто попрощаюсь с театром и уйду, но… Оглядевшись и убедившись, что вокруг нет никого кроме пары бездомных кошек, я проскользнула внутрь.

«Кристина Дае, очнись, что ты делаешь? Не вороши прошлое, не трогай старые раны, они и так не успели зажить», взывал внутренний голос. Голос был разумен, но я отогнала его и решительно двинулась вперёд. В этих коридорах мы с Мег знали каждый поворот, каждый закоулок. Я вновь на секунду почувствовала себя юной танцовщицей, которая торопится на репетицию, боясь опоздать и получить нагоняй от мадам Жири, и улыбнулась… Но репетиций больше не будет. Я сама не знала, куда и зачем иду, повинуясь непонятному импульсу. Возможно, мне действительно хотелось попрощаться с этими стенами, в которых прошла почти вся жизнь. Я остановилась перед ступеньками, ведущими в подвал и подавила нарастающую тревогу. Это было глупо. Маловероятно, что после разоблачения и того кошмара, который мы все пережили, он до сих пор здесь. Маловероятно, что я когда-либо увижу его снова. От этой мысли становилось тоскливо и тяжело. Придерживая подол юбки, я осторожно спустилась вниз. Здесь всегда хранились старые декорации, и создавалось впечатление, что сюда вообще никто не заходил. Я провела рукой по пыльной поверхности сломанного бутафорского кресла. Кладбище старых спектаклей. Остатки былой роскоши. Вещи, когда-то блиставшие на премьерах, теперь пылятся на задворках театра, забытые всеми. Он тоже оказался на задворках жизни, всеми забытый и преданный, хотя казалось бы, ещё совсем недавно внушал ужас всему театру, владел им словно королевством. Вдруг меня пронзила мысль о том, что я даже не знаю, жив ли он. Об этом не хотелось думать.

В кладовой было темно, на стенах висели пустые холодные светильники, которые было нечем зажечь — у меня не было ни свечей, ни огня. Через маленькие окна под потолком проникал неровный дневной свет, но большая часть подвала была погружена в темноту.

Время подходило, пора было возвращаться, но я делала шаг за шагом, пока не уперлась в стену. И в массивную деревянную дверь. Театр был пронизан целым лабиринтом подвалов, и неудивительно, что мы не обнаружили эту дверь, когда исследовали закоулки оперы. Таких дверей было слишком много. Но эта была открыта. «Твоё любопытство тебя убьет». Голос разума звучал укоризненно, но силы не имел. Давно не смазанные петли скрипнули. За дверью было темно, на меня пахнуло сыростью. Действительно пора было идти назад, пока меня не хватились, да и заходить в холодное сырое подземелье, единственными обитателями которого были крысы, было сущим безумием.

Я прикрыла дверь и уже развернулась, чтобы уйти.

— Кристина…

Я едва удержалась на ногах. Голос перепугал меня насмерть… И он был знакомым. Этот голос я бы не спутала ни с каким другим никогда в жизни. Я медленно повернулась. В темноте вырисовывалась фигура человека.

— Кристина.

Он повторил моё имя — ошеломленно, медленно, сдавленным голосом. Это было невозможно. Наверняка меня подвела природная впечатлительность в сочетании с переживаниями последних недель. Видение. Не более того.

Фигура приблизилась, и я ощутила прилив паники. Это не было похоже на морок фантазии. Это было похоже… Нет, немыслимо.

— Эрик?..

Это действительно был он. Рассмотреть черты в темноте было сложно, в полутьме белела полумаска. И этот голос, узнаваемый среди тысяч голосов. Я не верила своим глазам, и, словно в бреду, сделала шаг вперёд и инстинктивно протянула руку, будто хотела удостовериться в том, что мне не привиделось. Он отшатнулся.

— Тебя здесь нет. Нет. Я сошёл с ума. Тебя здесь нет.

Я не знала, что ответить, и просто смотрела на него, парализованная, не в силах справиться с нахлынувшим шквалом чувств. Он шагнул вперёд, туда, где было немного светлее. Белая полумаска. Наглухо застегнутый черный сюртук. Изможденное лицо с болезненно острыми скулами. Маска скрывала уродство, которого он так тщательно избегал, но даже она не могла скрыть следов произошедшего. Отчаяние почти убило в нем жизнь. Я ощущала это изнутри, будто между нами была какая-то невидимая связь.

Он протянул руку в тонкой чёрной перчатке и сразу отдернул, слегка качнувшись в сторону.

— Откуда ты здесь? — Голос звучал приглушенно и тоскливо. — Зачем ты здесь?

— Я… просто пришла проститься с театром. Я не знаю, зачем спустилась сюда. Что-то привело меня. — Я замолчала на пару секунд и тихо добавила: — Я была уверена, что тебя здесь больше нет.

Он неправильно расценил мои слова и проговорил, отвернувшись:

— Уходи. Забудь о том, что ты меня видела. Все должны забыть. Меня действительно больше нет. Я не стану удерживать тебя.

Все внутри меня кричало о том, что нужно уходить, что на площади меня ждёт экипаж, что меня хватятся в скором времени, и эта встреча, которой не должно было быть, должна остаться в памяти как смутное видение.

— Нет.

Я сама не поверила в то, что сказала, но точка невозврата была пройдена. Я повторила громче:

— Нет. Один раз я уже ушла.

— Я отпустил вас обоих не для того, чтобы испытать это снова. Не мучай меня.

Я сжала в руках свою шляпу.

— Нет.

— Кристина, я хочу просто дожить свой век с тем, что у меня осталось. Хотя бы с остатками разума, которые сейчас предадут меня окончательно. Уходи, дай мне покой. Ты свой обрела.

Я вспыхнула.

— Покой? Ты думаешь, я обрела покой?

Он горько усмехнулся.

— Разве я не прав? Виконтесса де Шаньи… Или ещё нет? Неважно. К чему этот разговор? Ты счастлива. Любовь победила. Вы разделили друг с другом дни и ночи, как и мечтали. Это ли не покой? Музыка ночи в прошлом. Осталась лишь музыка подземной сырости.

Его голос дрогнул. Будь что будет.

— С того момента не было ни дня, ни ночи, чтобы я не пожалела о том, что ушла. Я хочу чувствовать себя живой снова. И сейчас, когда ты здесь…

— Эта встреча — безумие.

— Но она произошла. И теперь безумием будет уйти.

Воцарилось молчание. Мы смотрели друг на друга в полной тишине. Я держалась из последних сил, понимая, что еще немного, и самообладание подведет меня. Подступали слёзы. Сохранять разум рядом с ним было невероятно тяжело. Даже сейчас, истощённый и отчаявшийся, он обладал необъяснимой властью надо мной.

Эрик протянул мне руку в черной перчатке, как когда-то, когда я впервые проследовала за ним в его владения. Замедленно, как в полусне, я вложила ладонь в его руку. Он смотрел на нее какое-то время, словно не веря собственным глазам, и наконец поднял взгляд.

-Пойдем.

Кажется, я совершала самый странный и необратимый поступок в своей жизни. Эрик шагнул в темный сырой дверной проем, и я молча последовала за ним.