Каша заваривается (гет)

Двери трактира отворились и в них шагнула группа молодых людей. Антрагэ с размаху поставил чарку на стол. Однако старые знакомые! Первым на порог ступил некий Жак де Леви, граф де Келюс, примкнувший к свите Генриха как раз до польской авантюры. Он был прозван «Купидоном» за смазливую внешность. Метко прозвали! О, эти роскошно завитые белокурые локоны и лазурно-голубые глаза… Ну, мечта, а не кавалер.

За ним теснились воинственный маркиз Луи де Можирон, при малейшем поводе хватающийся за шпагу, и славный тем, что отъявленно лез на рожон во всех военных кампаниях, прямиком под град вражеских аркебузных пуль и арбалетных болтов. Отличившись подобным образом в резне при Жарнаке и Монконтуре, он обратил на себя внимание нынешнего короля.

Далее следовал немец Жорж де Шомберг, умевший размеренно рубиться своим острым, как бритва массивным фламбергом* часами, с непробиваемым упрямством, свойственным его нации. Шествие замыкал, кажется, Франсуа де Сен-Люк. Ну да, так и есть. Почти все самые близкие королевские любимчики, или «миньоны», как их отныне называли, налицо.

Молодые люди остановились на пороге. Получается четверо на четверо… Силы равны… Вечер обещает быть интересным!

И все-таки, досадно, что в последним из вошедших оказался Сен Люк, а не любезный кузен Антрагэ д’О. Барон бы с ним потолковал. С дорогим родственником… По-семейному. Поближе. Душевно. Но д’О благоразумно отсутствовал. Чуял, видать, что Шарлю де Бальзаку в ближайшее время лучше на глаза не попадаться. Небось, отныне будет с величайшим тщаянием избегать тех мест, где мог бы столкнуться с бароном. Жаль!

А эти, королевские… Разумеется, нарочно приперлись. Чтобы затеять ссору. Ну да! Поглядите-ка на них. Все полны воинственного пыла. Один Сен-Люк хмурый и не в духе.

Раздражение, предназначавшееся дорогому кузену д’О, Антрагэ поневоле перенес на Келюса, который, по слухам, стал негласным представителем свиты любимчиков. Расправил крылышки граф. Вон как гордо себя держит да глядит. Орлом прямо.

Нет, барону граф решительно не нравился. К тому же, Антрагэ припомнил, что, выходя из покоев Генриха, после того, как объявил королю, что более не пребывает у него на службе, он столкнулся в дверях с красавчиком-графом, и Келюс, как показалось барону, изволил высокомерно посмотреть на него. Надо было вызвать наглеца на поединок еще там… Ну да ничего, сегодня барон непременно наверстает упущенное.

Как все-таки верна поговорка, что изо всякого худа выходит хоть малая толика добра. Антрагэ, по крайней мере, отныне был избавлен от необходимости следовать придворной моде. У Генриха, видать, на радостях, от того, что удалось нахлобучить на голову корону Франции, разум окончательно умчался в дальние дали. Нынешний монарх ввел при дворе фасоны причудливые и вызывающие, невиданные даже в ночных кошмарах и совершенно доселе неслыханные.

Однажды, Генрих поразил все честное собрание, заявившись на прием, данный в честь посла Швеции, разодетый в платье с глубоким круглым вырезом на обнаженной груди: рубаха отсутствовала напрочь. Густая шевелюра его величества, по свидетельствам очевидцев, была украшена лентами и жемчужными нитями, а туалет дополнял дамский шелковый веер… Посол после заметил, что: «Нельзя было понять, видишь перед собой короля-женщину или мужчину-королеву». Антрагэ столь занятному зрелищу свидетелем не был, но дорого дал бы, чтобы на это поглядеть. Одним словом, докатилась старая добрая Франция… До самой последней ступени.

С того памятного приема так и повелось: наряды свиты Генриха стали поражать сколь своим великолепием, столь и крайней вычурной нелепостью. Все кинулись носить кольца, ожерелья, серьги, пудриться и оживлять губы помадой. Да-да! И кавалеры тоже! Одни воротники чего стоили. Эти огромные плоеные жестко накрахмаленные «фрезы», величиной не менее полуфута… Теперь при трапезах было совершенно невозможно дотянуться рукой до рта, весь двор тыкал в кушанья двурогими металлическими приспособлениями на длинных ручках, наподобие крестьянских вил, только так и возможно было их отведать… Однако, крахмальные брыжи у разряженных молодых людей, стоящих на пороге трактира сегодня напрочь отсутствовали, лишнее доказательство того, что миньоны заявились, чтобы искать баталии, и постарались одеться по возможности удобно, чтобы ничего не стесняло их в случае схватки.

Короче, запахло жареным не только от жаркого, аппетитно скворчащего на вертеле огромного очага трапезного зала.

А Келюс тем временем не торопясь, вальяжно, повернул голову вправо, а потом и влево, обводя взглядом незабудковых глаз залу харчевни. Будто бы внимательно ее рассматривая, но взор его скользнул по компании анжуйцев, как по пустому месту, не задержавшись на них ни на миг, якобы он их всех вовсе не заметил. Ну-ну!

В нежных мочках графских ушей зловеще сверкнули кроваво-красными искрами пара рубиновых серег. О, да! При дворе Анри III это было отныне новым воплем моды для придворных кавалеров. Не одиночные серьги, на испанский манер, а именно парные. Отныне мужчины своими украшениями вводили в зависть прекрасных дам. У доброго короля Анри серьги были самыми роскошными, из грушевидных жемчужин.

Вот так, друг Антрагэ, не ушел бы ты вовремя с королевской службы, пришлось бы тебе подставлять и свои уши, чтобы их прокололи. К счастью, до этого дело не дошло. Просто смешно это все до потери рассудка, когда бы не было столь грустно.

Барон, с интересом наблюдая за Келюсом, подавил невольную ухмылку. Лучше бы подвески из бирюзы красавчик себе в уши сообразил, под цвет глаз. Хотя нет, несправедлив он к графу. Серьги были подобраны со вкусом, они как раз гармонировали с тем кроваво-красным нечто, что должно было именоваться графским камзолом. Золотая на карминной основе, сверкающая: караул глаза зрителей, парча, в обрамлении алого бархатного плаща. У какого купца граф умудрился добыть все это великолепие? Кричащий цвет пламенеющего зарева действовал на барона, как красная тряпка на быка… Остальные миньоны были разряжены также сногсшибательно ярко. Но вот граф… Особо! И барон для себя решил, что до него непременно сегодня доберется.

Физиономия графа была нежно осветлена, нет, пока еще не свинцовыми белилами, что пускали в ход прожженные кокотки, это был всего лишь легкий налет белой пудры, то ли для того, чтобы подчеркнуть ослепительное сиянье кожи лица, то ли для того, чтобы выделить притягательную голубизну глаз. Н-да…

У Антрагэ прямо руки зачесались ухватить красавчика-графа за шкирку и макнуть набеленной физиономией… Да хотя бы вон в то огромное блюдо со шпинатом, что заказали себе пара путешествующих монахов за соседним столом. Или в ларь с мукой, чтобы подбелить физиономию еще более, но, впрочем, кто знает, может, и удастся.

Одно было очевидно: ссора витала в воздухе. Антрагэ безошибочно чуял — будет драка. И, не меняя позы на поверхности стола: одна ладонь мирно покоится на другой, под столом незаметно подтянул ноги поближе к лавке, чтобы быть готовым молниеносно вскочить в любой момент.

Миньоны, продолжая демонстративно не замечать компании анжуйцев, прошествовали к столу в противоположном углу харчевни. Антрагэ, краем глаза оглядел своих приятелей: Бюсси неторопливо потягивал вино, казалось, о чем-то глубокомысленно задумавшись, Ливаро отвернулся от вошедших королевских любимчиков, и был целиком поглощен разглядыванием прелестей бойкой трактирщицы, Рибейрак же, подперев щеку рукой с сосредоточенным вниманием изучал царапины на столешнице.

А вот и оно! Началось! Да и правда, зачем откладывать стоящее дело на потом!

— Что я слышу? — донесся до анжуйцев возмущенный голос Келюса, обращенный к трактирщику. — Во всем заведении не сыщется ни единой бутылки доброго бургундского вина, только презренное анжуйское?

— Анжуйское вино! Дрянная мерзость! — воскликнул Можирон.

— Достойное лишь глотки предателей! — развязно добавил Келюс.

— В рот не возьму, — заявил Шомберг.

А затем… Настал тот самый миг, когда кубарем покатились в разные стороны табуреты, были отброшены к стенам лавки, сдвинуты столы… Сверкнули клинки обнаженных шпаг. Мирные посетители благоразумно поспешили покинуть харчевню заранее, ибо также почуяли приближающуюся грозу.

И… Антрагэ оказался, в сразу ставшем таким просторным трапезном зале, лицом к лицу с настырным немцем Шомбергом, который, не задумываясь, бойко напал на него. Жаль, все же, что это оказался не граф! Да, силища ударов Шомберга впечатляла, однако Антрагэ был живей и проворней, но дело все же приняло опасный оборот, ибо немец для верности запустил в барона табуретом. Не увернись Антрагэ, пришлось бы ему худо. Табурет просвистел мимо, буквально на волосок не задев его, как снаряд, выпущенный из катапульты, и рассыпался на куски, ударившись в стену. Хоть Антрагэ и удалось отскочить, но это загнало барона в стратегически невыгодную позицию, а точнее — в угол, что совершенно не оставило его верному испанскому клинку простора для маневра. Напротив, волнистый клинок шпаги противника несколько раз описал угрожающую дугу возле груди Шарля де Бальзака. Что ж, берегись, Антрагэ! Ну нет, это уж слишком… Видать, не один барон так решил, ибо грозный противник его пропал из виду.

Да! Именно пропал, накрытый с головой перевернутой высоченной корзиной, в которой доставляли хворост. Ливаро позаботился, подкравшись к немцу со спины. Из-под корзины раздался громоподобный рев, похожий на трубный глас разъяренного быка, взбешенный миньон пытался освободиться из невольной темницы, впрочем, безуспешно, Ливаро некоторое время удерживал его, а после опрокинул на пол, дав подножку.

Антрагэ остался не у дел и получил мгновенную передышку. Воспользовавшись ею, барон смог моментально оценить поле боя и расстановку сил. Зрелище было выдающимся: Келюс, Можирон и Сен-Люк атаковали Бюсси. Барон прямо залюбовался. Нет, все-таки Луи де Клермон являлся непревзойденным мастером клинка… Кто был его учителем? Он никогда не говорил. Но явно мастер Дестрезы**. Казалось, пробить защиту столь ловкого фехтовальщика было невозможно. Келюс и Можирон нападали яростно, особенно старался Жак де Леви: он прямо из кожи вон лез, но все усилия были тщетны. Впрочем, Сен-Люк делал выпады неохотно, больше для виду, и чтобы не назвали трусом. А вообще, на фоне Бюсси, королевские любимчики выглядели полнейшими неумехами, ну, чесслово, как дети… Графу вполне успешно удавалось сдерживать натиск всех троих.

Ливаро меж тем, самозабвенно колотил клинком своей шпаги плашмя по корзине с воющим немцем, и зорко следил за тем, чтобы поверженный миньон скоро не вылез.

Рибейрак, с напускным спокойствием подпирал стену, и неспешно попивал вино из чарки, впрочем, внимательно наблюдая, как разворачивается поединок, и готовый в любой момент вмешаться в битву.

Ну, раз господа миньоны швыряются предметами интерьера, то будет только справедливо, если получат некий, летящий по воздуху предмет, в отместку… Почему бы и нет? Может, это новая мода на драки при дворе такая… Барон схватил с ближайшего стола кувшин и, подкараулив удобный момент, запустил им в Келюса. Движение барона не осталось у противника незамеченным. Подлец мгновенно пригнулся, и снаряд пропал всуе, только осколки дружно отскочили от стены. Тогда, не мешкая, Антрагэ отправил вослед кувшину бутылку старого доброго анжуйского, коим решили побрезговать миньоны. Просто оказалась под рукой… Второй бросок оказался более удачным: бутылка с хлопком разбилась о галерею верхнего этажа прямо над головой графа, и на разряженного красавчика вылилось все ее содержимое, прямо на голову, на плечи и за шиворот, дополнив эффект градом осколков.

Барон испытал мгновенный триумф и мысленно похвалил себя за глазомер и ловкость. Так Антрагэ удалось угостить графа славным вином дорогого его сердцу Анжу, столь красавчику ненавистным. Теперь камзол остается только выбросить… Какая досада! Рядом же с графом не оказалось решительно ничего, чем он мог бы в отместку запустить в Антрагэ, к нескрываемому удовольствию барона.

Теперь, алые искры сверкнули не только в серьгах графа, но и полыхнули в его лазурных глазах. Рванулся граф, да не тут-то было! Клинок Бюсси не пускал. А вот маркиз де Можирон прорвался, не даром штурмом города брал… Сказывался боевой дух.

Рибейрак немедленно отбросил чарку и тут же вступил с ним в бой. Они с маркизом стали обмениваться яростными ударами.

А перед Антрагэ снова предстал, клокочущий воинственным негодованием, взъерошенный и разъяренный немец, наконец таки освободившийся от корзины, в которую столь ловко упрятал его Ливаро. Совсем невовремя! Барон как раз намеревался промочить горло глотком вина.

Схватка была в самом разгаре, когда какой-то негодяй вызвал ночной дозор.

* фламберг — шпага с волнистым клинком, она чуть более хрупка, чем шпага с прямым клинком, но наносит крайне серьезные ранения.

**Дестреза — испанская манера ведения боя на шпагах.