Они медленно брели по дороге. Солнце ярко светило, заливая улицу.
— Отличный день, — бодро произнёс Фрэнк. — И ночь будет прекрасна. Воистину мудр глава: лучше ночи для жертвоприношения не подобрать.
Овца, которую он вёл на привязи, неодобрительно заблеяла.
— Меня беспокоит Джек, — вздохнула Аманда.
— Снова ты об этом…
— Милый, сколько можно ждать?! Мы должны, нет, обязаны сообщить главе. Это длится уже третий день, и становится только хуже! — воскликнула она. — Он сидит в своей комнате перед этими дощечками, на улицу не выходит. Не то, что нормальные дети, — сетовала Аманда, указывая на смеющихся детей, рисующих прямо на асфальте неровную пентаграмму. — Ты их видел? Видел же! Эти странные лица и эти круглые штуки вокруг их голов, — она поёжилась. — А как он шепчет. Словно в бреду, словно в агонии! Меня это беспокоит, жутко беспокоит. Прошу, давай поговорим с главой.
— Хорошо, — сдался Джек, сворачивая к нужному дому.
Глава уже облачился в чёрный балахон и внимательно рассматривал принесённые для мессы свечи.
— Я так боюсь, так боюсь, — с порога вскрикнула Аманда, бросаясь к нему. — Мой сын, он одержим!
— И в чём же это выражается? — спросил глава, поднимая на неё взгляд.
— Он… он повесил на стену крест и иконы, — Аманда шумно втянула воздух. — И по вечерам он молится, — выдохнула она и разрыдалась, закрывая лицо руками.