Россыпь (гет)

Россыпь бледных роз, вшитых магическими нитями прямо в стены, рябилась в глазах, и, сжимая пальцами салфетку, лежавшую на коленях, Астория чувствовала, как учащенно и неумолимо бьется ее сердце.

Интуитивно ей было понятно все сразу: эти вкрадчивые, совершенно очевидные взгляды матери, ее полушепот и задумчивый вид. Обремененная поражениями и бедностью, Гретта слишком ценила себя, чтобы не воспользоваться единственной возможностью вновь вернуться на вершину своего выдуманного мирка.

Но… стоило ли оно того, а?

— Недавно я имела довольно приятный разговор с мистером Малфоем…

Дафна прыснула. Резко, громко, вызывающе. Поджала губы, а потом, не сдержавшись, расхохоталась, и смех ее беспощадно бил по перепонкам, вынуждая Асторию съежиться, а мать осечься.

— Мерлин, maman, вы до сих пор общаетесь с ними? — в ее голосе скользили нотки презрения, смешанные с некоторым интересом. — Малфои неудачники. Что с них можно взять теперь?

— У них все еще есть деньги, дорогая, — примирительно начала Гретта, а потом привычная меланхолия захватила ее, и она резко замолчала, заморгав. Она так же быстро теряла нить разговора, как и забывала о том, о чем вообще он был.

Презрительность все отчетливее проступала в розовом личике, и в молчании, наступившем неожиданно, так и чувствовалась надвигающаяся гроза. В такие моменты Астория даже радовалась, что была словно непримечательным пятном этой семьи: в любые бури скандалов Дафны, истерик матери и пьяного кутежа отца ее никто не замечал и не видел. Для них ее не существовало вовсе.

Но сейчас отчего-то она не могла смириться с тем молчанием, что повисло в воздухе. И переводя взгляд с одной на другую Астория лишь отсчитывала про себя минуты: кого же… кого же выбрала ее мать?!

— Ну так? — мило улыбнувшись, отбив пальцами триоль о стол, молвила наконец она, не выдерживая этой тишины, этого молчания. Сердце билось. Оно ждало, что вот наконец Гретта Гринграсс по достоинству оценит все ее старания и сделает правильный выбор.

Оно ждало, что она выберет ее.

— Ах да! — воскликнула Гретта, словно озаренная какой-то мыслью, и не в силах больше ждать, резво продолжила: — Я бы хотела… нет, я бы… в общем, Дафна! Ты должна будешь выйти замуж за Драко, разве это не чудесно, милая?

Улыбка на ее лице таяла с каждым хриплым смешком со стороны Дафны, которая, не имея ни капли сочувствия к собственной матери, в какой-то момент не сдержалась и залилась самым настоящим издевательским смехом. Они обе были поглощены моментом своего триумфа или поражения, и никто не обернулся в сторону и не заметил, как побледнело лицо Астории и как ее каре-зеленые глаза на секунду сверкнули, обнажая потаенную ярость.

Дафна. Дафна. Дафна. Вечная преграда в ее судьбе, вершина, на которую ей велели равняться. Старшая сестра, за которой вечно приходилось все доделывать; ничтожество, которое пользовалось своей неотразимостью и насмешливо унижало ее. Всегда и при всех. Забирая все самое лучшее и важное, то, без чего Астория не могла существовать.

Она была паразитом, который выкачивал из своей сестры жизнь, и, глядя на нее сейчас, Гринграсс чувствовала неукротимую, необуреваемую ненависть. Потому что это не она вынуждена была терпеть кредиторов, не о ней шептались за спиной, как о самой забитой и малопривлекательной.

Всегда и везде из двух Гринграсс запоминали только одну: высокую, стройную блондинку Дафну, улыбка у которой не пропадала даже в недели траура по отцу.

— Увольте, — наконец отсмеявшись, пролепетала Дафна. — Чего же вы не просите Асти, maman?

— Асторию? — нелепо повторила вслед за ней Гретта, и только потом она словно вспомнила о своей второй дочери и невольно проскользила по ней взглядом.

В одной только ее интонационной манере смысла было больше, чем в любом унижении: очевидно, когда выбирали из них двоих, Дафна всегда была лучше. Другого сорта. Элитарнее. Куда уж до нее глупышке Астории, которая каким-то чудом родилась… не такой обворожительной, какими были ее родители.

Внутри — она проклинала их всех и готова была разнести этот дом в щепки. Розы, бледные, истлевшие, позеленевшие от старости, двоились в глазах, придавая ее ярости сладкую негу. Но снаружи она была такой же, как и всегда: спокойной, равнодушной и какой-то даже нервной. Нервозность была в ее бегающих глазах, в постукиваниях пальцами об стол и облизывание нижней губы.

Молчаливая Астория, не имевшая воли восстать, все только и могла, что запираться в своей комнате и часами, словно себе на зло, всматриваться в свое отражение, ища очевидные промахи по сравнению со своей сестрой.

Она была такой же высокой, как Дафна, но в ней не было ни грациозности, ни природной стройности. Астория была склонна к полноте, оттого постоянно была вынуждена сидеть на тяжелых диетах, в результате чего лицо ее носило отпечаток какого-то неудовлетворения. Оно было бледным, почти болезненно серым, и синие венки тонкой нитью просачивались сквозь эту невесомую бледность. Каре-зеленые глаза не блестели и не имели игривости, они были скорее… слишком бегающими, слишком переполненными каким-то волнением и скрытой нервозностью.

И даже волосы у нее были другими: густыми, тяжелыми, спадающими до самых лопаток, каштановыми с отливом в рыжину, когда как Дафна, милая, прекрасная Дафна, была короткостриженной блондинкой с ослепительно голубыми глазами. Просто ангел. Удивительно, отчего мистер Малфой с самого начала не поставил перед матерью условие, что невестой его сына должна была быть именно она?

Это было почти иронично: Астория слишком долго терпела пренебрежение к себе, но никогда еще не замечала, чтобы внутри нее так явственно ощущалась боль. Никогда прежде осознание собственной никчемности не било ее так сильно обухом по голове.

Было сложно признаться себе в том, что еще будучи маленькой, хрупкой девочкой, она выдумала в своей голове образ принца, который имел явственную схожесть с одним действительно живущим человеком. Человеком, с которым ее разделяла разница в четыре года возраста и полное отсутствие каких-либо общих интересов. То ли дело Дафна: с ним они были сокурсниками, оба белобрысые и красивые, некогда звездочки всея факультета.

Как она могла соперничать с ней? Откуда у Астории вообще появилась эта мысль?

Сжимая в руках белый конверт с очередной квитанцией от кредитора, Астория морщилась, внимательным, цепким взглядом смотря в свое лицо. Она была болезненно худощавой, платье висело на ней, словно тряпка, и ничто в ней не было живым, ярким, привлекающим. Ее такой сделало окружение — семья высосала из нее все силы, оставив мертвую оболочку.

Но почему страдать должна была одна она? Почему Дафна имела право веселиться?

С этой мыслью она стремглав спускалась по скрипучим ступенькам, впервые не обращая внимание на этот факт; с этой мыслью она широко распахнула дверь и глаза ее яростно сверкнули в предвкушении. А потом сразу же потухли. Потому что в гостиной, в самом ее центре, стояли Дафна и Драко Малфой, явно не ожидавшие ее резкого вторжения в их удивительный, личный мир.

Внутри Астории с непостижимой силой заметался огонь. А снаружи — н-и-ч-е-г-о. Полное безразлично. Равнодушие.

— О, — вяло протянула Дафна, приподняв бровь. — Драко, ты, наверное, не помнишь мою сестру Асторию, да?

Она бросила это лениво, как нечто, что совершенно не имело значения, и, надо было отдать должное, он вторил ей тем же, не удостоив ответа, лишь кивнув головой. И когда взгляд его скользнул по ее фигуре, она понимала очевидное: Драко Малфой смотрит на нее, да. Но он ее не видит.

— Разве maman тебе не говорила? — насмешливо тут же бросила Дафна, натянув на свои длинные руки белые перчатки. — Мы с Драко идем на свидание сегодня, он пришел ко мне.

Астория видела, как на мгновение, всего на секунду сморщился он, как в лице его пробежало змейкой некоторое неудовлетворение, но это осталось совершенно незамеченным Дафной, которая, крутясь возле настенного зеркала бросила почти лениво:

— Но мы же можем взять ее с собой, а, Драко? Вместе будет веселей.

Лукавая улыбка не предвещала ничего хорошего, но когда Астория услышала едва различимое, хриплое «да», ей почудилось, что сердце у нее внутри не просто заметалось в пожаре, а вот-вот вырвется из груди.

Астория была дурой. Дурой, потому что не смогла заставить себя остаться дома, хотя знала, точно знала, что будет третьей лишней, что будет идти в сторонке и бояться что-либо сказать.

Астория Гринграсс была идиотка. Завистливой тупой идиоткой. Именно так она чувствовала себя, тенью следуя за сестрой, видя, как искрятся ее волосы, как улыбка, раскованная, искажает ее лицо. А еще она видела Драко — его прямую спину, его безмятежный, а между тем какой-то меланхоличный взгляд. И вглядываясь в его такое же болезненное лицо, какое было у ней самой, она чувствовала, как неумолимо стоят между ними годы.

— Да-а, — тянула Дафна, когда они пришли в одно из тех кафе, что находились на окраине города и где бы точно никто и никогда не смог бы их отыскать. — Раньше ты был интересней, Драко.

Он опять сморщился, явно силясь не сказать какую-либо колкость, уродуя себя, калеча. Все это Астория видела в каждой черточке его лица, в каждой искорке во взгляде.

— А малышка Астория даже не помнит этих времен, — сладко протянула Дафна, подперев голову рукой и насмешливо поглядев на ее. — Представляешь, Драко, она даже не помнит войны. Совсем-совсем!

Он весь ломался на куски, крошился, уничтожался. И одно только слово «война» словно лишило его остатка жизни: Драко вздрогнул. Согнул свои бледные, длинные пальцы в кулак, а потом резко поднял свою голову и наконец, кажется, впервые поглядел на нее.

— Да? — протянул он довольно безразлично, и в этот раз, взгляд его меланхоличный даже сверкнул искоркой интереса.

Астория молчала. Она молчала весь их путь, и сейчас, немного взволнованная и одновременно обозленная на бестактность своей сестры, боялась что-либо сказать. Потому что она видела его насквозь и чувствовала, что он поломанный-переломанный. В нем не было ни единого живого места.

— Скучные вы, — зевнув, бросила Дафна, подпрыгнув резко с места. — Все молчите и молчите. Вы же не расстроитесь, если я оставлю вас?

В этом и заключалась причина, по которой она взяла с собой Асторию. Ей просто хотелось в итоге спихнуть нерадивого женишка на свою сестру.

«Какое благородство», — холодно подумалось ей, когда с какой-то заторможенностью смотрела за тем, как встал с места Драко, прощаясь с ней.

А потом — тишина. Молчание, переполненное то ли скованностью, то ли бессмысленностью происходящего. Между ними были далекие, далекие годы, о скалы которых можно было разбиться на осколки.

— Вы только закончили Хогвартс? — поинтересовался он тогда, когда уже было бестактно молчать, а холодные щупальцы сумерек обнимали небо.

Астория смутилась. А потом, посмотрев в сторону, невольно пробормотала:

— Замок совсем не изменился. Все проходит… а Хогвартсу хоть бы что.

— Отвратительное место, — сморщившись, бросил он, явно не сдержавшись.

Астория улыбнулась, склонив легонько голову, замечая, что взгляд у него не холодный и даже не безжизненный. Ясные голубые глаза смотрели на нее прямо и внимательно, в этом взгляде, где-то на самом дне зрачков, можно было заметить искорки усталости. И лишь только после долгого всматривания, совсем немного можно заприметить разочарование, такое знакомое и такое значимое.

— Вы можете идти, Драко, — наконец тоскливо протянула Астория, чувствуя себя наглухо переполненной чертовой грустью. — Я не Дафна, у меня нет склонности принуждать людей к моему обществу.

Сложнее всего было осознавать, что ее всегда затмевала старшая сестра. Вернее, ей так казалось. Но сейчас, вглядываясь почти беспристрастно в голубые глаза, она не смогла сдержать тягостного вздоха. Нет. Намного сложнее было осознавать, что она сама всем и всегда жертвовала во имя великого ангела Дафны Гринграсс. Не она забирала у бедняжки Асти самое лучшее, бедняжка Асти все отдавала сама.

И внутри привычная злоба и ярость на себя пронизывала сознание, заволакивала его, нашептывая: «Не отдавай хотя бы его». Только поздно, встав резко, она не глядя потянулась за своей палочкой, немного согнувшись, слыша, как неумолимо сильно бьется ее сердце.

— Как бы вы охарактеризовали ваши хогвартские годы? — задумчиво протянул Драко, и, вздрогнув, замерев, она повернула голову и в какой-то момент осознала, что была очень-очень близко к нему. Ближе, чем когда-либо до этого.

Астория едва хмыкнула, поймав его спокойный взгляд. Рядом с ним она чувствовала себя совершенно безмятежной, такой переполненной легкостью, что можно было даже взлететь.

Астория хмыкнула громче, пожав плечами. Впрочем, что она могла сказать?

— Разочарованием, — медленно протянула она, нехотя выпрямившись. — Вся моя жизнь до этого дня была сплошным разочарованием. Понимаете, Драко?

— Да, — тут же ответила Драко, слегка кивнув головой. — Еще как понимаю, Астория.