Дело о пропавшей тыкве (джен)

— Почему мы ушли так быстро, Бонс? — недовольно и недоуменно спросила Лирсон. — Вы же едва начали расследование!

— Потому что, во-первых, дело является, как я и полагала, крайне простым, а во-вторых, не было смысла и дальше выслушивать всё это враньё, к тому же на редкость неумелое, — досадливо отмахнулась детектив.

К её превеликому огорчению, початая жестянка с мыльным порошком оказалась початой гораздо более, чем она ожидала… и теперь вместо любимой трубки она мрачно сжимала зубами трубочку пузыреты «Поньцеговина-Флёр», из которой пузыри получались какие-то мелкие, тусклые и вообще — фальшивые. Потому что не радовали. Бонс сердито чиркнула именной заливалкой, примачивая. И сохнут через раз, зар-разы… Эх, нет в жизни совершенства!

— Как так — враньё?! — меж тем праведно вскипела негодованием и изумлением Лирсон, топая за ней по улице, ведущей к их дому. — Бонс, это же Эпплы! И сама Элемент Честности. Да и зачем бы им лгать, ведь это же у них похитили тыкву! Можно сказать, почти у меня на глазах.

— Вот именно, что почти — и именно на ваших, мой милый Лирсон, — хмыкнула Бонс. Ей таки удалось размочить сухой счёт с пузыретой, что несколько приподняло ей настроение. Она даже вежливо раскланялась с конкуренткой и заклятой подругой Пинкстрейд, куда-то в очередной раз музыкально увлекавшей своих подножных параспрайтов. Бонс подозревала нелегальную спрайтомиграцию… если не подпольную спрайторговлю сладостями и спрайтолизатор с ещё более подпольными состязаниями по прожорству, но довольны были все — и сама Бонс, получавшая контрабандный мыльный порошок по сниженным ценам, в том числе, а потому тёмные делишки Пинкстрейд в отставке оставались столь же сокрыты от общества, сколь известны были серые клеточки Бонс.

В коньце коньцов, пока Пинкстрейд не вернулась вновь к написанию трактатов об астероидах и министерствах, опасаться Эквестрии было нечего, это Бонс знала точно. Дело номер… нет, об этом и вспоминать было запрещено особым указом принцесс, так что она предпочла продолжить.

— Это же элементарно, Лирсон. Едва лишь мы начали расследование, как меня поразила одна деталь. Каждый член этой честнейшей, без сомнений, семейки, счёл нужным особо отметить, что с утра рекомая тыква пребывала в добром здравии и на грядке безотлучно. Они так упирали на этот момент, что не обрати я на него внимания — наверняка написали бы аршинными буквами на стене амбара и потыкали бы меня в него носом, Лирсон! Они пытались обмануть меня, и с кем-то менее опытным и проницательным это, возможно, и прокатило бы, ха!

Бонс с удовлетворением выпустила целую гирлянду пузырей.

— Но вместо этого я пришла к выводу, что виноваты во всём вы, Лирсон!

— Я?! — опешившая единорожка сбилась с шага и едва не загремела в канаву. — Бонс, какого?!..

— Нет-нет, моя милая Лирсон, вы, разумеется, не крали этот сверховощ, дело в другом… кроме того, есть и доказательства, да-да. Если вся ферма утром толклась на грядке, презрев прочие дела, дабы убедиться в тыквоналичии — с чего бы, кстати говоря? — то должны были остаться следы, ибо, как вы помните, ночью и на рассвете шёл дождик. И то же самое, Лирсон, относится к похитителю, ибо подсохнуть земля не успела. А между тем — следы наблюдаются лишь те, что оставила ваша обеденная компания, подойдя к грядке со стороны дома. Зато вместо следов ограбления есть следы грабления — и сами покрытые грязью грабли, прислонённые к сараю. А когда я попыталась расспросить про утро подробнее, Лирсон, наши потерпевшие вдруг вспоминают, что после свидания с тыквой огород почему-то оказался вне их внимания! Одни сидели в домике на дереве, другой таскал сено в амбаре, третьей приспичило на другой край угодий… Особенно умиляет Бабуля Смит — старая кляча якобы всё утро продремала на кухне, и невзирая на окна с видом на огород и тыкву, ничего не видела и не слышала, хе-хе. Это фермерша-то с врождённой привычкой вставать с петухами, до сих пор способная завязать узлом железный лом и прыгать, как кенгуру! И какие же выводы мы можем сделать?

— Что они… знают похитителя? — нахмурилась Лирсон. — И покрывают его? Да ну, Бонс, это же…

— Вот именно, Лирсон! — Бонс открыла калитку. — Вы совершенно правы, утверждая, что семейка Эпплов страдает патологической честностью. Лгать им непривычно. Без КРАЙНЕ веской причины они бы не стали этого делать. И тут мы подходим… — детектив подошла к дому и отперла дверь, — к подозреваемым. К счастью, у нас есть возможность сильно ограничить их круг.

— Уж не хотите ли вы сказать, что я… — возмутилась Лирсон, входя за ней.

— Никоим образом. Мои слова о вашей виновности следует понимать так: вы обнаружили пропажу тыквы ранее, чем того хотелось бы Эпплам, сразу привлекли меня, а отказаться они, конечно же, не могли, зато приложили все усилия, чтобы сдвинуть время преступления к обеду. Но времени у них не было и вся их стряпня трещит по швам из-за спешки и несогласованности. Честь вам и хвала, моя дорогая, ваш вклад в это дело, вольный и невольный, как нельзя более споспешествовал раскрытию оного! Я перед вами в долгу, Лирсон.

— Правда? — единорожка обрадованно подпрыгнула. — Я всегда рада вам помочь, Бонс! Но… кто же украл эту клятую тыкву?

— А вы посмотрите на это под таким углом: кто вообще мог это сделать? — добравшаяся до запасов сухой пенки Бонс наконец-то вновь набила любимую трубку, примочила, и выдула под восхищённым взглядом вынимающей провизию из буфета Лирсон огромный пузырь. Колосс, лениво колыхаясь и озаряя комнату радужными бликами, неспешно поплыл к окну, на миг будто усомнился в возможности пройти сквозь него, но затем всё же важно выплыл наружу, едва не задев раму, и взмыл ввысь, подхваченный ветерком.

— Вспомните, Лирсон — не вы ли в красках позавчера описывали мне, как этот сокровощ пытались приподнять, чтобы взвесить, и что из этого вышло? Вы ведь едва сумели его оторвать от земли, и то — на пару с Рэрити, не так ли? А ведь и вы, и она — маги, так скажем, калибра ощутимо выше среднего, мягко говоря. Чтобы уволочь такое группой — да наши похитители весь огород бы разворотили, толпясь всей кучей. Чары — чарами, но тот же закон рычага никто не отменял. А телепортацией даже не столь крупных объектов владеют и того меньше единорогов — фактически, из живущих в Понивилле лишь трое.

— Ну, я тоже работаю над этим, — пожала плечами Лирсон, надкусывая кексик. — Но это сложное заклинание, требующее большой силы и могущее привести к очень серьёзным последствиям при ошибке, так что да, пока я им не владею. Но те трое… Бонс, они не могли этого сделать. Никак.

— Верно. Им не было бы нужды красть тыкву, равно как и Эпплам — скрывать это. Но дело даже не в этом. Одна из троих устраивает сегодня большое представление в Кантерлоте, а две другие — при том присутствуют для поддержки. Нет, они, возможно, могли бы телепортироваться обратно достаточно быстро, но мотив, Лирсон. У них нет ни мотива, ни причин для подобных глупостей. Неужели вы не видите, куда это нас приводит?

— Эм… Кризалис? — неуверенно предположила Лирсон. — Она же сильный маг, почти аликорна, хоть и дырявая, и она может менять облик, и…

— Ну, с натяжкой какой-никакой мотив — месть — у неё имеется, но мстить, похищая выставочную тыкву величиной с небольшой дом… как-то непродуктивно, не находите? — Бонс иронически прищурилась. — Кроме того, как мне стало случайно известно, у Кризалис на тыкву сильнейшая аллергия.

Лирсон невольно прыснула.

— Жук-вредитель с аллергией на тыкву? Вот теперь я видела всё. — Единорожка вдруг посерьёзнела и нахмурилась. — Бонс, но тогда выходит… Нет, не может быть.

— Увы… — Бонс тяжко вздохнула. Оставался только один вариант, и он означал для неё лично тяжелейшее испытание. — Если исключить всё невозможное, моя дорогая Лирсон, нам остаётся лишь это. И есть только один путь, чтобы убедиться в этом. Завтра Ночь Кошмаров, Лирсон, и эта ночь решит всё! Вы со мной?

— Пф… Вы могли бы даже и не спрашивать, Бонс, — Лирсон решительно встала. — Какие бы ужасы и потрясения не принесла эта Ночь Кошмаров, мы встретим их вместе… и ещё поглядим, кто кого напугает.