Странник Банук (джен)

— Он живой! — как сквозь снег донёсся чей-то голос.

Ирнатай закашлялся, отплёвывая воду. Боль заполнила грудь и горло, от холода сводило всё тело. Он с трудом открыл глаза, разлепив смёрзшиеся ресницы. Рассветное солнце отбросило розовые блики на снег, позолотило колючие лапы елей и сосен. Рядом шумела река, на этом участке слишком быстрая, чтобы замёрзнуть.

Сковывающий холод расползся по телу. Мокрые волосы превратились в сосульки, одежда обледенела; смёрзлось даже оперение на вынесенных на берег течением стрелах. Ирнатай удивлялся, что не замёрз насмерть — наверное, его спасла лишь стойкость Банук.

Над ним склонилась девушка, облачённая в пёстрое одеяние в красных, фиолетовых и золотистых тонах, в свете восходящего солнца похожее на пламя — такое неуместное в вечно холодной Зарубке... Она обернулась к кому-то, кого Ирнатай не видел, а в следующее мгновение к ним подошёл мужчина в лёгкой броне Карха с перьями на головном уборе и наплечниках.

Похоже, решение зависело от него. Ирнатаю было уже всё равно, решат ли Карха его спасти или бросить. Он лежал на берегу реки, уронив голову на снег и вперившись взглядом в нестерпимо слепящее солнце. Что бы ни происходило вокруг, кто бы ни отправился к Синему Свету, оно будет вставать и садиться день изо дня в своём бесконечном цикле, и ему безразлично, что происходит на этой мёрзлой земле.

Ирнатаю тоже стало безразлично. Безразлично, что он висит на волоске от смерти. Безразлично, что поблизости бродит огневолк. Безразлично, что брошенный им с отцом вызов оказался слишком сложным для него и фатальным для Лугтута. Его волновало лишь то, что он потерял отца. Последнего, кто был ему дорог.

Воин Карха молчал всего несколько секунд, а затем со спокойствием знающего, что делать, человека скомандовал девушке:

— Нахид, беги в лагерь и поищи, что постелить у костра.

Та, кого назвали Нахид, быстро кивнула и, поднявшись с колен, проворно побежала куда-то по хрустящему снегу. Мужчина же кое-как поднял продрогшего и ослабшего Ирнатая на ноги и, закинув его руку себе на плечи, чуть ли не на себе потащил к полого поднимающейся на холм тропе.

Тело слушалось плохо. Ирнатай едва держался на ногах, озябшие пальцы не разгибались. Белые от холода губы потрескались, на побледневших щеках поблёскивали обледеневшие брызги воды, полы одежды затвердели и похрустывали от каждого шага. Ирнатай старался идти, но всё равно висел на незнакомом воине. От собственной слабости он испытал отвращение к себе: охотник Банук должен быть сильным и выносливым, каждую минуту бросая вызов суровому Бан-Уру и беспощадным холодам, а во что превратился он? В замёрзшее, никчёмное создание, так позорно проигравшее машине и её стараниями лишившееся отца.

И сломленное. Ирнатай больше не хотел бороться. Этот жестокий край отнял у него всё, в очередной раз напомнив, где место человека в этом мире. Будь он хоть вождём верака, против огневолка не выстоял бы всё равно: машина всегда сильнее и опаснее человека, а уж такая — и подавно.

Воин довёл охотника до костра, у которого Нахид уже положила ветки и накрыла их полотном. Поддерживаемый Карха, Ирнатай тяжело опустился на импровизированную лежанку. Тепло огня показалось обжигающим. Тело била мелкая дрожь, дыхание словно превратилось в лёд. Ирнатай не помнил, когда ему в последний раз бывало так холодно. Казалось, мороз колючками забрался под кожу и превратил кровь в морозильную воду.

Воин Карха отошёл, оставив спасённого Банук одного. Тот поднёс онемевшие ладони к лицу и попытался согреть их дыханием, но почти не почувствовал тепла. Сил сесть и протянуть руки к огню не было. Ирнатай замер на своей подстилке, прикрыв глаза и моля Синий Свет о помощи… Или лёгком воссоединении с отцом и матерью. Он едва шевелил губами, а его шёпот застывал в морозном воздухе, так и не коснувшись ушей.

Что-то тёплое и мягкое накрыло его. Ирнатай с трудом приподнял вмиг потяжелевшие веки. Нахид укутала его в меховое одеяло и села рядом. Он хотел поблагодарить, но не сумел пошевелить языком. Странная слабость пленила его, затягивая в пучину липкого, тягучего сна. Ирнатай закрыл глаза. Он ужасно хотел спать…

Нахид потрясла его за плечо, вырывая из опасной дрёмы. Он вздрогнул.

— Только не засыпай, — попросила она. — Иначе уже не проснёшься.

Мысли путались, но одна всё же была почти отчётливой: «Постараюсь». Однако вслух Ирнатай ничего не сказал — просто не мог, скованный холодом.

— Знаешь, Банук, — можно тебя так называть? — ваша Зарубка очень отличается от Дома Солнца. Здесь холодно и туманно, а ещё эта странная гора… Громовой Барабан, да? Из всех гор, что я видела, эта первая, из которой идёт дым. Хотя я видела не так уж много, — беззаботно рассмеялась Нахид. — Хочешь послушать о родине Карха?..

Она рассказывала обо всём на свете — о том, как живут в Меридиане, как плодороден и прекрасен Алмаз, какое палящее солнце в её родных краях и какие машины там водятся… Ирнатай не сразу понял, зачем она это делает, а ответ был прост: её болтовня не давала ему уснуть и соединиться с Синим Светом.

— …Ты когда-нибудь слышал о громозеве? О, это самая большая машина, которая есть в Доме Солнца! — не переставая говорить о том о сём, Нахид подала ему плошку с каким-то горячим отваром. Пар защекотал лицо. Ирнатай сделал осторожный глоток, отчего внутри разлилось приятное тепло. А Карха тем временем продолжала: — Его рёв и правда похож на гром. И, если честно, он внушает ужас и восхищение. В детстве я даже думала, что он размером с гору — так мне казалось со слов охотников.

Ирнатай попытался представить себе эту машину, но не смог. Какая она? Похожа ли на те, что он видел? Больше ли давно вмёрзшего в лёд длинношея недалеко от Грани Песни? Не то чтобы ему было важно это знать, но эти размышления отвлекали от воспоминаний о минувшей ночи и другой, заевшей мысли: он должен был погибнуть там вместе с отцом или сразить огневолка, но река унесла его прочь.

Ирнатай не знал, сколько прошло времени, прежде чем жгучий холод уступил место теплу костра. Слова Нахид слились в неразборчивый поток, глаза закрылись сами собой, и он провалился в беспокойную дрёму, в которой не было ничего, кроме вязкого тумана и красного от крови снега.

Ирнатай проснулся, когда солнце уже поднялось на вершину неба. Похоже, сегодня земля благосклонна к нему, раз сохранила жизнь после нападения огневолка и купания в ледяной воде. Кое-как сев, он огляделся. Лагерь охотников Карха… Ирнатай сидел на подстилке у костра, вокруг которого были расставлены накрытые кусками полотна пеньки. У огня сидели трое Карха — короткостриженая женщина, жрец Солнца в причудливом одеянии и Нахид. Рядом находилось несколько меховых палаток, с другой стороны от костра стояло похожее на навес деревянное строение, за которым сгрудились телеги и ящики. Около навеса расположились стол со скамьями с обеих сторон и бочка с брагой.

Под навесом и за столом сидели другие странники Карха — аристократы, пришедшие охотиться на опасные машины, и воин, который дотащил Ирнатая до лагеря. Никому из них, кроме Нахид, не было дела до едва не замёрзшего Банук. Заметив, что он пришёл в себя, она принесла кружку браги и присела рядом.

— Выпей, погрейся, — открыто улыбнувшись, предложила она.

— Спасибо, — охрипшим от холода голосом поблагодарил Ирнатай и залпом осушил кружку, снова почувствовав тепло.

— Я Нахид, — представилась Карха, видимо, сочтя, что он не знает её имени.

— Ирнатай.

— Я нашла твои стрелы на берегу, — она отдала ему несколько обычных и морозильных стрел. — Как ты вообще оказался в реке?

Перед глазами снова пронеслись ночные события. Рёв машины, кровь отца на снегу… Он был не готов говорить об этом, тем более — с первой встречной.

— Огневолк, — лаконично ответил Ирнатай. — Будьте осторожны, если пойдёте выше по течению.

— Я предупрежу Фурани, — помолчав, Нахид добавила: — Мы с Дарвишем скоро возвращаемся в Дом Солнца и пойдём через Грань Песни. Можем проводить тебя.

Ирнатай и рад был бы сказать, что справится сам, но знал, что может не дойти. Он был ещё слаб после того, как едва не умер. А ведь он был на грани… Но пережил эту морозную ночь, потому что удел Банук — сражаться и побеждать. И выживать любой ценой — по таким правилам заставляет играть суровый Бан-Ур.

Вот только Ирнатай больше не хотел бороться со снегами и северным ветром. Он уже проиграл битву, когда отец погиб у него на глазах. Сейчас ему было всё равно, что будет дальше и что он должен сам преодолевать все испытания.

С полным безразличием ко всему Ирнатай дождался, пока Нахид и Дарвиш соберут пожитки, и вслед за ними покинул лагерь. Стрел в колчане осталось всего несколько штук, но встречи с машинами он не опасался: от лагеря до Грани Песни было недалеко, да и опасные машины рядом с этим поселением не встречались — одни только лентороги, с которыми справится даже неопытный охотник.

А Ирнатаю опыта хватало. Он охотился с тех пор, как ему хватило сил впервые натянуть тетиву. Лугтут научил его всему, что знал сам. Ирнатай до сих пор помнил, как отец впервые отпустил его на охоту вдвоём с шаманом из другого верака — сам Ирнатай тогда ещё не был полноправным членом своего верака, потому как лишь готовился к испытанию, а шаман был его другом. Долго доказывать Лугтуту, что он способен справиться даже с опасной машиной в одиночку, не пришлось — хватило поругаться с ним и сбежать из Грани Песни незаметно для обоих вераков, а затем вернуться с победой и принести сердце коршуна.

Ирнатай и странники Карха шли по заснеженным холмам к протоптанной тропе. Снег хрустел под ногами, в повисших на ветвях деревьев сосульках огоньками плясали солнечные блики. Этот день был серым только для Ирнатая. Как бы он хотел перемотать время назад! У него ведь был полный колчан морозильных стрел… Он мог хотя бы попытаться убить огневолка раньше, чем тот добрался до Лугтута. Мог…

От этой мысли стало ещё больнее. Будь он чуть быстрее и решительнее, всё сложилось бы иначе. Так ведь? Они же привыкли охотиться вместе, сработались, понимали друг друга с полуслова… Они могли одолеть эту машину!

Ирнатай раз за разом прокручивал всё это в голове, проигрывая разные варианты событий. Ему просто не хватало сил не думать об этом. Он хотел пережить эту ночь ещё раз, но по-другому — исправить то, чего не исправит уже никто. Сколько ни взывай к Синему Свету, душа Лугтута уже слилась с ним и назад не вернётся.

Путники вышли на узкую тропу, тёмным рубцом изуродовавшую сплошной белый ковёр. От древних сосен тянуло щекочущей нос хвоей, от снега и льда — свежим морозом. И только скалы впереди оставались серыми и безжизненными, но прочными, непоколебимыми, как сами Банук. Выточенные ветрами и закалённые веками, они столь крепки, что их ничем не сломать. Лугтут как-то говорил Ирнатаю, что он тоже похож на скалу — сильный, решительный, смелый и несломимый.

Он ошибался.

От тропы по крутому скальному склону уводил нависший над заснеженной поляной, где разбил лагерь ещё один верак, подъём. Ирнатай поднял взгляд на вершину скалы, где угадывались очертания палаток и огни костров. Оттуда тянулся столп едкого, воняющего горелой плотью дыма. Что-то внутри защемило от боли. Ещё не ступив на тропу, Ирнатай уже догадывался, что произошло: не дождавшись ушедших на несложную охоту воинов, верак отправился их искать — и нашёл тело Лугтута. Наверное, Ирнатая они тоже посчитали мёртвым, когда обнаружили следы огневолка. Если, конечно, снег всё не замёл.

— Думаю, тебе пора к своим, — встав рядом с ним, улыбнулась на прощание Нахид. — Ещё свидимся.

— Надеюсь. Спасибо вам обоим за всё, — запоздало поблагодарил Ирнатай.

Нахид продолжала улыбаться. Дарвиш лишь сдержанно кивнул, и они пошли наверх. Выход из Зарубки лежал через Грань Песни и тоннель в горе, ведущий на другую сторону гряды. Что там, с другой стороны, Ирнатай только слышал, но никогда не видел.

Пару минут он стоял у подножия скалы, набираясь решимости подняться в деревню. Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но боялся увидеть погребальный костёр. Уходя вчера вечером на охоту с отцом, Ирнатай и подумать не мог, что уже этим утром бездыханное тело Лугтута сожгут, попрощавшись с ним навсегда.

Тяжело вздохнув, Ирнатай пошёл по тропе. Обычно на деревянном настиле на её середине находился кто-нибудь из Банук, но сегодня все жители деревни собрались на похороны. Лугтут был хорошим охотником. В Зарубке его знали многие — молва о нём быстро облетела эти края. А теперь он мёртв, и память о нём скоро угаснет.

Тропа привела в задымленную Грань Песни. В палатках и под навесами обосновались Банук и торговцы Озерам, но только последние сейчас находились у своих лавок и жилищ: им было всё равно, что кто-то погиб. Воины и охотники в синих одеждах, шаманы и даже вождь союзного верака, которому Лугтут когда-то очень помог, собрались вокруг погребального костра. Пламя с треском и рёвом пожирало тело со сложенными на луке руками. Лугтута хоронили, как воина — с оружием и в огне. Он заслуживал таких почестей, как и любой павший Банук.

Ирнатай тенью проскользнул между соплеменниками, подходя ближе к костру. Ближе всех к нему стояли Аратак и Оурея: Лугтут был охотником из их верака. Чуть поодаль Ирнатай заметил скорбно склонивших головы молодого шамана и парнишку Озерам — единственного из их племени, кто пришёл на похороны. Они прощались не только с хорошо знакомым обоим охотником, но и как будто с Ирнатаем.

Его никто не замечал. Капюшон с деталями машин и дым мешали сразу разглядеть лицо, и окружающие не обращали внимания на очередного пришедшего проститься Банук. Ирнатай замер среди малознакомых воинов из других вераков, не пытаясь найти своих, и поднял полный боли взгляд на костёр. Они сжигали мертвеца на утёсе, с которого были видны снежные просторы Зарубки и дымящийся Громовой Барабан. На краю утёса возвышалось сооружение из дерева, деталей машин и синих проводов, ближе к вершине которого торчал переломленный пополам шест. Вчера вечером его ещё не было… От внезапной догадки стало особенно горько. Отдавая закреплённые на таких шестах чучела из веток коршунам, Банук прощались с теми, чьи тела не смогли забрать или не нашли.

Ирнатай ещё раз взглянул на костёр. Боль разрывала сердце, но он знал, что должен сообщить своему вераку, что жив. Вераку и друзьям. Он обошёл костёр, теряясь в толпе, и приблизился к своему вождю. Ирнатай встал рядом, не скрывая своего присутствия. Аратак бросил на него взгляд, и его кустистые брови поползли вверх от удивления.

— Ирнатай?..

Вождь и шаман смотрели на него, как на призрака.

— Как ты выжил? — спросила Оурея, немолодая женщина с внимательными карими глазами и вшитыми в кожу синими проводами.

— Меня спасли Карха, — пояснил Ирнатай. — Течение реки вынесло меня к их лагерю.

— Воины верака искали вас с Лугтутом, но нашли лишь его тело и следы огневолка. Они хотели его выследить, да пурга замела след на краю леса. Все решили, что огневолк утащил тебя в своё логово, — поведал Аратак.

— Но, видно, сама земля благоволит тебе, — добавила Оурея.

«Жаль, отцу она не благоволила», — едва не сорвалось с языка. Ирнатай сдержался. С вождём и шаманом нужно быть почтительнее. Поэтому он ушёл, больше ничего не сказав. Верак его уже видел, когда он вышел почти к самому костру, осталось встретиться с Асвальдом и Керуком.

Сквозь зловонный дым Ирнатай пошёл туда, где видел их, когда вернулся в Грань Песни. Парни — один бледнолицый, с такими же, как у Оуреи, проводами под кожей и в головном уборе с длинными синими лентами, другой — смуглый, плотный, с круглым лицом и едва пробившимися вдоль верхней губы усами. Банук и Озерам, обычно относящиеся друг к другу настороженно, сейчас стояли рядом без всякой неприязни: оба думали, что потеряли общего друга.

Ирнатай вышел к ним из толпы и откинул капюшон, позволив промозглому ветру разметать длинные светлые волосы. Керук первым заметил его и ошарашенно выдохнул:

— Великая Банукай…

Асвальд поднял голову, уставившись на Ирнатая округлившимися глазами. Друзья бросились к нему, всё ещё не до конца веря, что он жив. Он лишь слабо улыбнулся сквозь раздирающую душу боль.

— Охотники сказали, что ты… — начал было Керук, но Ирнатай его перебил:

— Погиб? Они так думали.

— Ты убил огневолка и выбрался из его логова без единой раны?! — не поверил Асвальд.

— Нет, — Ирнатай отвёл взгляд. — Это был бы славный подвиг и заслуженная месть, но всё куда прозаичнее. Я расскажу… Потом. Простите, парни, сейчас мне надо побыть одному.

Керук и Асвальд переглянулись, но ничего не сказали. Снова накинув капюшон, чтобы спастись от холода, Ирнатай побрёл к краю лагеря. Единственным тихим местом, где он мог посидеть в одиночестве и подумать, была скала недалеко от лавки Бургренда.

Ветер дул со стороны этой скалы, сдувая дым прочь. Здесь почти не чувствовался его смрад, не было слышно рёва огня. Ирнатай вышел на самый край скалы и сел на холодный камень, свесив ноги над пропастью. Если сорваться отсюда, падение будет смертельным, но высоты он не боялся: как и все Банук, он прекрасно карабкался по скалам и бывал на куда большей высоте.

Перед ним раскинулись хвойные леса и заснеженные горы. Зарубка напоминала огромную окружённую горными хребтами долину, на краю которой высился устрашающий Громовой Барабан — источающий густой чёрный дым вулкан, под которым, как говорили шаманы, находилась какая-то крепость Предтеч. Вот только обледеневшей крепости никто не видел, и Ирнатай сомневался, что она существует.

Он смотрел на непоколебимо спокойный пейзаж, а перед глазами снова стоял огонь. Огонь и красные глаза огневолка. Синий Свет в машинах угасал, всё чаще уступая место безудержной ярости. Говорят, раньше всё было по-другому, но тех времён Ирнатай не видел и уже не верил, что машины когда-то были спокойнее. Будь это так, разве набросился бы огневолк на уже уходивших охотников?

Ирнатай вспомнил последний разговор с Лугтутом. Сунув руку в подсумок, он достал подаренную отцом безделушку. Немного выпуклый металлический треугольник поблёскивал на солнце. Через его центр проходила прорезь со светящимися голубым точками внутри. Ирнатай покрутил его в руках, удивляясь тому, что артефакт Предтеч ещё в рабочем состоянии. Он понятия не имел, что с этим делать и как эта вещь должна пригодиться ему по мнению родителей. Единственная её ценность заключалась в памяти о погибших родных.

Ирнатай убрал подарок — теперь уже прощальный, — в подсумок и со вздохом перевёл взгляд в сторону реки, на берегу которой погиб Лугтут. Боль не давала ему покоя. Он должен во что бы то ни стало разделаться с огневолком! Но только как?.. Машина сильна, очень сильна. Два опытных охотника не справились с ней общими усилиями, а просить о помощи верак Ирнатай не собирался: с этим испытанием он должен справиться в одиночку.

Да только не справится. Лишь эта мысль удерживала его от того, чтобы прямо сейчас сорваться на поиски логова твари. Будь у него хоть сотня морозильных стрел, шансов справиться с огневолком почти что нет, а если он погибнет, не только его смерть будет напрасной, но и отец останется не отмщён. Он не мог даже попросить помощи у друзей — во-первых, не хотел подставлять их под удар и поступаться своими убеждениями насчёт мести, а во-вторых, никто из них не был воином: Керук — шаман, а Асвальд пришёл в Грань Песни с караваном торговцев.

Ирнатай не знал, сколько просидел на скале, разрываясь между жаждой мести и понимаем, что лишь напрасно погибнет, не убив огневолка даже ценой своей жизни, прежде чем позади раздались шаги двух пар ног. Он не оглянулся. Керук и Асвальд сели с двух сторон от него.

— Я знаю, о чём ты думаешь, Ирнатай, — проследив за направлением его взгляда, вздохнул Керук. — Любой Банук на твоём месте рвался бы в бой. И ты имеешь полное право выследить и убить эту машину без помощи верака, но подумай, чем это кончится для тебя. Ты ведь уже не сумел уничтожить её, когда она напала на вас на охоте.

— И из-за этого погиб отец, — глухо отозвался тот.

— Не вини себя, — Асвальд положил руку ему на плечо.

Ирнатай лишь горько усмехнулся. Легко сказать… Уже полдня он только и делал, что корил себя за слабость. Истинная победа — остаться в живых и спасти тех, кто тебе дорог. Он справился только с первым, да и то благодаря реке.

Несколько минут они молчали. Наконец, Ирнатай решился поделиться тем, что терзало его:

— Я не могу называть себя Банук, пока не покончу с этим огневолком. Я дал слабину. Не справился. Наверное, убить эту тварь не в моих силах…

Ему не нужно было произносить этого вслух, чтобы Асвальд и Керук поняли, что он хотел сказать. Перед ним лежало два пути, один из которых вёл к неизбежной смерти, а другой — прочь от прошлого, в неизвестность, но с тяжестью на сердце. И он не знал, что выбрать.

— Честь… Честь требует мести, — не слишком уверенно продолжал Ирнатай. — И моя душа тоже.

— Ты погибнешь! — возразил Асвальд.

— И что? Терять мне уже нечего. Песня моего отца закончилась, и моя вместе с ней.

— Нет, Ирнатай. Лугтут был славным охотником. Его песня всегда будет звучать в наших сердцах, как частичка памяти о нём, но твоя песня только начинается. Не заканчивай её преждевременной гибелью в неравной битве, — вкрадчиво и спокойно, как всегда, посоветовал Керук.

Шаманы мудры, к ним принято прислушиваться. Пусть Керук был молод, его слова порой бывали мудрее слов многих других шаманов. Но просто забыть о произошедшем Ирнатай не мог. Как не мог и оставаться в Зарубке, где всё напоминало об отце, неудачной охоте и треклятом огневолке.

— Наверное, ты прав, Керук. Я выслежу эту машину, когда буду готов. Она должна умереть от моей руки, но сейчас я с ней не справлюсь. Незачем заканчивать свою песню так, — согласился с шаманом Ирнатай.

— Мудрое решение, — одобрительно улыбнулся Керук, но от следующих слов друга улыбка сползла с его лица:

— Завтра утром я уйду.

Эта слабость, этот позор… Ирнатай отступил. В глубине души он боялся этого огневолка. Воин Банук должен принимать любой вызов и без страха бросаться в бой. Особенно, когда дело доходит до мести за родных или верак. Но он спасовал. Не просто прислушался к совету Керука, а позволил себе слабость.

В Зарубке ему места больше не было.