Зверобой (джен)

Воспоминания яркими вспышками замелькали за закрытыми веками: вот я ругаюсь по телефону с отцом, а вот прячусь в комнате от навязчивой заботы подвыпившей матери. Бездумно, от обиды и раздражения, отвечал согласием на сообщение Анико и сбегал на тусовку в чьём-то доме. Раньше я никогда не бывал на подобных вечеринках. Нет, не так, скорее, даже старательно избегал их. Среди людей я чувствовал себя неуместным. Пришельцем с другой планеты. А все попытки начать беседу превращал в неловкий обмен фразами, вспоминая которые, потом мог часами краснеть и корить себя за глупость и излишнюю прямоту, переставляя в голове слова уже существующих диалогов. Жаль, но и вчерашний вечер не стал исключением...

Едва успев ступить на каменную дорожку, я понял, что совершил ошибку. В большом двухэтажном доме гремела танцевальная музыка, в окнах мелькали разноцветные вспышки и тени. Остановившись неподалёку от кованых ворот, я с сомнением посмотрел на прыгающих возле крыльца парней, расположившихся у стола для игры в пинг-понг со стоящим на нём круглым аквариумом, наполненным ядовито-зелёной жидкостью. Их руки были подняты вверх, и с каждым прыжком напиток, разлитый по пластиковым стаканам, выплёскивался, попадая на одежду и волосы. Пьяные, шумные, свободные — они вызывали у меня раздражение своей неприкрытой глупостью и отсутствием стеснения и... зависть. Ведь им вряд ли было известно об одиночестве столько, сколько было известно мне. До переезда я немного общался с Анико, но лишь потому, что наши мамы были давними школьными подругами, а семьи жили в соседних домах. И только после переезда в Город у меня появился настоящий друг — Марк. Он был забавным и умел смешить, а его лохматый пёс Поко танцевал на задних лапах за картошку и сыр. С Марком всегда было что обсудить. В марте он играл на флейте, в апреле рисовал углём, а в июле занимался греблей. Его рассказы о шумных концертах и недельных походах были для меня возможностью заглянуть в другую жизнь.

— Андер! — звонкий голос Анико вывел меня из задумчивого транса. — Всё-таки пришёл!

Она выскочила из тени увитой ползучим виноградом пристройки, на ходу отряхивая плиссированную юбку жёлтого цвета, и кинулась мне на шею так радостно, будто действительно с нетерпением ждала встречи. В нос хлынул аромат ванили, ежевики и ментоловых сигарет. Мягкие розовые волосы защекотали шею, заставив сердце споткнуться.

— Э-э-э... Да... Ох, — не зная куда деть руки, я нелепо махнул ими в воздухе, боясь прикоснуться к девичьей талии, но тёплые пальцы Анико ловко перехватили мою ладонь и потянули в сторону дома.

— Чёрт, а ты совсем не изменился, — она лукаво улыбнулась, и в моем животе, в районе солнечного сплетения, что-то болезненно лопнуло, обжигая желудок и внутренности пьянящим волнением: "не изменился" — это ведь хорошо? Разноцветные вспышки света, отражавшиеся в её почти чёрных глазах, ямочки на щеках, вздёрнутый нос, рассыпанные по щекам крупные голубые блёстки... Лицо обдало жаром. — Идём, а то пропустим всё веселье!

Заметив наше приближение, парни, дурачившиеся перед входом, лениво расступились, оскальзываясь на зелёных кляксах:

— Эй, Ани, а ты чё со своей пиньятой? — гогоча, выкрикнул самый рослый из них, с мелкими светлыми кудряшками по всей голове, и сморщил нос с блестящим колечком. Остальные поддержали его мерзким улюлюкающим смехом. — А Кристоф в теме?

— Не твоё собачье дело, Джаспер! — ядовито зашипела Анико, выпуская мою ладонь из своей.

— Камон, ты чё такая агрессивная?

Его голос растворился в оглушительных басах, как только мы переступили порог дома. Музыка обрушилась звуковой лавиной, заставив меня вжать голову в плечи и оглядеться.

— Пиньята? — тихо переспросил я, жмурясь от яркого неонового света, пронзающего наполненное танцующими людьми дымное пространство с парящими под потолком круглыми блестящими шарами. — Не то чтобы я рассчитывал на тёплый приём, но...

— Не бери в голову, — фыркнула Анико и, поднявшись на носочки, замахала кому-то в толпе. — Джас тупой, как гребанная индюшка. И чувство юмора у него — отстой.

Я обиженно прикусил губу:

— В моей школе за такие шутки можно было и в морду схлопотать...

— Хани! — от танцующих, среди которых я не заметил ни одного хоть смутно знакомого лица, отделилась высокая фигура девушки с длинными рыжими волосами. На её голове едва держалась золотая пластиковая корона с красными камнями в тон короткому платью, а в руках были зажаты два пластиковых стакана.

— Стелла! Познакомься, это Андер! Помнишь, я рассказывала? — пытаясь перекричать музыку, Анико схватила мое лицо пальцами за подбородок и прижала щекой к своему виску. — Сколько тебе было, когда вы уехали?

— Десять, — излишне громко ответил я, плохо скрывая волнение от её неожиданной близости. — Меня, наверное, даже кто-то помнит? Энтони? Или Красный Тони? Здесь есть кто-то из них?

Стелла натянуто улыбнулась и подала один из стаканчиков, однако по её взгляду, оценивающе взметнувшемуся от моих грязных кроссовок к обычной белой футболке, было понятно, что это скорее было знаком уважения к подруге, чем проявлением дружелюбия:

— Это вряд ли, — отрешенно бросила она, перекатывая языком жвачку. — В нашей тусовке такие как ты — исключение.

— Стелла! Ну зачем? — щеки Анико вспыхнули алым. — Семья Энтони уехала, наверное, года четыре назад, когда закрыли плавильню, многие тогда уехали, а Тони... Тони попал в плохую компанию и... Я не уверена, куда именно он делся, не хочу врать и плодить слухи.

Стела скучающе закатила глаза:

— Скажи-ка, Хани, а Кристоф в курсе твоего гостя? Просто мне ты не говорила, что планируешь прита...

— Нет, не в курсе, — спешно отрезала Анико, — Просто... Просто... Завтра у Андера первый день в школе... И мне показалось, что неплохо будет заранее познакомить его со всеми. К тому же он играет в футбол. Ты же играешь, да? А у нас суперская команда! В том году взяли кубок Города, всех уделали, — она обернулась к подруге. — Они с Кристофом точно подружатся.

Я отрицательно мотнул головой, вспоминая дни, когда пытался ходить с Марком в спортивную секцию, наивно полагая, что смогу влиться в уже существующую команду, но решил промолчать, ведь для Анико я рассказывал совсем другие истории.

Стелла безразлично пожала плечами и надула большой розовый пузырь. Когда тот с треском лопнул, повеяло ароматом клубники.

— Как скажешь, дорогая... Ка-а-а-ак скажешь. Только имей в виду, что папá не разрешил ему купить тот монстро-байк, так что... Сама понимаешь, в каком настроении сегодня мой братец. Поэтому лучше держи своего футболистика от него подальше... А то мало ли.

Кивнув в мою сторону, девушка развернулась на каблуках и, вскинув руки вверх, отправилась обратно, в толпу танцующих.

— Держи подальше? Серьёзно? Я что, собачка на поводке? — подозрительно принюхиваясь к содержимому вручённого Стеллой стакана и делая маленький глоток, проговорил я. Во рту сразу стало кисло и одновременно горячо. Гадость! Незаметно выплюнув желе обратно, я утер губы запястьем и отставил угощение на стоявшую возле входа зеркальную обувницу.

Анико взволнованно закусила губу:

— Она хорошая, но иногда немного перегибает.

— Немного? Да она такая же мерзкая, как это отвратное пойло! Зачем вообще общаешься с ней?

Анико печально пожала плечами и ойкнула, пятясь, когда входная дверь, находившаяся позади меня, с силой открылась. Получив толчок в спину, я неуклюже устремился вперёд и со всего маху наступил на аккуратную девичью ногу в белом кроссовке.

— Чё встал, придурок?

Боль пронзила поясницу. Потирая ушиб ладонью, я угрюмо обернулся, судорожно подбирая в голове наиболее язвительное оскорбление, но мой обидчик, как назло, уже растворился в толпе.

— У вас тут все такие дружелюбные? — опускаясь к полу и пытаясь стряхнуть с кроссовка Анико пыльный след, ворчливо пробубнил я.

— Извини, — она прерывисто выдохнула.

— Чего тогда ждать от этого вашего Кристофа? Он совсем урод?

— Эм... Я... Нет, он милый, — Анико замялась, когда мои пальцы случайно задели прохладную кожу её лодыжки и, нервно обернувшись, мигом отшатнулась к стене, будто оскорбления относились к ней лично. В мерцающем свете её розовые волосы, рассыпавшиеся по плечам, завораживающе заискрились. — Просто с тараканами в голове. Но у кого их нет?

В центре груди неприятно кольнуло:

— Такой же милый, как сестрица? — поджимая губы, проговорил я, поднимаясь. — Ладно, извини. За оттоптанные ноги и испорченное настроение. Впредь постараюсь держать язык за зубами.

— Нет, дело не в тебе, — Анико как-то криво улыбнулась, высматривая что-то за моим плечом, и принялась нервно теребить висевший на шее серебряный кулон "Инь и ян". — Просто здесь стало... Как-то душно. Может, выйдем? Ты куришь?

— Не курю, — тихо выдохнул я, не в силах оторвать взгляда от кончиков пальцев, скользящих по гладкой цепочке. — И... Я, наверное лучше пойду.

Едва успев промямлить последнее слово, я вдруг захрипел, ощутив взявшееся из неоткуда давления от тяжёлой руки, обвившей шею. Пальцы впились в чужое предплечье, в попытке ослабить хватку. В горле запершило.

— Кристоф! — глаза Анико испуганно расширились.

— Привет, милая, — над ухом раздался язвительный низкий голос. — Как же так вышло, — давление руки усилилось, — что я ещё не знаком с твоим новым другом?

— Ты делаешь ему больно!

Музыка стихла, и высокий голос Анико эхом прокатился по дому, заставив танцующих недоуменно обернуться. Из толпы, расталкивая зевак, тут же выскочила возмущённая Стелла:

— Нет, нет, нет! Стоп! В этот раз никакой крови, — выкрикнула она, грозя державшему меня в захвате парню пальцем с длинным чёрным ногтем, похожим на коготь дикого зверя. — Если ты опять испортишь мамин персидский ковёр, она выкинет тебя из команды и посадит под домашний арест! Ты реально хочешь остаться без каникул из-за... вот этого?

— Сорян, сестра, не разгоняйся. Видишь? Это просто дружеские объятия. Мы обнимаемся!

Я почувствовал, как волосы на макушке болезненно натянулись, и брезгливо дёрнулся. Лицо обдало жаром чужого дыхания и хвойным ароматом средства для бритья. Воздух из горла вышел с тихим шипением. Я почти задыхался, открывая рот, как выброшенная на берег рыба, отчётливо ощущая затылком, насколько выше моих плеч были ключицы стоящего позади человека. Я не знал, как он выглядит, во что верит, за какой футбольный клуб предпочитает болеть, но, чтобы начать его ненавидеть, всего этого теперь было и не нужно.

— Кристоф! Перестань! — тихо повторила Анико, но в этот раз тон её голоса показался мне каким-то отчаянным. — Я просто хотела...

— Продолжайте танцевать, здесь вам не цирк! — прерывая её, зло прорычала Стелла, поворачиваясь к гостям и взмахивая руками, но никто, кажется, не обратил на неё внимания.

Я же чувствовал себя униженным в собственной беспомощности. Загнанным в угол. Хотел провалиться под землю, но мог лишь со всей силы впиваться ногтями в кожу обвившей шею руки, оставляя на ней красные полумесяцы.

— Эй, — кто-то вскрикнул в толпе. — А это не тот ли пацан из голубого дома? Он ещё сеструху свою утопил. Мама Барри несколько лет пыталась продать их дом, а теперь поговаривают, они вернулись. Да, точно — он! Ха!

Среди зевак прокатился удивлённый ропот. Грудь обдало ледяным холодом. Я хотел протестующе закричать, но смог лишь выплюнуть хрип. Горькое чувство отчаянной несправедливости обожгло лёгкие, пальцы свело так, что в кожу впились сотни невидимых игл — я не топил её! Нет! Вдруг джинсы в районе паха стали мокрыми и мерзко прилипли к коже. Дёрнув головой, я увидел того самого кудрявого дурня, назвавшего меня пиньятой. Он держал в руках большой водяной пистолет, струя из которого била ровно в уровень моей ширинки. Заметив влажное пятно на моих штанах, толпа взорвалась ядовитым хохотом. Кто-то хрипло выкрикнул:

— Смотрите-ка, это хмырь, кажись, от страха обоссался! Что, призрак сестрицы жить не дает? Бу!

Над ухом раздался очередной оглушительный раскат смеха. Рука, сжимавшая шею, наконец ослабла, позволив мне вывернуться. Поддавшись бушевавшей в груди смеси стыда и слепой ярости, я бездумно бросился на резко притянувшего к себе Анико рослого брюнета. В груди болезненно ёкнуло. Взгляд зацепился за широкую ладонь, по-хозяйски, сжавшую девичью талию. Они... Неужели они... Анико и этот... Они были вместе? Моего секундного замешательства оказалось достаточно, чтобы упустить время. Перед глазами мелькнула тень, за которой последовала красная вспышка боли. Следом вторая. Потеряв ориентацию в пространстве, я покачнулся и осел к полу, ощущая появившуюся во рту соль.

— Джаспер! — вскрикнула Стелла. — Ну я же просила!

— И чё? — нагло ухмыляясь, ответил тот. — Мне никакие Гавайи и так не светят.

— И то! Жди счет за химчистку, придурок!

Голова закружилась. Переносица вспыхнула огнём. Из уголков рта хлынула кровь вперемешку с вязкой слюной. На белый ковёр упали алые капли. Не без усилий поднявшись, я встретился взглядом с испуганными глазами Анико и попятился к выходу. Её сочувствие было мне не нужно. Я был сыт им по самое горло. Это она была достойна жалости, а не я. Сердце забилось в горле, заглушив все голоса и звуки. Я не замечал вокруг ничего, кроме десятков уставившихся на меня горящих глаз, омерзительно разинутых в приступе смеха, бездонных ртов и покрасневших лиц. Мне нестерпимо хотелось заткнуть их и спросить, чем я заслужил такое. Но смелости хватило лишь на то, чтобы смачно сплюнуть кровавую слюну на ковёр и трусливо сбежать под очередной взрыв хохота улюлюкающей толпы.

Ополоснув лицо, я слегка промокнул его пахнущим сыростью махровым полотенцем. Воспоминания о вчерашнем вечере, об Анико, обо всех тех людях вызвали тошноту. Как после произошедшего я мог появиться в школе? Как должен был находиться с этими уродами в одном классе? Как реагировать на новые издевательства? А в том, что они будут, можно было даже не сомневаться, ведь я уже дал стае этих шакалов почувствовать вкус своей крови... Слабак! С силой отбросив полотенце в угол, из которого тенью метнулся длинноногий паук, я обречённо опустился на колени и принялся рассеянно собирать с пола деревянные бусины. Голова раскалывалась так, будто ровно по центру черепной коробки кто-то прямо сейчас вбивал раскалённый железный кол, но пойти на кухню за таблетками означало вновь встретиться с мамой. С этим её взглядом, от которого сердце сжимало какое-то особое чувство вины... Ну уж нет.

Перекатив прохладные бусины на ладони, я сжал их в кулаке и с шумом выдохнул. Этот браслет сделала для меня Лиз. В тот день в детском саду все лепили ёжиков из пластилина, а моя сестра нашла в ящике стола нянечки деревянные кругляши и никак не хотела с ними расставаться, пока та не помогла ей нанизать их на обычную шерстяную нитку. Даже сейчас, спустя столько лет, я так же отчётливо помнил, как светилось её лицо, когда сестра бежала по садовой дорожке, неся свой подарок, словно самую важную вещь на свете. Маленькая, с беззубой улыбкой и забранными в высокий хвост пушистыми волосами. В ту осень она носила жёлтый дождевик и розовые резиновые сапожки с опушкой. Те самые, которые так и остались плавать среди ряски под узким прогнившим мостом.

Звук клаксона, донёсшийся с улицы и оповестивший о прибытии школьного автобуса, вывел меня из ступора. Выскочив из ванной, я бережно сложил бусины в стоящую на столе коробку со скрепками и монетами. Выудил из оставленной мамой на столе корзины самую чистую полосатую футболку, отыскал синие спортивные штаны, впрыгнул в кроссовки. Сморщился, когда ткань накинутой на плечи зелёной кофты скользнула по воспалённой ссадине на предплечье. И откуда она только взялась? Я не помнил, чтобы получил её в драке... Я вообще толком ничего не помнил после удара: ни как добрался до дома, ни как оказался в собственной постели... Ничего. Видимо, память попросту отключилась. От этих мыслей мне стало окончательно не по себе, но второй гудок не оставил времени на раздумья. Подхватив тяжелый рюкзак, я погасил свет и бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки. Остановившись на мгновение возле входной двери, прислушался к тихим маминым всхлипам, раздававшимся с кухни и, покачав головой, вышел на улицу, не прощаясь. Я бы хотел разделить её боль, но не мог, потому что сам во многом был её причиной.

Ржавый жёлтый школьный автобус с удушливым запахом бензина пронёсся по знакомым улицам, несколько раз останавливаясь в точках сбора учеников, пока не достиг черных кованых ворот. Всю дорогу я провел на заднем сидении в углу, нервно поглядывая из-под натянутого на глаза капюшона на входящих в салон ребят. Страх столкнуться с кем-то из свидетелей моего вчерашнего позора накатывал жаркими волнами стыда, но, к счастью, кажется, никто из них не нуждался в социальном транспорте. Наконец, пронзительно скрипнули тормоза. Двери с шипением открылись, выпуская шумную толпу на влажный асфальт. Здание школы показалось мне совсем не таким, каким я успел запомнить его в детстве: каменная серая постройка в два этажа с яркими зелёными рамами в оконных проёмах теперь была куда выше и сверкала золотыми буквами над каменным крыльцом. В год нашего отъезда я уже ходил в третий класс и хорошо помнил, как едва таскал неподъёмный красный портфель с Человеком-пауком. Помнил, как пахло йодом в школьной лаборатории, куда нас пускали, только чтобы помочь уборщице поднять стулья. Помнил, как соглашался выносить неподъёмные вёдра с грязной водой, чтобы получить разрешение хоть одним глазком заглянуть в линзу микроскопа... И как грустно было переезжать несмотря на то, что мне так и не довелось завести здесь настоящих друзей.

Стоя в густой тени кустов, я разглядывал толпившихся у крыльца старшеклассников, не находя ни в одном из лиц знакомые с детства черты. Конечно, вместе со сносом старых рабочих трущоб многие покинули загнивающий Пригород, но с постройкой нового дорогого района жизнь здесь кардинально поменялась, а наша школа из самой обычной вдруг превратилась в закрытое элитное заведение. И, честно говоря, я совершенно не понимал, как маме удалось устроить меня сюда и зачем. Ведь, как правильно подметила та противная девица, подруга Анико, я был здесь исключением. Белой вороной. Новой игрушкой для сынков богатеньких буратин.

Наконец в воздухе, наполненном гулом множества голосов и запахом свежеиспечённого хлеба, раздался школьный звонок. С низкого серого неба упали холодные капли, оставившие морщины на поверхности больших мутных луж с ободками из жёлтой пыльцы. Обернувшись, я угрюмо посмотрел за решётку забора, где вдалеке виднелись разрушенные опоры старого завода, уродливо соседствующие с рядами прилизанных белых домиков, и поправил лямки оттягивающего плечи рюкзака. Я должен был засунуть куда подальше свои чувства, перетерпеть эти месяцы, сдать экзамены и вернуться в Город. Чего бы мне это всё ни стоило.

Коридоры школы были пусты. Пахло свежей краской и средством для мытья пола. Борясь с головной болью и тошнотой, я без труда по памяти отыскал кабинет с нужными цифрами и тяжело выдохнул, смыкая пальцы на холодной ручке. Из-за двери донесся тихий монотонный голос учителя, и я, кажется, мог бы простоять в нерешительности целую вечность, но в глубине переплетений школьных коридоров послышался гул и топот. Замелькали тени. Сглотнув, я робко постучался и, наконец, сделал шаг. Большой светлый класс с сидящими за столами учениками мгновенно затих, стоило мне только переступить стертый порог. Несколько десятков глаз уставились в мою сторону с нескрываемым интересом. Угрюмый Кристоф, деливший первую парту прямо перед учительским столом с суетливым Джаспером, смотрел надменно, я бы даже сказал, с отвращением. В сонном взгляде Стеллы, казалось, даже читалось какое-то подобие сочувствия, но мне был важен лишь один человек, которого никак не удавалось найти. Анико отсутствовала.

— А, вот и наш новенький, — громко проговорила стоявшая у интерактивной доски учительница, снисходительно улыбаясь, отчего на ее лице залегли глубокие морщины. — Ты опоздал, у нас такое поведение не приемлемо, но на первый раз мы тебя простим. Проходи, будем знакомиться.

— Здравствуйте, — тихо ответил я, сутулясь. — Извините, я заблудился.

— Тебе следует изучить школьный план, — невысокая женщина с короткими седыми волосами, улыбнулась ещё шире и заправила за ухо длинную чёлку. — Выходи сюда, прямо в центр. Как тебя зовут?

Я тихо откашлялся, стискивая пальцами широкие лямки:

— Андер...

— Ссаные штаны, — сидящий за первой партой придурок Джаспер неожиданно подал голос и уткнулся носом в кулак, пытаясь скрыть смех.

— Так! Это кто там? Пауэлс? — учительница вышла вперёд, останавливая прокатившиеся по классу редкие смешки. — Давно не встречались с директором? Продолжай, Андер, пожалуйста.

— Что ещё? — едва сдерживая волну раздражения, глухо ответил я, наблюдая за побежавшими по стеклу каплями дождя, размазывающими пейзаж унылого школьного двора.

— Расскажи нам, откуда ты приехал? Чем увлекаешься? Какие имеешь награды? В чем преуспел?

В этот момент в дверь громко постучали. Мгновение и посреди классной комнаты появились несколько полицейских в форме и... мой отец.

— Господа? — увидев их, учительница растерянно окинула взглядом заволновавшихся детей и, подтолкнув меня в проход, направила к последней свободной парте, шепнув. — Присядь-ка пока тут.

Хмуро скосив взгляд на отца, я скинул рюкзак и плюхнулся на стул, складывая руки на груди. Зачем он явился? Не хватало ещё, чтоб и это добавило поводов для травли. Отец же выглядел, как всегда, спокойно и отрешённо. Высокий, худой, с аккуратно зачёсанными назад тёмными волосами. Он достал из внутреннего кармана коричневого пиджака удостоверение детектива и, раскрыв его перед носом напряженной учительницы, отошёл назад, пропуская упитанного полицейского с блестящей лысиной в центр класса. Тот крякнул, поправляя кожаный пояс с прикреплённой к нему длинной дубинкой, и громко начал:

— Доброе утро. Я — начальник участка полиции по Пригороду, лейтенант Николсон. Это детектив Джой.

Рассеянный взгляд отца, блуждавший по классу, встретился с моим. Его нахмуренные брови, сощуренные глаза, губы, сжатые в тонкую полоску под пижонскими усами, и упёртая в бок рука красноречиво говорили о недовольстве — не иначе, как заметил красующийся на моём носу синяк, о котором тактично промолчала учительница. По телу пробежали мурашки, понурив голову, я уставился на парту и принялся катать пальцем по столешнице графитные катышки, оставленные чьим-то ластиком.

— Сегодняшним утром к нам поступило сообщение о пропаже человека, — продолжил полицейский, и по классу прокатился взволнованной ропот. — Прошу всех выключить свои телефоны и поднять руку тех, кто вчера вечером виделся с Аникой Хан. С вами будет проведена беседа в первоочерёдном порядке.