Я делаю шаг (гет)

— Игорь.

— Игорь!

— Гром Игорь Константинович! Я постираю твою кепку, если ты сейчас же не встанешь!

— С козырей пошла? — раздалось хриплое из спальни.

— Дядя Федя сказал, что ты обязан быть там, любой ценой. Я не для того твою форму вчера два часа гладила, — проворчала ты, переворачивая яичницу (тебе так больше нравилось, а ещё желток должен был равномерно размазаться по белку).

— Да ладно тебе, зачем там я? — раздался скрип (ты сделала себе пометку, что каркас кровати пора поменять, он явно не заслуживал асконовский матрас, на который ушло три четвери твоей зарплаты) и шарканье по паркету, что выдавало легкое недовольство Игоря.

— Затем, Игорёк, — заговорила ты голосом дяди Феди, — что нельзя вручать награду без награждаемого!

— Да, я ж не просил наград, придумали себе, — заворчал Игорь, останавливаясь в гостиной и наблюдая за твоими перемещениями по кухне. — А ты так пойдешь? Не то, чтобы я был против тебя арестовать…

— Игорь! — шикнула ты на него, разворачиваясь и встречаясь с ним взглядом.

Гром улыбался, и в глазах у него плясали смешинки. Он любил, когда ты вся такая обиженная (не по-настоящему), немного злая и возмущенная, на него смотрела и что-то говорила.

Ну да, ты сейчас гарцевала по кухне в одном нижнем белье, капроновых гольфах и тапочках, с мокрыми волосами и патчами под глазами. Ну да, вы немного проспали и пришлось совмещать все утренние процедуры и готовку, поэтому фен и твоя косметичка лежали на кухонном столе. Но это же был не повод!.. Его ментовской юмор давался тебе порой плохо.

— Марш в ванну! — ты помахала в его сторону лопаткой.

— Так точно, товарищ полковник! — отдал честь он, стараясь скрыть смех.

— Эй, а чё так мелко? Я может всегда генералом хотела быть! — ты покачала головой и вернулась к сковородке, проверяя яичницу и выключая чайник.

— А тебе не жирно будет? Дядь Федя на это звание пол жизни работал! — прилетел ответ из ванной.

— Тогда буду генеральшей!

— Тебе бы для начало майоршей стать!

— А кто мне в этом мешает? — напомнила ты, зная, что Гром опять подавится воздухом или водой.

Не было для тебя ничего веселее, чем храбрый и бравый майор, которого так по-детски пугала перспектива брака. Ты на него не давила, но возможность подстебнуть не упускала.

Из ванной раздался кашель, и ты не сдержала смеха.

Ты любила такие подъёмы. Да Гром крайне неохотно вставал с кровати, потому что приходилось тащиться куда-то, что, по его мнению, только отнимало его драгоценное время, которое он мог потратить на очередное расследование. Ты готовила завтрак, потому что яичницей Игоря можно было вести допросы (причем была вероятность, что она сама могла бы вести допрос, ибо пару раз тебе казалось, что она шевелилась). Майор продолжал ворчать, но благодарно целовал тебя в щёку. Мир и покой, одним словом.

Через час должна была подъехать Юля, чтобы забрать вас. Поэтому оставив яичницу потомиться еще немного и разлив кипяток по кружкам, ты села за стол, чтобы расчесать и просушить волосы.

Зашумел фен. Тихо скворчала яичница за его шумом. Шёл пар от кружек. Ты сидела, поджав ногу, и старательно наматывала пряди на расческу. На душе было на удивление мирно и спокойно.

— У нас ещё остался кофе? — спросил Гром, проходя на кухню и вытирая волосы полотенцем.

— В качестве исключения, возьми на верхней полке, там, среди моего капучино, твоя гадость спрятана.

Игорь пил кофе галлонами на работе, но согласился с тобой, что хотя бы дома, можно было и чайком обойтись, немного позаботиться о своём здоровье, так сказать. И твоих нервах. Жить с майором полиции, трудоголиком, главным хобби которого было бить преступников, было не просто.

Это определённо отличалось от твоей жизни с топ-менеджером или инженером. Довольно сильно. Игорь мог вернуться разукрашенный, как старый забор подростками, притащить толстенную пачку дела и провозиться с ним до утра в гостиной, вообще остаться на ночь в отделение или загреметь в травмпункт (в больнице он, слава богам, ещё не оказывался, после получения майора).

Это не всегда было просто, и приходилось идти на уступки. Ты не возмущалась, что он спит на работе, он не делал этого несколько дней подряд. Ты не настаивала на постоянном здоровом питании, он не питался одной только шаурмой и брал с собой нормальную еду. Ты не ругалась на постоянные синяки и травмы, он не мешал тебе их обрабатывать и заклеивать. И было ещё много таких компромиссов.

К ним вы тоже шли постепенно, без ссор и скандалов этот путь не обошёлся. Но оно того стоило. Ваш корабль пережил шторм, и вы смогли ужиться на одной территории. Даже дверь в туалет поставили. Игорь, правда, только её и заметил сразу. Побеленный потолок, оштукатуренные стены и переложенный ламинат — месяца через три. Новый диван и появившейся ковёр ещё дольше. Был ещё холодильник, который им с Димой и Олегом пришлось втроём тащить на помойку.

У вас с Серёжей было ощущение, что они сдохнут, пока дотащат, но вызывать грузчиков им видимо не позволяла мужская гордость (глупость, если послушать Юлю). Но когда привезли новый, эта мужская гордость видимо уже издохла, и его поднимали грузчики, пока эта троица разложилась на диване.

— Тебе твой развести? — уточнил Игорь, доставая новую пачку нескафе.

— Да.

Наконец последняя прядка легка так, как надо, и ты выключила фен.

Игорь ставит перед тобой тарелку с яичницей и твою «сладкую гадость» (какой кофе без 4 ложек сахара?).

— Не хмурься, тебе все равно не отвертеться от фото и праздничного пирога тёти Лены, — ты улыбаешься и целуешь Грома в щеку, на что он только закатывает глаза.

Завтрак проходит в спокойной тишине, и пока Гром моет посуду (да, в квартире даже появились губки и средство для мытья посуды), ты озабочена тем, чтобы нанести аккуратный макияж. Потому что ты смотришь правде в глаза, неизвестно когда ещё Игорь разрешит сфоткаться с ним и при этом будет выглядеть не так, будто только что вылез из притона. Так что тут как со школьной фотосессией: её ждут весь год и готовятся к ней соответствующе.

— Игорь, форма, и не думай, что я могла забыть, — напоминаешь ты, когда Гром уходит одеваться.

Тебе не нужно его видеть, чтобы знать, что сейчас он закатил глаза.

Утро проходит идеально мирно.

На церемонии вручение награды, ты, словно Золушка, напоминаешь Анастасии (Игорю), как надо улыбаться. Гром всё же растягивает губы в какое-то подобие. А ты не можешь оторвать восхищенного взгляда от него в парадной форме.

Да, 191 сантиметр храбрости и гордости питерской полиции. Ему определенно нельзя носить форму постоянно. Ты умрёшь от ревности. Она слишком хорошо на нём сидит да ещё и чуть приталена. Это делает Игоря ещё выше и в плечах шире. Это вообще законно?

— Смотри на него чуть менее плотоядно, дорогая, — шепчет тебе на ухо Юля.

— Мне нужно больше фото, — отвечаешь ты, Юля салютует тебе профессиональной камерой и обещает, что для тебя всё что угодно.

Ты улыбаешься от уха до уха, когда Игорю вручают награду: он и правда это заслужил. Ещё он заслужил хороший отпуск, хочется добавить тебе. Но это больная тема. Так что её стоит обойти стороной.

Потом, конечно, следует много фото, пирог тёти Лены и поздравления. В глазах дяди Феди ты видишь гордость, а когда он говорит, что дядя Костя бы очень гордился сыном, что-то мелькает в глазах Игоря, и ты мягко сжимаешь его руку.

Под ночь вы всё-таки вырвались домой, усталые, нагруженные компотом тёти Лены и пирогом тёти Лены, и пельменями тёти Лены, и… тётю Лену трудно остановить в порывах заботы.

— Видишь, всё было не так уж и плохо. Один день не бил никому морды, — ты улыбнулась, начиная складывать продукты в холодильник, Игорь же упал на диван, наконец-то вытягивая ноги и избавляясь от неудобной обуви.

— Да за меня это сделал Олег, когда те парни полезли к вам с Юлей, — фыркнул он в ответ. — Я просто не успел.

— Ну, согласись у Юльки тоже красиво получилось их добить, — ты повернулась к нему и многозначительно заиграла бровями.

Он только глаза закатил и прикрыл их рукой.

— Как я с вами связался? — вопрос риторический.

— Тебе напомнить? — ты плюхнулась к нему на колени.

— Избавь меня от этого позора, засранка, — он прижал тебя ближе, утыкаясь носом в шею.

— Ага, как же. Вы бравый майор, — ты ухмыльнулась, поглаживая пальчиками шею у кромки рубашки, — решили, что такой маленькой девушке не безопасно шастать ночью по Парнасу, и нужно предложить ей своё сопровождение.

— Только ты забыла упомянуть, что влезла на территорию скинхедов, — напомнил тебе Игорь.

— Ну, с кем не бывает! — ты отмахнулась от этого, как от незначительного факта, и начала медленно расстегивать его китель.

— С теми, кто не пытается заниматься астрономией в городе. Им, наверное, не приходиться огревать незнакомого мужика ночью телескопом, — недовольно пробормотал Игорь, но помог снять тебе пиджак, залезая холодными руками под блузу.

— А-яй! Игорь! Ты мне чуть линзы не испортил! Голова у тебя больно крепкая.

Бедный Лёва (так звали телескоп, по марке так сказать — «Levenhuk») тогда героически рисковал собой, спасая тебя от шкафоподобного мужика на плохо освещённой улице.

— Почему глупости творишь ты, а отхватываю я?

— Опять в риторику ударился?

Игорь тяжело вздохнул, напоминая себе, что сам дал ключи от квартиры и теперь это его крест (ты допускаешь слишком много ошибок в слове «счастье», Игорёш). И наконец-то додумался сделать самое очевидное и нужное — поцеловать тебя.

Как же ты любила ощущение крепких, грубых рук Игоря на своей коже. Он весь был сосредоточением силы, мощи и ловкости. Ты однажды видела, как он сцепился в драке с какой-то гопотой. И не была уверена, что люди должны так быстро двигаться и с таким удовольствием укладывать людей лицом в асфальт. При этом он прекрасно умел эту внутреннюю ярость контролировать, по крайней мере с тобой.

Майор Гром был сильным бойцом, отлично управлялся с оружием, которое носить отказывался принципиально (чем ещё сильнее трепал твои нервы), являлся довольно грубым следователем, который землю носом рыл и весьма не по уставу занимался допросами, а ещё его не любил весь технический отдел, которому постоянно приходилось включать/отключать камеры в допросных из-за него же.

Но Игорь был осторожным и аккуратным, Игорь боялся не сдержаться и причинить тебе боль, он не хотел видеть, как расцветают синяки на твоей коже. В его движениях сквозила нежность и хорошо сдерживаемая сила и страсть, потому что в тебе была полторашка роста (чуть больше, 159) и всего 50 (57) килограмм чистого веса. Игорь же был раза в два тяжелее.

Если переводить вас на язык Дубина, ты была чихуахуа, а он московской сторожевой.

Но о Диме в такой момент вспоминать вообще не хотелось.

— Не понятно, как с тобой я в алкоголизм ещё не ударился? — Игорь нехотя отрывается от твоих губ, пытаясь понять, как расстегивается эта твоя новая блуза.

— С твоей зарплатой — только на водочной основе, а ты её терпеть не можешь, — ответила чуть слышно ты, откидывая голову назад и давая ему доступ к шее.

Ты не смогла сдержать смешка, его щетина всегда немного кололась. Сбривать он её отказывался на отрез (меня мужики в отделе не поймут!).

— Тебе так чертовски идёт эта форма, что я даже рада, что ты её не носишь, — простонала ты: Игорь был хорошим следователем и очень быстро нашёл все твои слабые места.

— Я заметил. Мне кажется, весь отдел заметил, несмотря на их очевидную тупость, — хмыкнул Гром.

Ну, конечно, как что-то, что касалось тебя, могло пройти мимо его внимания. Он даже заметил, когда ты подстриглась на пару сантиметров. Чертовский хороший работник. Любимый.

Ты наконец-то смогла расстегнуть лишнее пуговицы на его рубашке (по твоему скромному мнению, они все были лишними) и добраться до желанного тела. Игоря хотелось гладить, жадно касаться и наблюдать за тем, как он довольно жмуриться от твоих прикосновений.

Всё-таки не стоило отрицать, Игорь был чертовски тактильной собакой (как и все псы, в принципе). И любил прикосновения и ласку. Просто специфика работы и жизни демонстрировать и показывать это не давала. Нужно всегда было быть на стрёме, потому что чаще его пытались отпинать и всадить нож в холку, нежели мягко почесать за ухом.

Ты же была слишком тактильной всю жизнь и не стеснялась лезть с этим ко всем. В конце концов, кто как ни ты обнимет вначале эту блохастую дворнягу, потом исцелует драного кота, а затем и на майоре Громе повиснет.

В конце концов, Игорь научился получать удовольствие от этой гипертактильности. Даже когда обладательница этих самых аккуратных и нежных ручек начинала царапаться, и коллеги после душа присвистывали в след, он продолжал любить это в тебе. Особенно сейчас, когда ты наконец добралась до пряжки ремня.

Если нам скажут: «Ваш поезд ушел!»

Мы ответим просто, что подождем другой

И чтоб на перроне скучать не пришлось

Мы накроем стол и выпьем за любовь и будет…

Запел твой телефон, оставленный в сумке. Вы оба замерли.

Хорошо! Все будет хорошо!

Все будет хорошо, я это знаю, знаю!

Хорошо! Все будет хорошо!

Ой, чувствую я, девки, загуляю, ой загуляю

Верка Сердючка продолжала заходиться, не сбавляя темпа, и разносилась на всю квартиру. Твоя подруга продолжала тебе звонить.

Ты не выдержала первой: смех сдержать не удалось, хохоча ты свалилась с колен Игоря на диван.

Если на утро болит твоя голова

Мы скажем прямо: «Ты не умеешь пить!»

Но как не красиво лечиться одному

Но лучше с коллективом выпить по чуть-чуть и будет

Игорь смеялся низким, грудным смехом, содрогаясь всем телом и удерживая твои ноги, чтобы ты не соскользнула на пол.

На глаза навернулись слёзы от абсурдности ситуации. Чёрт возьми, и ведь невозможно было не смеяться. Вот кому ещё прерывала секс Верка Сердючка? А у вас теперь была эта ачивка.

— Господи, и ведь я всё равно люблю тебя, засранку, такую, — Игорь отдышался и посмотрел прямо тебе в глаза.

Они искрились теплым светом и в них плескалась яркая и такая обезоруживающая нежность, что ты просто не могла сдержаться:

— И я тебя, псина ты моя, — ты снова рассмеялась и потянула руки к нему, притягивая его к себе и целуя под аккомпанемент Верочки.

Примечания:

Эта часть вышла с Громо. Хочу теперь еще Волкова, а потом Серёжу