Мнение друзей (гет)

Шёл первый месяц обучения Лены в новой школе, наступал октябрь. С четырьмя девочками из класса Малашенко поладила, с двумя их подружками из параллельного класса тоже хорошо сдружилась; но с неформалами Леночка старалась не сталкиваться, но они всё равно продолжали её подкалывать, как только видели.

Однажды Лена вышла из школы одна, ибо задержалась на дополнительных занятиях, ибо совсем не понимала физику и пыталась на часовом занятии, стоящем пятьсот рублей, её подтянуть; когда она шла к калитке, кто-то её окликнул:

— Эй, рыжая-бесстыжая!

Малашенко оглянулась и увидела курящих перед крыльцом Сашу и Рому, заканчивающих свой священный ритуал.

— Лена из полипропилена! — продолжал звать Громов.

— Саша — вкусная каша! — не осталась в долгу Лена, на что парень рассмеялся.

— Не хочешь с нами поговорить? — спросил Вишневский.

Малашенко растерялась, но из школы вышла задержавшаяся вместе с ней после уроков Солнцева и вмешалась в разговор:

— Эй, Громов и Вишневский, вы чё к ней пристали?

— К чему такая агрессия? — удивлённо задал вопрос Рома.

— Они со мной нормально разговаривали, — заступилась Лена.

— Знаем, как они хотят поговорить! — проворчала Светка и вышла за калитку.

Малашенко отправилась за подругой и не хотела ничего спрашивать у Солнцевой — она и так понимала, что Светка очень принципиальна в этом вопросе: если она кого-то невзлюбила, то это всё — надолго или вовсе на всю жизнь. Пусть она как хочет, так и относится к этим парням — самой Лене они ничего плохого не сделали.

— Ну чё, Саша — вкусная каша, — съязвил Вишневский, — подкол засчитан?

— Да ну тебя! — отмахнулся Громов и подумал: — «Девочка реально не промах — умеет отпор давать, в отличие от дуры Солнцевой, которая не имеет чувства юмора. Если бы Лена со Светкой не дружила, я бы даже встречался с ней».

Придя домой, Саша переоделся в старую чёрную футболку с надписью «НАИВ» и трико того же цвета и принялся делать уроки.

«Н-да, как назадают, так хрен сделаешь! — размышлял Громов за чашкой чая. — Ещё эти долбанные ЕГЭ!»

Он привык делать уроки самостоятельно, ибо является поздним ребёнком; его родители уже далеко немолодые люди и не могли ему ничем помочь, забыв всю школьную программу, которую проходили ещё в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века, поэтому мальчик предпочитал делать всё сам, а с появлением интернета эта задача значительно упростилась.

В комнату зашла его мама, Светлана Сергеевна, женщина лет шестидесяти, которую старушкой назвать затруднительно, ибо эта кареглазая дама с окрашенными в каштановый с красным оттенком седыми волосами ухаживала за собой, придерживалась здорового образа жизни и никогда не жаловалась и не ворчала, обсуждая с бабками на лавочках свой анамнез, малолетних «наркоманов» и «проституток» среди соседей. Её коробило, когда на родительских собраниях её считали бабушкой Саши, ибо выглядела на свой возраст, при этом придерживаясь принципа, что стареть надо красиво.

— Саш, — отвлекла сына Светлана Сергеевна, — ты поел?

— Мам, какая тут еда? Столько задают, словно нам и спать не надо, да ещё и запугивают ЕГЭ, — сказал Громов.

— Бедный ты мой, — посетовала женщина. — В наше время экзамены по билетам сдавали. И наши учителя никогда нас не запугивали — только помогали и объясняли материал, чтобы мы знали. Когда принимал учитель, он понимал, что ребёнок нервничает, поэтому никогда не давил на него. А сейчас эти машины... Что компьютер может проверить?

— Ты же помнишь, как я ГИА писал? — ответил сын. — Просто поставил крестики, вписал в квардатцы нужное слово, написал сочинение на заданную тему или решил задачку и всё! Так что всё будет нормально, мам. Наш девиз непобедим — мы не учим, но сдадим!

— Ты неисправимый оптимист! — похвалила Сашу Светлана Сергеевна, — правильно делаешь — зачем думать о негативе? Не зря мы тебя так воспитывали.

Женщина смотрела на своего младшего сына и вспоминала, как в сорок четыре года родила его на свой страх и риск, не слушая врачей, что ей уже не по возрасту иметь детей, и, невзирая на перестроечный кризис в стране, когда людям месяцами не платили зарплаты. В то время её старший сын Константин женился на однокурснице Виолетте, и Светлана Сергеевна даже немного расстроилась, что теперь у него своя семья, и тут же узнала, что беременна. Решив родить, женщина без особых проблем выносила и родила вполне здорового мальчика, которого теперь считала одной из своей радости в жизни, не забывая помогать старшему сыну и невестке с внуком Никиткой, родившимся в один день с Сашей. Племянник не учится с дядей в одном классе, ибо семья Константина живёт в Куйбышевском районе, и поездки в школу были бы долгими.

Светлана Сергеевна и Иван Петрович были счастливы, что у них есть ещё один сын, который может помочь им в случае чего. Ещё в садике они отдали его в секцию каратэ для получения навыков умения постоять за себя и за свою гипотетическую девушку. Со временем Саша начал слушать тяжёлый рок и делал причёску как у Вадима Самойлова. Про его любимую музыку Иван Петрович спрашивал, цитируя слова из песни:

— Что это за ересь? Я на тебе как на войне, а на войне, как на тебе. Успокойся и рот закрой.

Когда парень в пятнадцать лет начал слушать метал и постепенно перешёл на death, Светлана Сергеевна заявляла, что там ни слов, ни песен, но Саша всё равно включал Cannibal Corpse и другие группы и продолжал слушать «сатанинскую» музыку.

Сейчас Громов делал домашние задания, и мать принесла ему тарелку борща. Ненавидя школу и систему образования, Саша ел супчик и утешал себя мыслью, что скоро выходные, и он поедет в гости к своему племяннику, которого не видит целых шесть учебных дней.

Тем часом Лена вернулась домой, делала уроки и была недовольна тем, что много задают; при этом она, гладя Белль, думала о старшей сестре и её парне, к которым она собиралась в субботу поехать с ночёвкой.

Наступили долгожданные выходные. После окончания учебного дня Малашенко, оставив дома портфель, села на маршрутку, подъехала к Спасо-Преображенскому Собору и спустилась к дому на улице Шункова, где живёт Толя Пономарёв, про которого она часто напевает песню Татьяны Абрамовой про Анатолия.

Даша начала жить с Толей с лета этого года, до этого просто встречалась ещё со школы. Когда Пономарёв окончил медицинский колледж и год отслужил в армии, Малашенко ждала его всё это время. Летом они решили жить вместе в квартире Толи, доставшейся ему от покойного дедушки.

Лена позвонила в домофон; когда ей открыл дверь сестрицын «гражданский муж», она зашла в двухкомнатную квартиру на втором этаже, обставленную убого, но уютно, где её встретил худощавый кареглазый шатен, напоминающий латиноамериканца из бесконечных сериалов о любви. Сев в гостиной на диване, Малашенко спросила у Толи:

— Как дела на работе?

Пономарёв поставил чайник и, пока вода кипела, ответил на вопрос:

— С работой всё нормально. Вчера приехали на вызов, а у парня открытый перелом. Капец! Он так ногу сломал потому, что выпал с пятого этажа и очень удачно приземлился. Когда мы ему всё сделали, я спросил, что случилось, а этот пятнадцатилетний оболтус мне признался, что родители его наказывали даже за четвёрки, и он хотел сдохнуть. Блин, если школьник чё-то не понимает, то это не значит, что его надо наказывать! И вообще — оценки не показатель ума! У тебя чё как?

Лена задумалась о словах Толи и понимала, какие у неё идеальные родители — пусть они не подарили ей скутер, о котором она мечтала, но, по крайней мере, за плохие оценки они её не наказывают, а стараются разобраться, что она не понимает; услышав встречный вопрос о делах, Малашенко ответила:

— У меня в новой школе всё нормально — с девчонками хорошо дружу.

— Никому нос не сломала? за волосы не оттаскала? по асфальту лицом не провела? — съязвил Пономарёв.

— Нет, таких как Снежана там нет. Как там Даша?

— Работает кассиршей в магазине. Её тормозом называют из-за того, что она медленно пробивает товар, считает деньги и выдаёт сдачу. Она расстраивается, плачет, а я ей говорю, что она не тормоз, а «подожди».

— Надо говорить, что они стоп-краны, — усмехнулась Лена.

После работы домой пришла уставшая Даша, одетая в короткое нежно-оранжевое платье и туфли на каблуках под цвет платья девушка с карими глазами и крашеными в белый цвет волосами.

— Привет, Дашка! — поздоровалась Лена, встречая сестру.

— Привет, Ленуська! — улыбнулась студентка.

Девушки и парень пили чай с печеньем и обсуждали свою жизнь, учёбу и работу. Во время беседы старшая сестра спросила:

— Лен, а у тебя парень ещё не появился?

— Пока нет, — смущённо улыбнулась Лена, вспоминая Сашу.

— Тебе кто-нибудь нравится? — продолжала интересоваться Даша.

Малашенко решила рассказать сестре о нравящемся ей парне, ибо понимала, что сестра не будет всем об этом налево-направо рассказывать и придумывать сплетни, поэтому ответила ей:

— Мне понравился одиннадцатиклассник, только он металлист да ещё прикалывается над моими подругами. Думаю, что влюблённость всё равно пройдёт. Прошло же это, когда мне нравился Игорь, а он меня послал.

— Думаю, что пройдёт. А так знаешь, если тебе будет невмоготу, то скажи, что любишь его...

— Только сделай это в шутку, — вставил Толя. — Я так уже делал, когда пытался добиться твою сестру.

— Нет, просто ты с Ванькой поспорил, а потом влюбился в меня так, что не захотел бросать, — усмехнулась Даша.

— И поверь, Ленка, что отрицательный результат — тоже результат, — продолжал Пономарёв, не слушая сожительницу.

Ночуя у сестры в соседней комнате, где стояла кровать и тумбочка, Лена решила не слушать её и её парня, ибо понимала рискованность такого шага: потеряет уважение подруг, да и перед Сашей опозорится; Малашенко вспомнила, что после сплетен о её чувствах к Игорю она уважения не потеряла, по крайней мере, со стороны Ани и Нади, но больше не хотела повтора этого конфуза.

В это воскресенье, как и во все другие выходные дни, Саша тоже время не терял — поехал в гости к старшему брату, который в это время работал грузчиком в мебельном магазине из-за посменного графика, а дома были его жена Виолетта, женщина лет тридцати восьми, коротко стриженная, крашеная блондинка, и Никита, их сын.

— Привет, Саша, — улыбнулась Виолетта, и парень прошёл в зал.

— Здорово, Санёк! — вышел из своей комнаты бритый синеглазый парень в белой старой футболке с изображением рэпера Eminem’а и чёрных трико с рыжей полоской.

Дядя пожал племяннику руку, и парни, сидя за журнальным столиком и попивая чай с печеньем, что принесла Виолетта, и делились своими насущными проблемами.

— Как дела, Никитос? — спросил Саша, заправляя за ухо вьющуюся прядь.

— Хреново! — поделился Никита своими впечатлениями от обучения в колледже. — Какого-то самодура нам поставили вести технические средства! Нихрена не объясняет, как надо делать, зато как придирается! Что мы сделаем, если не понимаем, что вообще надо делать в лабах? Не представляю, как буду ему зачёт сдавать!

— Нам просто много задают, — сообщил дядя. — Мало того, что из-за этих грёбанных факультативов для подготовки к ЕГЭ я чуть ли не живу в школе, так ещё и задают сверху! Помню, как один раз в седьмом классе мы возмущались из-за семи уроков, нам классная сказала, что у одиннадцатиклассников по десять уроков бывает.

— У нас бывают четыре пары. Триндец!

— Ещё прикинь, как вляпался! — рассказал Саша о своих приключениях. — Меня недавно к директору вызывали. Просто потому, что мы с Диманом морду набили одному сопляку-девятикласснику. Просто мы с ним шли из библиотеки (брали нужные книги для чтения), и этот козёл над ним смеялся и обзывал кривоногим. Я к нему подошёл, погрозил кулаком и чуть-чуть побил. Диман тоже ему одной левой по роже с размаху надавал. Этот сопляк нажаловался мамочке, и нас с Диманом к директору вызвали. Сначала этот хмырь чё-то мямлил, а потом мы всё объяснили, и нам ничего не сделали — даже выговор. А этому Данилу такую взбучку устроили. Поняли, как к нам соваться?

Дядя и племянник увлечённо обсуждали свои учебные дела, планы на жизнь, хулиганские подвиги. И не заметили, как пролетело время и начало темнеть, что означало, что Саше пора домой, а ему утром рано вставать и идти в школу к своим лучшим друзьям; попрощавшись с невесткой и племянником, Громов уехал к себе домой на улице Дружбы.

Наступила новая неделя обучения в школе. Лена понимала, что не ошиблась в своём мнении о Саше — он относился к ней, как и к остальным подружкам: так же вместе со своими друзьями подкалывал её. Малашенко понимала, что у неё просто такой вкус на парней — её так и тянет к плохишам, как и всех пятнадцатилетних девочек.

«Глупости какие-то», — думала рыженькая.

Но однажды она увидела то, что кардинально изменило её отношение к этой четвёрке: во время большой перемены Лена шла в столовую обедать и заметила, как Жасур схватил какого-то девятиклассника, бритого наголо парнишу в джинсах и футболке, за плечо и, грозя ему кулаком, заявил:

— Ты понял, что я тебе сказал, скотина!?

Рядом с дерущимися парнями стояла перепуганная шестиклассница с высоким хвостиком, в джинсах и красной кофте, выглядящая как маленькая девочка. Лена ошарашено смотрела на эту картину Репина маслом, силясь понять, что происходит.

— Что он делает? — шёпотом поинтересовалась Малашенко у шестиклашки.

— Нерусский заступился за меня, — тихо ответила девочка. — Просто Гоша пристал ко мне, а этот нерусский увидел это и заступился за меня.

— Ещё раз — и в глаз! Понял!? — так же сурово продолжал узбек и отпустил испуганного Гошу, не дожидаясь от него ответа.

Лена даже удивилась такому положению дел и, придя в столовую, поделилась своими наблюдениями с Наной, оказавшейся человеком, умеющим хранить секреты.

— Представляешь, когда я шла сюда, увидела, как Жасур заступился за какую-то девочку.

— Знаешь, они ещё в детстве защищали слабых, — сообщила Когониа, совсем не удивившаяся услышанному. — Один раз Рома, который гот, защитил меня от хулиганов, когда я училась в третьем классе, а он в четвёртом. Я шла домой, и ко мне пристали два придурка. Я испугалась, а Рома, хоть и конфликтовал с нами, но полез в драку, хоть и не умел драться, и потребовал, чтобы я убежала. Ему тогда сломали руку, но он не жалел об этом. Хорошие они, Саша, Рома, Жасур и Дима, только Светка этого не понимает.

— Она очень упрямая, — изрекла Малашенко. — А Рома молодец.

К девчонкам подсела Арина и вставила свои пять копеек в обсуждение:

— Один раз, когда я ещё училась в пятом классе, видела, как Саша заступился за первоклашку, которого гнобили два четвероклассника. Громов их чуть не прибил, и потом его вызывали к директору. Молодец, чувак! Он мне это потом рассказал, когда мы с ним курить ходили.

Лена даже зауважала этих парней, которые, оказывается, защищают слабых.

«Борешься-борешься с влюблённостью, а в итоге всё равно она усиливается, причём в многократном размере, когда узнаёшь что-то хорошее о понравившемся человеке», — думала Малашенко, едя мини-пиццу с чаем.

В это время парни сидели поблизости и обедали; Гордиенко после обеда подошла к их столику и похвалила Азамова за смелость, как она обычно делала:

— Молодец, Жасур, заступился за мелкую.

— Это тебе рыжая сказала? — усмехнулся узбек.

— Ну да, Ленка всё видела, — сообщила Арина.

— Походу, Жасур, тебя опять вызовут к директору, — изрёк Саша. — Мы уже скоро ночевать у него будем до самого выпуска.

— Как вы с Димой сопляка Данила избили и потом стояли на ковре у директора — это было нечто, — вставил Рома. — Думал, вас отчислят перед окончанием школы.

— Удивительно, что они это не сделали раньше, — рассмеялся Дима. — Мы хулиганим, а нас не выгоняют.

— Димон, просто ты инвалид, поэтому не отчисляют! — заявил Жасур.

Державин не любил две вещи: когда его называют Димоном и когда напоминают о его болезни; первое ему не нравилось из-за ассоциаций с озабоченным подростком из «Нашей Раши», который вечно срывает все планы своего товарища на съём «тёлок», покупку презервативов и поход в клуб; напоминания об инвалидности приводят Диму в бешенство, ибо он не хочет ощущать себя ущербным.

— Чё, жить надоело!? — спросил панк, сдвинув брови, смутив узбека.

— Меня тоже не выгнали из-за того, что я курила, — вспомнила Гордиенко события, произошедшие в восьмом классе. — Просто директор сам курит, поэтому не отчислил. Правда, сказал, что мне ещё рожать.

— А мне ещё делать детей, но я же курю! — сострил Вишневский.

— Моего племянника вообще чуть не выперли со школы из-за того, что он покурил в туалете, — вспомнил Громов историю из жизни. — Он в кабинете директорши положил ноги ей на стол и сказал: «Может, вы меня ещё и за это выгоните?». Не выгнали потому, что нельзя отчислять.

Лена стояла рядом с одноклассницей, слушала истории о жизни парней и понимала, что они могут быть приятными, когда захотят. После обсуждения подвигов, девочки отправились в кабинет химии, и Малашенко рассказала Гордиенко свои ситуации из жизни, подобные произошедшим:

— Один раз в восьмом классе я одной гламурной курице нос сломала за то, что она оскорбляла девочку из-за шрама на лице; моя подруга в той школе Надя Милованова вообще её избила, за волосы оттаскала и ещё провела её лицом по асфальту.

— Молодец ты и твоя Надька! — похвалила Арина, — вот это я понимаю! Вот так хамло и надо ставить на место!

— А сколько лет племяннику Саши? — поинтересовалась Лена.

— Семнадцать, — ответила крашеная девушка. — Просто Сашка поздний ребёнок — его родителям было за сороковник, когда он родился. Поэтому они с племянником одного возраста.

«Какой же удивительный этот Саша!» — про себя отметила Малашенко и ушла на урок.

Вечером Громов пришёл в спортклуб, куда он ходил с Жасуром качаться; переодевшись в красные шорты с белой полоской по бокам и белую майку, парень зашёл в зал и увидел, как Азамов, одетый в чёрную майку и того же цвета короткие брюки до колен, разговаривал с пришедшей в чёрном спортивном костюме (майке и лосинах) с розовой каймой Лейлой Джумаевой, почему-то пришедшей именно в их спортивное заведение; причём разговаривал он без шуток и издёвок. Саша прислушался и узнал, почему таджичка ходит теперь в этот зал.

— Решила к нам прийти? — задал вопрос узбек.

— Просто там цены на аренду подняли, поэтому пришла сюда, потому что здесь дешевле, — объяснила Лейла. — Я чё, олигарх, чтобы столько платить за один час тренировки? Пять тысяч в месяц! Охренеть!

— Ну, прыгай, кроха, — усмехнулся Жасур. — Сейчас тебя так помучают! Девки еле уходят после тренировок у Лизы.

Наступило время занятий ABL, и Джумаева пошла прыгать и делать шаги с поворотами под руководством тренерши Елизаветы; Саша и Жасур обсуждали происходящее.

— Ты с ней разговариваешь и не прикалываешься? — удивился Громов, поднимая и опуская штангу, сгибая руки в локтях. — И никаких религиозных споров?

— А что? Мы же не будем всю жизнь воевать, — объяснил Жасур, двигая верх-вниз перекладину с блоками весом пять килограммов. — А насчёт религии скажу одно — сам не праведник, так что нечего мне осуждать за то, чем грешу сам! И потом — некоторых мусульман сам люто ненавижу, особенно тех, кто взрывает театры и школы и минирует автобусы и метро. Не все такие, но факт остаётся фактом.

— Да, Жасур, наверное, мы взрослеем, раз перестаём подкалывать этих дурочек, — усмехнулся Саша.

— Тебе ли об этом говорить? — пошутил Азамов. — Твоим родителям по шестьдесят лет, так что с ними ты очень рано повзрослел. Да и они не дурочки.

Громов не обижался на шутки узбека и продолжал тягать штангу, качать пресс, бицепсы и трицепсы; Жасур делал всё то же самое. После тренировки парни, переодевшись, вышли из здания, и Саша остановился покурить — в вечернее время ему нравилось стоять на балконе и курить, когда его мама шла к очередной подруге веселиться, ибо считала, что старость её дома не застанет.

— Спортсмен, а дымишь как паровоз! — заявил Жасур.

Вслед за парнями вышла Лейла, переодевшаяся в джинсы и зелёную куртку, и отправилась к остановке.

— Дойдёшь до дома или тебя проводить? — спросил Азамов.

— Не переживай, Жаси, дойду! — усмехнулась Джумаева и отправилась через подземный пешеходный переход к автобусу, подъехавшему к Левому Берегу, который доезжает до Кузнецкстроевского проспекта.

— Думаешь, доедет? — задал риторический вопрос узбек.

— Доедет-доедет, — сказал Саша, втайне надеясь на хороший исход событий, и парни разошлись по домам.

На следующий день во время урока информатики Лена получила СМС, где Даша написала ей:

«Лен, привет, у меня проблемы. Я с пар отпросилась, поэтому приезжаю к тебе. Дома всё скажу».

«Жду. Приезжай», — ответила Малашенко, и до конца уроков нервничала, ибо ей хотелось узнать, что же такое случилось у сестры.

Дождавшись окончания трёх уроков и вернувшись домой, рыженькая зашла в большую комнату, где её ждала старшая сестра, играющая с Белль; рыжая заметила, что сестра реально чем-то озабочена: её лицо бледное и задумчивое, что даже кошка не могла отвлечь её от тяжёлых мыслей. Лена поставила чайник и спросила у девушки:

— Что-то случилось? Ты заболела?

— Нет, я беременна, — сообщила новость Дарья. — Сегодня ходила к врачу, потому что тест был положительным. Аборт делать не собираюсь, но я не знаю, как на это среагирует Толя, потому что он детей не хочет. Мы предохранялись, просто презерватив, видать, бракованный оказался.

Лена задумалась над рассказанным: с одной стороны, она была рада за сестру, а с другой — это была неожиданная новость для них; проанализировав и взвесив всё, младшая сестра ответила, хоть это звучало наивно:

— Можешь прийти жить к нам, если что. Я постелю на полу матрас и буду спать на полу, а ты поспишь на моей кровати. Возьми академ и иди работать во вторую смену, пока на первой сидит твоя сменщица. Если в магазине не пойдут тебе навстречу, то смени работу на ту, где есть вторые смены. Утром ты будешь сидеть с ребёнком, а когда я приду со школы — сама с ним посижу. Может, в это время научусь нянчиться с детьми, и это будет репетицией перед моим возможным материнством.

— Я знала, что ты меня обязательно поддержишь, поэтому тебе рассказала в первую очередь, — успокоилась Даша. — Не хочу делать аборт, потому что не факт, что смогу потом родить. И вообще — можно же найти другой выход.

Девушка отличалась оптимистичным настроем и старалась во всём видеть только положительные стороны, при этом она хотела, чтобы её сестра не поддавалась отчаянию, и всячески её поддерживала; теперь поддержка в, казалось бы, сложной ситуации, понадобилась самой Даше, и она получила её со стороны младшей сестры.

Попив чаю с сестрой и поев бананов и апельсинов, Лена делала уроки, и старшая сестра подсказывала ей решения задач по физике. Вечером с работы домой вернулись родители девочек, и, когда все сели ужинать, Даша сообщила им:

— Хотите узнать внезапную новость даже для меня? Через семь месяцев я буду мамой.

Девушка услышала в ответ то, что не ожидала услышать, ибо считала, что родители могут ей сказать, что ещё рано, что она институт не окончила, за что они столько денег заплатили.

— Раз уж ребёнок появился, то рожай, — обрадовалась Валентина возможности стать бабушкой. — Мы только за и, если что, то поможем. В институте лучше возьми академ или напиши заявление на свободное посещение.

— Когда вы родились, мы вообще в полной нищете жили, но со временем выкарабкались, — вставил Михаил. — Так что всё хорошо — если будешь работать пусть и не в полную смену, то что-то всё равно заработаешь.

— Я не думала, что вы это скажете, — улыбнулась Даша, — но я переживаю из-за того, что скажет Толя, а он детей не хочет.

— Ну, Анатолий-Анатолий от муки и от боли, не знаю, что скажет, — усмехнулась Лена. — В случае чего ты знаешь, куда идти.

Поужинав и попив чай с фруктами, блондинка попрощалась с родителями и младшей сестрой и с некоторым волнением покинула порог родительского дома.

— Если что, то мы всегда с тобой, — сказала Валентина, прощаясь с дочерью.

Всю дорогу от Левого Берега до Советской Площади Даша репетировала в голове речь, которую собиралась сказать незадачливому папаше; когда девушка приехала, с тяжёлым сердцем зашла в дом, где Толя уже приехал со смены и, сидя на кресле, разгадывал «Су-до-ку»; парень спросил у вернувшейся сожительницы:

— Как там твои родители поживают?

— С ними всё хорошо, — ответила Малашенко и добавила отрепетированную речь: — Зато у меня новость — ты скоро станешь отцом. Аборт делать не собираюсь. Не хочешь ребёнка — мы расстаёмся!

Пономарёв сделал то, что Даша никак не ожидала от него: подошёл, встал на колени и, засунув голову ей под розовую кофту, заявил «шерстяным» голосом:

— Привыкай, милая моя! Скоро с таким животом ходить будешь!

— Что? — удивилась Малашенко.

— Я давно хотел на тебе жениться, только ждал, когда ты созреешь. Не думал, что всё будет именно так, — улыбнулся Толя, высовывая голову из-под кофты.

«Неужели всё вышло даже лучше, чем я ожидала», — думала Даша и сказала вслух: — Да, Толя, я согласна выйти за тебя замуж. Для кого-то рано, а для кого-то в самый раз.

Молодые люди обнялись и ещё долго не могли поверить в скорую перспективу стать родителями.

С этого дня прошёл месяц: в это время новоиспечённые жених и невеста отнесли заявление в ЗАГС, подготовили скромное белое платье невесте и светлую рубашку для жениха (на свадьбу он предпочёл надеть джинсы); наступил день свадьбы Анатолия Львовича Пономарёва и Дарьи Михайловны Малашенко, сменившей свою фамилию на фамилию мужа. На свадьбу пришли все их друзья и родственники; в качестве свидетелей были лучший друг Толи Ваня Суворов и однокурсница, с которой Даша хорошо дружила, Лиля Нефёдова.

После бракосочетания на банкете Даша сказала сидящей рядом младшей сестре:

— Знаешь, я так счастлива, что теперь замужем. Мало ли, что мне подружки говорили, мол, зачем этот штамп в паспорте — важны чувства. Нет, на самом деле мы с Толей теперь почувствуем себя настоящей семьёй, а не просто какими-то сожителями. И зачем я их слушала?

Лена радовалась за сестру и очень хотела оказаться на её месте, только с Сашей Громовым, который наверняка её не любит. Возможно, так и будет, хоть и в отдалённом будущем, хоть и с другим человеком, а пока Малашенко наслаждается жизнью и танцует в ресторане с другими друзьями и родственниками, пришедшими на этот праздник.