Доказательство в крови (джен)

Когда она проснулась, волосы были липкими от крови. Крови, ей не принадлежащей.

На нее смотрела какая-то пожилая женщина. Эш сразу попробовала вскочить, но быстро осознала, что руки привязаны к стулу. Но все равно подергала ими, убеждаясь, что связана крепко. И огляделась. Кабинет был маленьким, хорошо освещенным. У дверей — двое рослых здоровяков — повстанческое отродье! — Эш поняла, что угодила именно в их лапы.

Глупая, глупая!

— Держись рядом, — бросил Учитель. Ему так не хотелось брать ее с собой, но миссия обещала быть легкой. Никто не ждал, что на планете окажется Сопротивление и возьмет их в тиски. Эш силилась вспомнить, что случилось потом, но память как будто сражалась с волей, сражалась до боли, только в глазах стало щекотно от слез — которым она не позволила пролиться.

Ты не слабая. Помни, кто ты.

— Меня зовут Лея, — представилась женщина, но она не была Леей. Эш узнала ее лицо. Она — другая. Перед ней стояла генерал Органа.

— Я твоя бабушка, — продолжила генерал. — Я не причиню тебе вреда.

— Ты лжешь! — закричала Эш. — Где Учитель Рен?

Но все собравшиеся молчали. Генерал посмотрела на них, и Эш вскинула голову. Незнакомые лица ничего не выражали. Наверное, они не знали, где он. Хотя он, конечно, уже знает, где она. Как же иначе. Вот почему они напуганы — и правильно. Она узрела его мощь, когда кто-то осмелился съязвить на ее счет — а уж что он сделает с теми, кто украл ее у него…

Генерал снова обернулась к ней. Не сразу, но она посмотрела на нее и тут же отвела взгляд. Лицо генерала Органы осунулось, она прикрыла глаза, когда заговорила:

— Кайло Рен мертв.

На секунду установилось молчание.

Слезы, которые Эш так хорошо сдерживала, брызнули из глаз.

— Ты лжешь! — воскликнула она сквозь сдавленные, недостойные рыдания. Из носа потекли сопли, глаза защипало. — Вы все лжецы! Мой Учитель убьет каждого из вас, когда явится за мной! — Мастер обязательно это сделает. Каким бы суровым он ни был, он всегда возвращался за ней, всегда оберегал. Она предвкушала, как он вихрем пронесется сквозь толпу сопротивленческого отребья со своим алым мечом, превращая этот сброд в груды дымящихся тел.

— Эш, — вздохнула Лея, накрывая ее ладонь своей. Эш видела, что ее глаза покраснели, в глубине пряталась затаенная боль. — Мы не лжем тебе, прими мои соболезнования. Я сожалею об этом больше, чем ты можешь понять.

— Мой отец ни за что бы не пал от руки подобных вам отбросов! — Лею отбросило к стене, она никак не ожидала, что подпитываемая горем ярость выплеснется порывом Силы. Один из охранников подбежал к Лее — но та уже поднималась на ноги, отмахиваясь от него, другой же тем временем решительно наставил бластер на Эш.

— Немедленно уберите оружие! — возмутилась Лея. — Она — ребенок!

— Ребенок, способный убить нас, мэм, — пробурчал тот, но опустил бластер. — Она убила двоих наших мечом Кайло Рена.

Лжецы, проклятые лжецы, Эш потянулась к нему, но не почувствовала ничего, кроме тупой, разъедающей разум боли. И закричала — кричала и кричала, суча ногами и пытаясь выдернуть руки из пут. Где он, куда делся?! Эш потеряла способность дышать. Легкие горели. Сердце было выскоблено дочиста.

— Она покалечит себя, — услышала Эш голос генерала Органы. — Усыпите ее, будьте добры. Ради ее же блага.

Эш забилась еще сильнее, попыталась укусить повстанца, который шагнул к ней со шприцем. Кто-то стиснул ее, не давая рыпаться, и Эш ощутила легкий укол в руку — а потом кабинет затянуло туманом, и он стал далеким и темным.

* * *

Открыла глаза она все в той же комнате. Все так же привязанная к стулу. Генерала рядом не было, и на страже остался только один охранник.

Один. Да что с ними не так?

У Эш запершило в горле, она вспомнила о том, как кричала. О том, что случилось. Нет, их ложь о том, что случилось.

— Эй, — подала она голос, и охранник аж подпрыгнул, вылупившись на нее, когда осознал, что она очнулась и обращается к нему. Он смотрел, выпучив глаза, словно его озадачило то, что она пришла в себя. Было что-то такое в его лице, в чем у Эш не получалось разобраться — и ей захотелось нырнуть в его разум, вытащить мысль, промелькнувшую на его лице, когда их взгляды встретились.

— Ты должен научить меня! Ты должен!

— Я ничего не должен. Ты здесь не командуешь.

— Я… Простите, Учитель. Да. Но… однажды вы планируете меня этому научить?

— Разумеется. Однажды ты овладеешь всем, чем знаю я, и даже большим. Но время еще не пришло. Погружаться в сознание других людей может быть очень опасно…

— Очень хочется пить, — протянула Эш, и ее хриплый голос вполне соответствовал этому утверждению. — Не мог бы ты принести воды? И развязать меня?

Охранник еще мгновение смотрел на нее, потом моргнул и повернулся к небольшому консерватору в углу. Вытащил бутыль с водой и поставил на стол перед Эш.

— Мне приказали тебя не развязывать, — зачем-то признался он и уже через мгновение именно этим и занялся. — Сказали, что ты взбесишься и попытаешься меня убить.

«Возможно», — мысленно согласилась Эш и потерла затекшие запястья.

Он не отходил от стола, и она подняла глаза. Было что-то в его взгляде: словно он хотел поговорить, но не знал, что сказать. Впрочем, Эш все равно не желала слушать, чем бы это ни оказалось. Какая разница, очередное вранье. Она открыла бутылку — холодную воду было почти больно глотать, но Эш осушила полбутылки в считанные секунды.

— Меня зовут Финн, — наконец представился мужчина, когда она опустила бутылку обратно на стол.

— Хорошо.

— Я знал твою мать, — вдруг выпалил он. — Она тебя очень любила, даже когда ты еще была у нее в животе.

Эш старательно подавила порыв взглянуть на него. Потребовалось немалое самообладание, чтобы не разинуть рот и не выплеснуть все вопросы, порожденные его заявлением. Вместо этого Эш уронила голову и молча села на стул. И провела рукой по распущенным, спутанным волосам, нащупывая засохшую кровь, мягко трогая ее подушечками пальцев.

— Он убил ее, чтоб ты знала, — не умолкал Финн. — Твой отец. Он убил твою мать.

Да как он смел!

— Наверное, она заслужила, — отрезала Эш, поднимая голову, чтобы встретить его взгляд. Но слова, тем не менее, оставили неприятный привкус во рту…

И больно задели этого Финна.

— Он был чудовищем. Абсолютно конченым чудовищем… Невыносимо смотреть на то, что он сотворил с тобой, — он глянул на нее так, словно Эш была чем-то нереальным, какой-то кошмарной версией той, о ком он когда-то заботился… всей душой.

— Ты любил ее. Мою мать, — она снова отвела взгляд, не желая более это чувствовать.

— Ее все любили, — тихо отозвался Финн — с отчетливой скорбью, и на миг Эш тоже поддалась ей. Ей захотелось узнать эту женщину, хотя бы немножко. Но она не подала виду, слушай его с показным равнодушием: — Как знать, может, даже он. Каким-то извращенным, ядовитым подобием любви.

Мне нужно, чтобы ты оставалась твердой.

— Он никого не любил, — Эш почувствовала жгучую боль в животе, как будто ее пытались расщепить изнутри. Болело все: спина, руки, шея, желудок, легкие и сердце — словно ее избили до смерти и вывернули наизнанку. Боль становилась совершенно невыносимой каждый раз, когда она думала об Учителе. Надежда, что он вернется за ней, отказывалась умирать. Она почти видела, как он врывается сюда, убивает этого Финна одним махом, берет ее на руки, как маленькую, и несет в свой шаттл.

Ей просто хотелось вернуться к себе комнату, принять душ, смыть эту кровь с волос — его кровь, его кровь! И никогда-никогда не проситься с ним на миссию! Она бы осталась дома, в своей комнате, прилежно училась, тренировалась без писка и не задавала слишком много надоедливых вопросов — только бы он вернулся обратно. Вернулся и забрал ее домой… пожалуйста. Пожалуйста, вернитесь, Учитель, ну пожалуйста…

* * *

Это было унизительно. Никто не знал, как с ней обращаться — поэтому они вели себя так, будто Эш представляла из себя нечто среднее между военной преступницей и беженкой.

Ей подстригли волосы. Они были слишком отвратительными, слипшимися от крови и грязи. Эш не помнила, чтобы когда-нибудь ходила с короткими волосами, и от этого чувствовала себя голой. Одежда, которую ей выдали, была странной — незнакомые яркие расцветки и узоры. Ей больше нравилась старая — форменная, удобная… О таких вещах она раньше не задумывалась. Ее комнату всегда охраняли, чаще всего двое, хотя в этом не было необходимости. Ей некуда было идти. Если бы она попробовала сбежать, ее бы сразу поймали. Кораблем она управлять не умела, так что все равно не смогла бы покинуть эту планету.

Все, что ей оставалось — это ждать.

Справедливости ради, ее положение не стоило называть положением пленницы — ее хорошо кормили, предоставили удобное место для сна. Даже то и дело пытались что-нибудь дать, чтобы развлечь ее. Но Эш понятия не имела, что делать с игрушками, головидео было ей в новинку, она не находила в них смысла. Книги… книги, которые они давали, были странными. По большей части представляли собой выдумки, но были и другие, например, по истории — с их точки зрения, конечно. Эта «история» полнилась смехотворными неточностями — так что Эш провела один день, просто прокручивая книгу и выделяя каждую обнаруженную республиканскую ложь, каждую. Учитель найдет это забавным, когда наконец вернется за ней.

* * *

База раскинулась над большим озером — множество маленьких домов на сваях соединялось длинными деревянными мостиками над водой. Чудовищно непрактично, с точки зрения Эш, но ей нравилось бродить по ним, бросая камушки в воду или наблюдая за рыбами. Теперь ее отпускали гулять одну, наверное, верили, что сейчас она никого не убьет. Эш еще не решила, глупо они поступили или нет.

День выдался прохладный, она жалела, что не надела одну из глупых уродливых курток, которые ей дали, и тут услышала чьи-то приближающиеся шаги. Они остановились прямо за ее спиной.

— Я ваша пленница?

— Ты моя внучка, — ответила Лея, присоединяясь к ней у деревянных перил. — Из всей семьи ты единственная, кто у меня остался, кроме брата… и тот, как мне кажется порой, еще дальше от меня, чем ты.

Некоторое время они молча стояли, глядя на озеро. Эш не нравилось находиться близко к Лее — не нравилось признавать, что присутствие генерала Сопротивления по неизвестной причине ее успокаивало.

— Каким был мой Учитель в детстве? — поинтересовалась Эш, первой нарушив тишину, и бросила камень в воду, следом призвав его в ладонь для нового броска. — Когда он был в моем возрасте?

— Грустным, — голос Леи был напряженным, полным сожаления. — То очень тихим, то вспыльчивым. К двенадцати годам он уже учился у Люка… моего брата… так что мы виделись редко. Оглядываясь назад, тяжело это принять, потому что осознаешь, как много очевидного — того, что должна была сделать, — я не сделала. — Она посмотрела на Эш, которая не сводила глаз с озера. Лея протянула руку, убирая черные волосы с глаз девочки, и Эш не вздрогнула от этого прикосновения. — Каким он был, когда растил тебя?

— Суровым, — откликнулась Эш. — И грустным тоже, как мне кажется, но тогда я этого не замечала. Но он заботился обо мне. Прилагал все усилия, чтобы у меня все получалось хорошо… Не давал мне распускаться и ошибаться… Не скупился на похвалу, когда у меня получалось правильно. Всегда — он всегда говорил мне это, и мне было очень приятно. — Она с силой запустила камень, и тот запрыгал по воде, но на этот раз Эш позволила ему утонуть и остаться под водой. — Мне хотелось, чтобы он гордился мной.

Она ожидала услышать в ответ какое-нибудь избитое утешение, но женщина, бывшая ее бабушкой, удивила ее, не сказав ничего. Эш оценила это — она сама предпочитала молчание пустой болтовне. Они продолжили просто стоять рядом и молчать в быстро наступающих сумерках. Эш старалась не обращать внимания на притягательное тепло и расположение, исходившие от Леи.

— Ты ее не знала, и хотя тебе пришлось воспитываться у него, ты очень похожа на свою мать. — Эш не выдержала и посмотрела на Лею. Не хотелось показывать, как страстно она мечтала узнать о матери, поэтому Эш быстро отвернулась, навострив уши. — Рей была сильной. Стойкой. Она, как и ты, росла, по большей части, одна.

— Я была не одна, — возразила Эш. Голова кружилась от множества вопросов, которые она никогда не смела задать Учителю. Но могла ли она доверить их Лее? Не сейчас, конечно, пока еще слишком рано, но Эш чувствовала, что не сумеет вечно сдерживать любопытство. Даже если ответы будут покрыты паутиной сопротивленческой лжи, она выудит крупицы правды. Ухватится за что-то настоящее, с чего можно начать.

Рей. Ее звали Рей.