Набросок (гет)

Бонка с разочарованным видом вышла из портовой таверны. Этим утром работы для неё там не нашлось — посетителей было немного, и хозяйка с помощью кухарки сама прекрасно управлялась со всей работой. В иные дни Бонке порой перепадала пара монет за мытьё посуды, полов или чистку рыбы, но не сегодня.

Выйдя на причал, Бонка огляделась. Фехт подрядился на заготовку дров и отправился куда-то за город, а она совершенно не представляла, чем занять время до его возвращения. Пока же стала издали разглядывать судно, которое, судя по всему, вошло в гавань ночью или на рассвете и теперь было пришвартовано у дальнего причала.

— Эй, красавица! Скучаешь? Хочешь заработать пять золотых? — оценивающе оглядев её, предложил какой-то высокий смуглый моряк. Говорил он с грубым варантским или южноостровным акцентом, а масляный блеск наглых чёрных глаз не оставлял сомнений в сути предложения, которое он решил сделать Бонке.

— Нет, не хочу, — равнодушно бросила девушка и отвернулась.

Однако южанин оказался настойчив, и в следующий миг Бонка ощутила цепкую хватку сильных пальцев на своей руке.

— Ты что о себе возомнила, нищая тварь? Радоваться должна, что такой человек, как я, обратил на тебя внимание, — зашипел матрос и поволок её к ближайшему штабелю бочек.

— Пусти! — попыталась вырваться Бонка и лягнула обидчика в голень, но хватка у мерзавца оказалась железная, а на удар он словно бы не обратил внимания. Как назло, никого из знакомых моряков или портовых рабочих, которые могли бы ей помочь, поблизости видно не было.

— Эй, любезный! Немедленно оставь девушку! — раздался спокойный, даже, пожалуй, равнодушный голос и дорогу южанину заступил какой-то человек.

— Это что ещё за мясной жук? — презрительно скривился матрос, окинув взглядом нежданного заступника.

Тот и в самом деле выглядел неказисто — невысокий, полноватый, с белым одутловатым лицом, скорее обезображенным, нежели украшенным тонкими тёмными усами. С блёклыми волосами, собранными в жидкий хвост. Одет он был как зажиточный горожанин, а на поясе виднелся лишь небольшой кинжал. На другом боку топорщился какой-то плоский ящик, висевший на переброшенном через рыхлое плечо ремне.

— Проваливай, пока цел! Я же тебя раздавлю, как клопа! — презрительно сплюнул южанин. Пальцев на запястье Бонки он не разжал.

— И, тем не менее, я настаиваю, чтобы ты её отпустил, — не уступал незнакомец. — Или мне придётся позвать стражу.

— Зови! Стражники наверняка захотят составить мне компанию. Эта шлюха может обслужить и их тоже, — оскалился южанин, который свободной рукой уже тянулся к рукояти абордажной сабли, висевшей у него на бедре...

— Эй, Бритвозуб, ты бы и в самом деле вёл себя по-людски, — спокойно предложил кто-то, неслышно оказавшийся за спиной южанина.

— А, это ты... Герн или как там тебя? Не лезь не в своё дело! — быстро оглянувшись, огрызнулся негодяй. — Спасли его на свою голову... — негромко процедил он сквозь зубы.

Однако второй заступник, названный Герном, совету не внял и словами не ограничился. Зайдя сбоку, он врезал Бритвозубу кулаком так, что тот слетел с ног, невольно отпустив руку Бонки. Она сразу же отскочила в сторону и спряталась за спину невысокого незнакомца, который заступился за неё первым.

— Ну, утопленничек, сейчас поглядим, кровь у тебя в жилах или морская водица... — прошипел Бритвозуб, вскочив на ноги.

Он потянулся к сабле, но Герн и на этот раз успел первым. Он ловко пнул южанина в колено, а когда тот на миг утратил равновесие, нанёс ему быстрый удар в челюсть. Бритвозуб опрокинулся на спину, его затылок с громким стуком повстречался с вымощенной камнем пристанью. Жалко зазвенела отлетевшая в сторону сабля.

Поодаль остановились несколько зевак.

— Кажется, ты убил его, — указав на неподвижно замершего южанина, отметил невысокий горожанин. — Но он начал первым, поэтому в суде я буду свидетельствовать в твою пользу. Эта девушка, вероятно, тоже, — добавил он, полуобернувшись к Бонке, которая всё так же стояла у него за спиной.

— Да ну, чего ему сделается, — склонившись над Бритвозубом, хмыкнул Герн. — Его башка, похоже, выточена из того же дерева, что и корабельные блоки. И ума в ней примерно столько же. Пожалуй, оттащу его к нашему капитану, пусть сам с ним разбирается.

Герн подобрал и сунул за пояс саблю Бритвозуба, а потом поднял и его самого. Южанин только застонал, но в чувство не пришёл, поэтому Герну пришлось перебросить его руку себе на шею и придержать безвольное тело за ремень перевязи.

— Спасибо! — вслед ему крикнула Бонка.

— Не за что. Он мне с самого начала не нравился, — скривил в ухмылке широкое костистое лицо, обрамлённое короткой светлой бородой, Герн. — Нужна будет помощь, обращайся. И ты тоже, — кивнул он смелому горожанину и поволок Бритвозуба к недавно прибывшему в порт судну.

Зеваки тоже стали разбредаться по своим делам. Бонка и первый из её спасителей остались одни.

— Меня зовут Джакомо, — представился он. — Я совсем недавно прибыл в Дракию и почти никого здесь не знаю.

— А я Бонка, — сказала девушка. — Тебе я тоже очень благодарна. Этот гад вон какой здоровый, а ты не побоялся...

— Любой достойный человек обязан был поступить подобным образом.

— Ага. Только любые-то мимо проходили, а ты вступился, — улыбнулась она. — Ты торговец?

— Нет, что ты! Я художник, — ответил Джакомо.

— Кто?

— Живописец. Пишу картины.

— Рисуешь, что ли? — наконец поняла Бонка.

— Да-да, рисую, — скупо улыбнулся Джакомо. — Пожалуй, я хотел бы написать твой портрет. Ты очень красива, — отступив на шаг и с прищуром оглядев девушку, добавил он.

Бонка, привыкшая к мужскому вниманию, зачастую навязчивому и бесцеремонному, на этот раз отчего-то засмущалась.

— Фехту бы это не понравилось, — сказала она.

— Кто это — Фехт? Твой муж? — уточнил Джакомо.

— Нет, он мой жених. Мы живём вместе, — с вызовом ответила Бонка.

— Не муж, но живёте вместе... — повторил живописец, изобразив на лице бледную улыбку. — Ну что ж, тогда посоветуйся с ним. Если ты согласишься позировать мне для портрета, то я заплачу тебе двести золотых.

— Сколько? — недоверчиво переспросила Бонка.

— Две сотни.

— Ну, знаешь ли, я тебе не из этих! — отступив на шаг, произнесла девушка. — Сначала корчат из себя благородных, а потом предлагают невесть что...

— Так я же не предлагаю тебе чего-то неприличного! — всплеснул руками Джакомо. — Позировать — это значит просто стоять или сидеть, пока я буду рисовать тебя. Дело это непростое, требует терпения и уймы времени. Поэтому такая высокая цена.

— Только рисовать?

— Клянусь Инносом! Даже пальцем тебя не трону, — ответил живописец... и Бонка отчего-то ему поверила.

— Ну, хорошо... — нерешительно сказала она. — Где ты будешь меня рисовать? Прямо здесь?

— Здесь? Вряд ли тут что-то получится. Сразу же набежит толпа всяких идиотов.

— Это уж точно, — поёжилась Бонка. Ей и самой не хотелось бы торчать у всех на виду под острым, с прищуром, взглядом Джакомо, которым он словно измерял, взвешивал и просвечивал всю её насквозь.

— Тогда приходи через пару часов в таверну «Винная бочка». Я там снял комнату. Знаешь, где это?

— Конечно. Это же лучшее заведение в городе, на главной улице, — ответила Бонка, которая с детства знала в Дракии каждый закоулок.

— Вот и договорились. Хозяину скажешь, что ко мне, он пропустит, — удовлетворённо кивнул Джакомо. — У тебя есть платье поприличнее?

— Нет... А, может, и это сгодится?

— Оно слишком старое. Но это бы ещё не беда, однако оно тебе не по размеру.

— Ну уж какое есть, — с вызовом ответила Бонка.

— Ничего, посмотрим, что можно с этим сделать, — пробормотал живописец, кивнул ей ещё раз и зашагал прочь.

* * *

— Смотри, Бабо, это серафис. Когда он распустится, то венчики цветов будут фиолетовыми. И когда осенью созреют ягоды, они станут такого же цвета. Серафис легко запомнить. Видишь, листья у него расходятся в сторону от корня, словно зубцы королевской короны? — объясняет дед, а его узловатые пальцы, тёмные от въевшейся земли и сока растений, бережно поглаживают широкие жёсткие листья.

Бабо согласно кивает, хоть он никогда не видел королевской короны и понятия не имеет, как она выглядит. Представить властителя Миртаны Робара Второго с охапкой листьев серафиса на голове у него не выходит.

— А вот огненная крапива. Листья у неё помельче, а стебель покрыт тонкими шипами. Если неосторожно схватиться, он больно обожжёт руку, — продолжает дед, подведя внука к следующей грядке. — Серафис любит воду и может расти даже по краям болот. А огненной крапиве нужно, чтобы корни не замокали. Поэтому на дно грядки обязательно надо насыпать слой песка или мелких камешков, а поливать с осторожностью...

Внук протягивает руку к растению, но тут же отдёргивает, ощутив острую боль в пальцах, и... просыпается.

За узким оконцем кельи занимается рассвет. Похрапывает во сне кто-то из послушников, с которыми новичок должен делить ночлег. Бабо чувствует, как щемит в груди. Так бывает всякий раз, когда он вспоминает деда, который был для него самым родным человеком, а перед смертью завещал внуку всё своё имущество.

Энгил, его отец, был недоволен, однако Бабо без колебаний пошёл против родительской воли. Денег от продажи дедовского домишки на окраине Дракии ему хватило, чтобы исполнить свою мечту — добраться до срединной области Хориниса и поступить в монастырь Огня.

Магом Бабо хотел стать с раннего детства. И, хоть отец желал, чтобы он вернулся на ферму и помогал ему в работе, поступил по-своему. Но если ослушаться Энгила оказалось легко, то расставание с Фехтом и Бонкой далось ему куда тяжелее. Может статься, что он никогда больше их не увидит. И от осознания этого на душе становилось муторно и холодно.