Старинная шпалера (джен)

* * *

Чудо свершилось. Через несколько дней, томительных и мучительных для всех обитателей замка, Анри снова открыл глаза. На этот раз граф был более осторожен: рядом с постелью Анри день и ночь находилась сиделка. Она, увидев, как юноша пошевелил головой и пытается открыть глаза, немедленно отправила слугу известить хозяина.

Граф немедленно пришел к постели сына. Он увидел мертвенно-бледное лицо, потухший взгляд Анри, и его сердце сжалось. Это были глаза мертвеца. О, сколько раз за эти две недели отец сжимал кулаки от обиды и гнева на сына! Сколько раз пытался и не мог понять и простить его бесчестный, ужасный поступок! Но лишь на одно мгновение заглянув ему в глаза, он лишился всякого гнева и обид. Он ужаснулся тому, что увидел. Он встретился взглядом с самой смертью. Теперь он не решился бы даже на самый мягкий упрек. Все уже было неважно…

— Как вы себя чувствуете, мальчик мой? — граф сел на стул рядом с постелью сына и положил ладонь на его руку. В свой вопрос отец попытался вложить всю любовь, на которую только был способен. В ответ Анри попытался улыбнуться, и когда ему это не удалось, отвернулся и закрыл глаза. Он был не в силах говорить.

— Бог услышал мои молитвы и вернул мне вас. Теперь я очень хочу, чтобы вы поскорее поправились, Анри. Обещайте же пощадить своего старика-отца и не совершать больше никаких глупостей.

Юноша с трудом, будто совершая невероятное усилие, кивнул. Отец поцеловал его в лоб, несколько мгновений подержал его за руку и вышел.

Анри закрыл глаза. И тотчас в памяти всплыл страшный, пророческий сон, что мучил его накануне трагедии.

Это был кошмар, повторявшийся несколько ночей подряд. Во сне молодой виконт заходил в какую-то маленькую светлую часовню, преклонял колена, и молитва была для него легкой и сладкой. В благочестивом порыве он подходил ближе к алтарю, на котором он видел чашу удивительной красоты. И внезапно из чаши выбиралась черная, огромная змея с горящими глазами, обвивала онемевшего от ужаса виконта и жалила его сначала в уста, а потом в сердце… Тогда он никак не мог понять, что значит это зловещее видение. Жена тогда успокаивала его словами из Писания, что сны — ложь и верить им нельзя. Он соглашался, но внутри еще долго оставался привкус пережитого ужаса, омерзения и отчаянья…

Как показали дальнейшие события, сон был пророческим. Ангел оказался демоном. Рай — адом. И душа его навеки была отравлена и искалечена. Анри снова почувствовал, как погружается в ужасную, болезненную черноту. Желая сдержать обещание, данное отцу, он усилием воли пытался побороть наваливающийся мрак, но силы убывали, а тьма уверенно подбиралась все ближе и ближе… Граф обратил взор на шпалеру. И Анри вдруг почудилось, что архангел Михаил отвернулся на мгновение от попираемого чудовища и посмотрел с гобелена прямо на него. И, что странно, после этого чернота немного отступила, дышать стало легче. Анри, совершенно обессилев от борьбы, закрыл глаза и провалился в спасительное забытье.

* * *

Молодой виконт медленно возвращался к жизни. Его крепкий организм потихоньку восстанавливался, юность восторжествовала над смертью. Вскоре Анри уже мог передвигаться по дому и даже совершать небольшие прогулки в сад. Но тревоги в замке не убавилось: Анри за все время не произнес ни слова. Это страшное молчание вызывало серьезные опасения врачей и очень беспокоило отца. Он пытался поговорить с сыном, но тщетно: едва отец успевал закончить первую фразу, Анри почтительно и печально целовал ему руки и уходил настолько быстро, насколько только был способен. Он избегал любого общества, прячась целыми днями либо у себя в комнате, либо в саду, либо в замковой часовне.

Эта тишина закончилась однажды утром: Анри встретил в саду Жана-кузнеца и попросил его сходить за братом Дамианом в соседний кармелитский монастырь. Жан, несказанно обрадованный такой переменой, немедля выполнил просьбу хозяина, не забыв сообщить приятную новость старому графу. Тот облегченно вздохнул: сын заговорил и потребовал священника. Значит, дело пошло на поправку.

Брат Дамиан был давним другом Анри. Этот сухонький крепкий старичок в коричневой рясе знал молодого графа с малолетства. Он много лет был его духовником и знал юношу, как свои пять пальцев. Конечно же, он сразу же приехал в Ла Фер. Анри уже ждал его в замковой часовне.

Разговор был долгим. Анри исповедался, попросил отслужить обедню. За Мессой он причастился Святых Тайн и, хотя еще был слишком слаб, остался в часовне до позднего вечера, отказавшись ужинать. В полночь граф, обеспокоенный долгим отсутствием сына, отправился в церковь. Там он нашел Анри коленопреклоненным и, казалось, погруженным в глубокую молитву. Подойдя поближе, отец обнаружил, что сын почти лишился сознания. Рана была еще слишком свежа, юноша только-только начал поправляться. Граф осторожно привел его в чувство и отвел в дом.

Утром следующего дня граф увидел сына в саду. Тот явно разыскивал его. Едва заметным знаком отослав слуг и садовника, отец направился навстречу сыну. Юноша подошел к нему, снова поцеловал ему руку, а потом вдруг неожиданно обнял отца здоровой рукой, положив голову ему на плечо. От такой внезапной нежности у графа слезы выступили на глазах. Он крепко прижал сына к себе. Потом произнес еле слышно:

— Анри, мальчик мой. Я здесь. Отец рядом с тобой…

Это были заветные слова. Граф всегда говорил их сыну, когда хотел поддержать его в трудностях, ободрить в тяжелые моменты. Анри в ответ еще крепче обнял отца и прошептал:

— Простите меня, отец… Простите меня…

Они сели на скамейку. Долго молчали. Наконец Анри заговорил:

— Я знаю, отец, что я безмерно виноват перед вами. Я заслужил тысячу ваших упреков, но не услышал от вас ни одного. Я заставил вас страдать. Не смею просить вас о прощении: мне, как сыну, нет оправдания. Я пришел просить у вас наказания. Прошу вас указать мне, чем я могу искупить свою вину перед вами. Что бы вы ни приказали мне сделать, я клянусь исполнить все беспрекословно. Я с радостью приму вашу волю, какой бы она ни была.

Граф посмотрел на сына. Их взгляды на мгновение встретились. Анри быстро отвел глаза, но отец снова успел заметить: в глазах его юного, 25-летнего сына не было ни одной искры жизни. От этого секундного взгляда у графа заныло сердце. Он тихо проговорил:

— Анри, сын мой... Я был бы самым ужасным отцом на земле, если бы осмелился упрекать или обвинять тебя в чем-либо. Мне больно смотреть на твои страдания. Я бы отдал жизнь, чтобы избавить тебя от них. Ты таишься от меня, ты пытаешься в одиночку выбраться из бездны, в которую попал. Но я вижу, что с тобой происходит. Ты выздоравливаешь телом и уже через неделю сможешь сесть в седло и держать в руках шпагу. Но твоя душа бьется в агонии. О, если бы я знал, как оживить твое сердце!..

Анри слушал отца, закрыв глаза и до крови закусив губу. Он сильно побледнел, но старался выглядеть спокойно. Старый граф вдруг понял: нужно раскрыть эту сердечную рану. Нужно нанести сыну удар, чтобы спасти его от безумия. Он крепко сжал его руку и заговорил об Анне де Бейль. О том, что ему известно про клеймо. О том, что Анри избежал смерти лишь чудом, потому что лезвие кинжала скользнуло по металлической бляшке на камзоле, поэтому удар пришелся не на сердце, а чуть выше…

Казалось, что Анри задыхается. На лице выступили крупные капли пота. Свободную руку он прижимал к груди, а другую пытался вырвать из отцовской ладони. Но граф не выпускал его. И вдруг замолчав, порывисто прижал его к себе. Тотчас же с облегчением почувствовал, как сына сотрясают рыдания. Он зашелся тяжким плачем, как маленький ребенок. Анри просто выворачивало наизнанку, будто от ужасной тошноты. Он толчками выбрасывал из себя какие-то слова и вздрагивал…

Буря постепенно утихла. Отец проводил сына в дом и уложил в постель: у него снова начался сильный жар. Пришедший лекарь внимательно осмотрел больного и заявил, что никакой опасности нет — это уже остаточный рецидив болезни, вызванный нервным потрясением. И действительно, жар потихоньку спал и к утру Анри спал крепким здоровым сном.

* * *

Неделю спустя, когда вечернее солнце залило золотом верхушки вековых деревьев в графском парке, отец позвал Анри к себе. Они вышли из замка и медленно пошли по главной аллее парка. Наконец, граф остановился и заговорил:

— Я много думал о вас, Анри. Во время последней нашей беседы вы спрашивали меня про наказание. Нет, сын мой. Я не стану ни упрекать вас, ни наказывать. Я просто хочу кое-что предложить вам. Я вижу, как тяжело вам находиться здесь, в Ла Фер. Вы просили меня хранить ваше выздоровление в глубокой тайне. Поэтому все наши соседи уверены, что мой единственный сын умер или находится одной ногой в могиле. Я понимаю вас и ни о чем не стану спрашивать вас. Но я хорошо вас знаю, сын мой. Я знаю, что вас мучает и гнетет. Поэтому я предлагаю вам оставить родовое гнездо и поступить на службу.

Анри удивленно поднял глаза на отца. Тот продолжал:

— Да, поступить на службу. К его величеству Людовику 13-му. Я с болью смотрю на вас и вижу, что ваше сердце наполнено страданиями и мыслями о смерти. Но я отказываюсь верить в то, что мой сын — слабохарактерный слюнтяй, который снова будет искать момента наложить на себя руки. Вспомните о том, что вы дворянин, Анри. А у любого дворянина, помимо любви к женщине, есть еще любовь к отечеству. Вы — потомок славного древнего рода, не раз приносившего пользу нашей прекрасной Франции. И я надеюсь, что вы достойно продолжите дело своих предков. Так будьте же мужчиной! Поезжайте в Париж, поступите на службу, и служите своему королю и своей стране. И коли вы ищете смерти, то ищите ее, как мужчина, как воин. Идите и сражайтесь за свою страну, своего короля. Если вы считаете, что ваше имя обесчещено — возьмите себе другое и покройте его славой. Чтобы когда вы вернетесь в родной дом и снимете все маски, никто не смел даже подумать о вас плохо. Если же вы погибнете, то это будет смерть достойная дворянина. Не гневите больше своего Создателя, не унижайте себя самого… Она того не стоила, мальчик мой.

Анри вздрогнул. Он не мог выносить даже малейших напоминаний о жене.

— Да, она того не стоила. Бог одарил вас великим сердцем, сын мой. Так отдайте свое сердце благородному делу. Не тратьте себя на напрасные сожаления и бесплодные химеры. Отдайте себя в руки Божьи, живите сегодняшним днем и положитесь на Провидение. Ибо кто, как не Бог, может исцелить ваши раны и исполнить ваши желания? Преклоните колено, Анри!

Анри послушно опустился на одно колено. Граф снял с себя шпагу вместе с перевязью и одел на сына.

— Эту шпагу подарил вашему прадеду король Франциск 1-й, считавший его своим другом. Примите же ее и поклянитесь никогда не осквернить это славное оружие никаким бесчестным деянием. Будьте самым благородным и самым храбрым из всех дворян. Будьте достойны своих предков.

Анри поднялся. Крепко сжав руку отца, он медленно проговорил:

— Я сделаю так, как вы сказали, отец. Я недостоин называться сыном такого великого человека, как вы. Но я приложу все силы, чтобы стать достойным. Я скроюсь под другим именем до тех пор, пока не искуплю свою вину перед вами. Я еду в Париж сегодня же.

Сборы в дорогу заняли чуть больше часа. Около полуночи Анри простился с отцом, вскочил в седло и вскоре исчез в ночной темноте. Молодой наследний графства де Ла Фер исчез. А через несколько дней в знаменитом мушкетерском полку господина де Тревиля появился новенький солдат со странным именем Атос… Так называлась одна из тех горных вершин, которые были изображены на старинной фамильной шпалере…