Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Когда-то. In aeternum.
Странники показались на окраине городка в разгар Матарики(1) и было их двое — мужчина в чёрном и девушка в одежде светло-зелёной и яркой, словно в соответствие фамилии, что она носила когда-то.
Может, прибудь они днём… но случайно или нет — дорога привела их сюда в час, когда дневные заботы уже окончены и люди расходятся по домам отдохнуть перед ночным празднеством. Так что почти никто из местных не заметил ни откуда они прибыли, ни когда ушли.
Несмотря на ранний ещё вечер, в зените ясно светлела луна — почти полная, лишь с одного края будто кто-то из многочисленных здешних богов отломил неровный кусочек.
Копыта лошадей бесшумно ступали по утоптанной земле, едва слышно позвякивала сбруя, а сами странники хранили молчание, извилистыми улочками правя в сторону сплошь заросшего травой высокого холма, возвышавшегося поодаль и от городка и от обрывистого берега, за которым распростёрся, сколь хватает глаз, океан.
Так же молча, не сговариваясь и вовсе не произнеся ни слова, они оставили лошадей у подножия, окинув склон похожими взглядами — словно привыкли готовиться ко всему, не делая скидок на внешнюю лёгкость.
На вершине их встретил лишь ветер… но дальше, где противоположный склон плавно переходил в словно вознесённую над землёй долину, поднимались деревья — высаженные полукругом, точно стражи, охраняющие кого-то. Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что — не полукругом, но кольцом. На самой невидимой границе, очерченной зеленеющим на светлой земле подлеском, идущий впереди мужчина остановился, точно не решаясь шагнуть внутрь. Отставшая на пару шагов девушка, всё это время не сводившая со своего спутника внимательного взгляда, приблизилась и положила ладонь ему на плечо. Тот не отстранился, но и не накрыл её своей… просто шагнул вперёд.
Здесь могло быть темно, но деревья не смыкались кронами, оставляя высоко вверху прогал, сквозь который жемчужно светилось серо-голубое небо — а мягкий полумрак внизу рассеивали будто случайно оставленные узорчатые бронзовые светильники, отбрасывающие, как в театре, причудливые оранжево-чёрные тени. В этом смешении цвета казалось, будто поднимающиеся ближе к центру круга неровные камни сами собой вырастают из земли… если бы не где почти стёршиеся, а где отчётливо видимые имена на них, начертанные чьей-то почтительной и твёрдой рукой.
Перед одним из них пришедший сюда мужчина и остановился, впившись взглядом то ли в буквы, складывающиеся в незнакомое имя… то ли в надпись под ними. Медленно, будто во сне, опустился на колено и протянул руку, точно пытаясь убедиться, что те — реальны, но едва коснувшись самыми кончиками пальцев, содрогнулся, словно от боли. Его спутница шагнула было к нему, но на середине движения развернулась пируэтом, привычно потянувшись к висевшему на поясе мечу — за миг до того, как оцепенение этого места разрушил звонкий голос, в котором мешались смущение и любопытство:
— Вы ведь Гарри, правда?..
*
— Вы ведь Гарри, правда? Я сразу догадалась!
Пока тот, кто носит теперь совсем другое имя, с трудом выбирается из воспоминаний, захлестнувших с головой, проходит всего несколько секунд, пусть ему и кажется — много дольше.
Девочка, в своём светлом платье похожая на видение, глядит без страха — словно вовсе ничего не боится, даже встретив в уединённом месте двух вооруженных людей. На вид лет шести, в руках охапка, похоже, только что нарванных где-то цветов — размером едва ли не больше её самой. Цвету щекочут лицо и пахнут так, что девочка забавно морщит нос, стараясь не чихнуть, но не сводит с него горящих любопытством глаз.
Астерия отпускает рукоять меча и, смеясь, отвечает за него:
— Гарри он, Гарри… а ты у нас кем будешь?
Пока та серьёзно обдумывает вопрос, Гарри понимает, что ему ответ уже и не нужен — потому что вот он: смотрит на него такими знакомыми карими глазами.
— Путешественником!
— Прости?.. — чуть растерявшись, уточняет Астерия.
— Не за что прощать! — как ни в чём не бывало, отвечает девочка. — Я точно буду путешественником! Побываю везде-везде! Узнаю всё-всё!
Пока понявшая свою ошибку Астерия, улыбаясь, уже прямо спрашивает, как её имя, Гарри, прикрыв глаза, невольно вспоминает — и думает, как же сильно был неправ.
— Генрих! Вернись к нам! — в голосе Тери звучит лёгкая, незлая насмешка — и ей вторит смех девочки, отчего-то совсем не кажущийся неуместным даже в таком месте. — Знакомься, это — Лето. А кто ты, она уже откуда-то знает…
Девочка с говорящим именем торопливо изображает нечто вроде поклона, зарываясь лицом в цветы и всё-таки чихает, вмиг разрушая всю предполагаемую торжественность момента. Астерия невольно смеётся и даже Гарри не может сдержать улыбку — так забавно та выглядит сейчас.
Лето, однако, и не думает обижаться — не успев ещё выпрямиться, выпаливает:
— Мне бабушка рассказала! Правда… всего раз... — она вновь задумывается, и сердце его сбивается с вечного ритма — эта девочка хмурится с таким похожим выражением… чтобы всего через миг просиять: — А ещё… альбом!
— Альбом?.. — наконец, совладав с собой, внезапно охрипшим голосом переспрашивает Гарри.
— С рисунками! — с готовностью объясняет она. — Там столько всего! Такие дома — высоченные и красивые-красивые! И люди странненькие-странненькие! О, — вдруг округляет глаза, — я же могу показать!
Она доверчиво протягивает цветы Тери, торопливо тянется к расшитой белыми маргаритками(2) плоской сумке, висящей на боку — явно слишком большой для неё, но уже отстегнув застёжку, останавливается и даже делает шажок назад.
— Вы ведь не скажете, что я его взяла? — подозрительно спрашивает она — почему-то только у Астерии. — Его нельзя смотреть, никому-никому!
— Обещаю! — церемонно склоняет голову Тери, стараясь не улыбнуться.
Лето окидывает её долгим придирчивым взглядом, точно решая, стоит ли довериться, и наконец кивает в ответ со всей гордостью и достоинством, на которые способен ребёнок шести лет.
Из сумки показывается тот самый альбом — в переплёте светло-коричневой кожи с изрядно потрёпанными краями. Гарри опускается на колено и принимает его, открывая дрогнувшими пальцами. Первый же рисунок заставляет замереть: тонкая фигура девушки, стоящей над обрывом и глядящей на уходящую вдаль дорогу, набросана одними штрихами, но так, что он буквально чувствует ветер, растрепавший её волосы и рвущий подол платья. Девушка обнимает себя руками. От рисунка веет такой неизбывной тоской, что Гарри чувствует, как где-то внутри вновь поднимается волной, казалось, давно забытая боль пополам с отчаянием…
Перевернуть страницу оказывается безумно тяжело, но — он не для того так долго искал это место, чтобы сейчас отказаться от правды. Всей правды.
Страница за страницей обнажают перед ним — не мысли и не воспоминания, но жизнь. Знакомые виды перемежаются незнакомыми лицами, портреты — пейзажами, полустёршиеся карандашные наброски — яркими акварелями… Порой целые листы исштрихованы или даже закрашены так, что уже никак не понять: что же было на них?..
Перевернув очередной, Гарри чувствует, как что-то словно обрывается внутри — с растушёванного цветом неба листа на него смотрит лицо Гермионы(3) — такой, как он её запомнил... Не той ночью, когда жизнь примипила Харри фон Хафнера закончилась для всех и для него самого тоже, нет — тем ярким солнечным днём, когда увидел незнакомку, уснувшую у водопада, в волосах которой запутались белые цветы камнеломки, едва заметно пахнущие миндалём.
Он не знает, как долго, не отрываясь, всматривается в глаза своего прошлого, так и не ставшего настоящим, когда в какой-то момент рисунок накрывает тень, а потом его обнимают.
Лето, обхватив его шею своими ручками, прижимается крепко-крепко — и шепчет прямо в ухо: «Я знала, что ты придёшь! Бабушка говорила, ты обязательно придёшь, чтобы попрощаться с ней! Никто не верил, даже мама, а я знала! Всегда знала!» Гарри слушает этот шёпот и чувствует, как внутри словно распадается, истаивает до предела сжатая пружина долга, страха и ожиданий, оказавшихся такими ошибочными, нелепыми и глупыми, что от этого — его наполняет какая-то неправильная, совсем незнакомая лёгкость.
Ведь всё это время он и правда ошибался. Гермиона не мучилась здесь, в страхе доживая отпущенные ей дни — нет, она жила, по-настоящему жила, и в её жизни были любимые и любящие люди, разделившие с ней годы и десятилетия, полные нового: совсем отличного от того, что она оставила в далёком не только расстоянием Риме. Этот альбом — не одно лишь прошлое, но и её настоящее, бесконечно продлевавшееся с каждым прожитым днём.
А девочка, тепло и доверчиво обнимающая его за шею — её будущее.
«Наверное, — думает он, — Гермиона поняла это давным-давно». Потому и смогла вновь начать жить, оставив прошедшее там, где ему и место — лишь в воспоминаниях.
Может, теперь — его черёд?..
Гарри поднимается на ноги, осторожно придерживая за спину так и не отпустившую его Лето и оборачивается, вновь читая строки, высеченные под чужим ему — но ставшим для неё собственным именем.
«Мы дрейфуем в океане разума. Всю жизнь мы большей частью занимаемся тем, что прокладываем курс среди мелководий и штормов, развлекаемся в тысячах портов, высаживаемся на незнакомых островах, берем на борт гостей и иногда бросаем якорь, чтобы погреться в лучах солнца. Цель же нашего путешествия не имеет значения»(4).
1) Матарики — праздник восхода Плеяд или Плеяд и Ригеля у маори. В современности часто приравнивается к празднованию наступления нового года, но хронологически предшествует ему. Много интересного об этом празднике и его корнях можно найти здесь: https://www.matarikifestival.org.nz и здесь: https://matariki.twoa.ac.nz
2) https://www.istockphoto.com/photo/meadow-with-white-marguerite-daisy-flowers-in-bloom-on-stewart-island-new-zealand-gm1582051317-528740436
3) https://disk.yandex.ru/i/RovgDq_2t-s5XA / https://drive.google.com/file/d/1EL1QEgfCbLFheCeFr6tDeK16KAfF3qe5/view?usp=sharing
4) Джек Макдевит — «Око Дьявола».
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу