Записки юного целителя (джен)

В просторном вестибюле — приемном покое дроиды сортировали прибывших раненых. Только носилок, несмотря на бешеную суету дроидов, меньше не становилось. Ага, поняла: красный сигнал над дверьми операционных — знак о том, что все они заняты.

— Обычные протоколы сортировки раненых не справляются, мэм. Пострадавших слишком много, — тихо произнес всклокоченный целитель.

— Да, я вижу. Меняем схему. Первыми на освобождающиеся столы легких и на ампутацию. Остальных по возможности вводим в лечебный транс в экспресс-режиме.

— Но мы не успеем перепрограммировать…

— Значит, в ручном режиме. Девочки, включайтесь: завозите в освободившиеся операционные те каталки, которые дроиды-диагносты отмаркировали зеленым или желтым. Голубую маркировку — в перевязочные. А мы пока попробуем облегчить страдания «красных».

Мы сорвались с места. Несколько минут неимоверной суеты, потом муторное ожидание того, когда наконец перевязочные и операционные освободятся от первых тяжелых. Дальше все заработало как конвейер. И у нас появилось время и желание оглядеться вокруг чуть внимательнее. Практически все лежащие на носилках раненые, даже те, кто, по мнению дроидов, считались легкими, находились в забытьи. Несмотря на гул кондиционеров, в помещении пахло горелым мясом и, несмотря на силоизоляцию, — болью.

— Они умрут? — тихо шепчу, ни к кому не обращаясь.

— Ну что ты, девочка. Большинство восстановится через несколько дней.

Отозвавшаяся Вокара Че смотрит на уже быстро рассасывающуюся очередь из носилок.

— А те? — я не могу отвести взгляд от отвезенных в сторонку тяжелых.

— За тех мы будем бороться. Хочешь помочь?

— Да! Но… Разве я сумею?

— Сумеешь. Тебя же учили общению в Силе. Значит, сядь рядом, коснись ауры пациента и пожелай ему выздоровления.

— И все?

— Пока да.

— Я сейчас!

Несусь к крайним носилкам. На них молодой парень, падаван, наверное. Глаза закрыты. Все равно улыбнуться. Главное — не смотреть на обрубок руки. Захожу с другой стороны и осторожно касаюсь его пальцев: «боли нет — есть покой. Все будет хорошо. Обязательно».

Ресницы вздрагивают, и на меня смотрят глаза моего первого пациента. Голубые. Подумалось, что я запомню их на всю жизнь. Тут же вздрагиваю от хриплого шепота:

— Хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается?

— Больно? Я сейчас!

Сжимаю пальцы сильнее и пытаюсь переключить его боль на себя. На несколько секунд вроде бы получилось. Но потом меня буквально накрыло чужой болью. Следующие минуты выпали из памяти. Из состояния транса меня выдергивает чей-то резкий возглас.

— Врача!

Руки подошедшего целителя помогают мне встать, а запах нашатыря окончательно возвращает сознание. Оглядываюсь. Рядом со мной стоит рыжеволосый мужчина в рваной одежде. Не знаю откуда, но у меня появилась уверенность в том, что он тоже ранен. Что не мешает ему ловко поймать за рукав торопящегося вернуться к раненым целителя.

— Я не для этого вас звал! Почему Энакин все еще здесь? Его надо немедленно…

— Рыцарь Кеноби, возьмите себя в руки! — в голосе целителя нет и тени сочувствия.

— Безобразие! Где старший целитель?!

Зря он это. Во-первых, торопящегося целителя это не остановило. Во-вторых, вышедшая из операционной Вокара Че вопль услышала. Мало того, подчиняясь отданному ею походя приказу, пустые носилки подкрались к рыцарю сзади и, ударив ничего не подозревающего Кеноби под колени, лихо загрузили добычу себе на борт. Пасс ближайшего целителя, и скандалист уже в лечебном трансе.

— Так-то оно лучше.

Лекари возвращаются к другим пациентам. А я на всякий случай касаюсь руки рыцаря: «Не волнуйтесь, с вашим падаваном все будет хорошо».

— Не отвлекайтесь, юнлинг. Собственные силы тоже беречь надо, — кидает мне через плечо Вокара Че.

— Эй, кнопа, твою начальницу из ситхов за свирепость точно не выгоняли? — тихонько, сквозь боль, но хихикает мне в спину Энакин.

— Я не Кнопа, я Манюня, — огрызаюсь на бегу.

Сила Великая! Что это на меня нашло? Неудобно-то как. Но думать об этом некогда. Раненые не ждут. Круговорот страданий и боли затягивает на несколько часов.

— Довольно. Иди отдыхать.

Голос лекаря вновь заставил вздрогнуть от неожиданности.

— Но я…

— И без разговоров. Не менее сорока минут на попить чаю и расслабляющую медитацию. Комната отдыха там.

Делать нечего. Иду, куда послали. Йошка уже там. От самых дверей хватает меня за руку и волочет к чайному столику. Пока я почти падаю в мягкое кресло, она уже подбегает с налитым чаем и бутербродами. Несколько минут с закрытыми от блаженства глазами наслаждаюсь ароматом напитка. Есть, если честно, совсем не хотелось. Но это пока первый кусочек не откусила.

Наконец появляются силы и желание осмотреться. Оказывается, мы тут не одни. Чуть в стороне, не шевелясь, сидит Ксенен.

— Не трогай его, — ловит мой взгляд Йошка. — У него мастера убило.

— И что теперь?

— Не знаю.

Моя подруга-пророк впервые чего-то не знает. Только удивиться этому я не успела. Веки вдруг слиплись, и я провалилась в глубокий сон.

* * *

Проснулась оттого, что солнечный луч щекотал мой нос. Я здесь всю ночь проспала? Ой! Тихо вскочила и поспешила в коридор. И тут же оказываюсь в центре некоего не вполне понятного мне шума-гама. В исполнении Йошки.

— Мастер Че! Мастер Че! В палату Скайуокера дамочка рвется!

Поворачиваю за угол и обнаруживаю троих: наряженную в униформу корпуса целителей Йошерузу, незнакомую мне женщину в причудливых, явно не джедайских одеждах и спешащую на место разгорающегося скандала старшую целительницу.

— Госпожа Наберрие? Вам действительно не следует здесь находиться…

Пока меня не заметили, ныряю за первую попавшуюся дверь. Наверное, изначально это планировалось как служебное помещение. Но теперь здесь палата. Причем двухместная. Между двумя кроватями даже узкий проход остался. Стандартный меддроид в него едва ли протиснется, разве что дрон. Особенно из-за стоящего между кроватями ведра с бактой. Полноценную бакта-камеру сюда не затащишь, вот лежащий на животе раненый просто опускает в ведро культю искалеченной руки. На второй постели внешне гораздо более легкий больной. Мало того, его я узнаю первым: тот рыжий скандалист — рыцарь Кеноби. Впрочем, он-то меня естественно не узнал. Хотя появление заметил. Надо срочно придумать повод своего появления.

— Я заглянула спросить… Вам что-либо требуется, сэр?

— Нет, ничего не нужно. Спасибо, — равнодушно пожимает плечами рыцарь.

— А-а-а, Манюня. Привет.

Голос лежащего на животе звучит хрипло. Но я узнаю своего вчерашнего пациента Энакина.

— Привет! Больно?

— Неважно. Чтобы протез легче приживался, надо потерпеть. Слушай, там в коридоре шум. Наверное, это сенатор Наберрие…

— Да. Мастер Че называла это имя.

— Передай ей, пожалуйста, чтобы уходила. Я не хочу, чтобы она видела меня… больным.

— Хорошо.

Возвращаюсь в коридор. Легко сказать, «передай». Вот так, запросто подойти к незнакомому разумному, да еще к сенатору и сообщить наверняка неприятную ей вещь. Но я пообещала. Значит надо выполнять. Благо сенатор никуда не ушла и все еще не оставляет попыток прорваться мимо Вокары Че. Включаю на полную все свои способности убеждения, буквально волну сочувствия и умиротворения перед собой гоню.

— Простите, мэм. Вы сенатор Наберрие?

— Да. А в чем, собственно, дело?

Выплескивать свое раздражение на маленькую девочку она не готова, но сдерживается едва-едва. Усиливаю волну воздействия. Не очень технично, но женщина расслабляется. Теперь она готова меня услышать.

— Энакин просил передать, он очень сожалеет, но сейчас у него очень важная медитация. Вы можете навестить его… чуточку позже.

— Это правда? Ему действительно ничего не угрожает?

— Юнлингам нельзя врать.

— Спасибо.

Сенатор Наберрие неожиданно наклоняется и целует меня в лоб, после чего стремительно уходит. Густо краснею и стараюсь не смотреть в сторону целительницы. Вообще-то я не врала, а просто творчески отобразила действительность. Для пользы дела. А все равно стыдно.

— Юнлинг Стоун? Вижу, ты уже восстановилась после вчерашнего.

Вокара Че заговорила совсем не о том, о чем я думала. Я же поняла, почему она не пыталась утихомирить сенатора ментально. Целительница устала так, что еле на ногах держится! Пока я бессовестно дрыхла без задних ног, она всю ночь от операционного стола не отходила.

— Молодец, что оправилась. Твои свежие силы сейчас очень кстати, — кажется почувствовала мои мысли целительница. — Надо подготовить Скайуокера к операции. Он измотан болью, выбит из колеи самим фактом увечья и нуждается в поддержке. Оттого, в каком настроении он ляжет на операционный стол, во многом будет зависеть успех протезирования.

А рыцарь Кеноби пострадал куда серьезнее, чем мне показалось. Иначе почему он не поддерживает своего падавана?

— Сколько у меня на это времени?

— Думаю, что сумею приготовить протез часа за три…

Эти взрослые иногда бывают такие странные. Ну почему прямо не сказать, что если целительница не поспит хотя бы три часа, у нее руки во время операции трястись будут?

* * *

Мудрая Вокара Че оказалась права. Большая часть пострадавших через несколько дней покинула палаты. Только меньше работы у целителей от этого не стало. Бои полыхают по всему Внешнему Кольцу, а решением Совета Ордена большинство рыцарей отправились командовать отрядами армии Республики. Но очень мало кто из них руководит вверенными силами из штаба. Личное участие в бою считается обязательным. В результате наши палаты не пустуют.

Наши — не в смысле Храма. Наши еще и потому что часть юнлингов теперь младший медперсонал палат исцеления. Сперва мы пытались совмещать работу с больными с продолжением занятий по базовой подготовке. Потом многие предпочли всецело погрузиться в учебу. Другие, особенно неутомимые как Йошка, ухитряются совмещать учебу и работу. Третьи, среди них мы с Ксененом, все время проводим в палатах исцеления.

Жаль его. Оставшемуся без мастера падавану идти оказалось некуда. В условиях, когда рыцари гибнут едва ли ни каждый день, шансов найти нового наставника у него ускользающее мало. Не таким он видел свой путь в Ордене. Но он молодец — держится мужественно. Делает то и там, где он может принести наибольшую пользу.

И сорвался только однажды. На второй день после похорон умершего уже у нас на операционном столе мастера зашел ко мне спросить большие ножницы. А я имела глупость спросить, зачем.

— Затем, что это мне больше без надобности.

Одно движение, и падаванская косичка упала к ногам, а на лице застыла маска неестественного спокойствия.

— Ой… Разве так… можно.

Я уже поняла, что говорю что-то не то, но что сейчас будет «тем» не понимала. Маска спокойствия смазалась гримасой боли и гнева.

— Кто теперь мне может запретить?.. Он должен был взять меня с собой!

Я почти уже ляпнула, что мастер ничего не должен своему падавану, но вовремя прикусила язык.

— Должен! А он бросил меня здесь, сославшись на мою неготовность к серьезной битве! И что теперь?

Теперь в Ксенене кричал страх. Мне стало не по себе, и я забормотала какую-то глупость, сама не веря в свои слова. Только бы не молчать.

— Теперь все будет хорошо. Правда. Честное слово. Наши победят. Много проявивших себя на поле боя падаванов станут рыцарями и будут искать себе учеников. Представляешь, как здорово иметь мастера, который всего на несколько лет тебя старше?

К концу моей сумбурной речи Ксенен взял себя в руки, сухо попрощался и ушел. Он-то с опасными эмоциями справился, а меня от мыслей о сотнях сломанных войной судеб до сих пор потрясывает.

О себе-то я особо не переживаю. Моя карьера архивариуса никуда от меня не денется. Не велика премудрость. А здесь мне неожиданно нравится. Стесняться раненых мне просто некогда. Работы по горло.

Нам даже спальни выделили прямо здесь, чтобы на хождение в жилой корпус и обратно время не тратить. Удобно. Одно плохо: спальня для девочек совсем маленькая и тесная. Писать дневник там можно только сидя в кровати. Поэтому я предпочитаю делать это во время ночных дежурств.

— Инэри, привет!

— Привет, Энакин.

Энакин Скайуокер, который на самом деле уже не падаван, а рыцарь, тихо выскользнул из своей палаты в маленький холл, где стоит мой пост.

— Можно?

— Конечно.

Киваю и поспешно опускаю взгляд. Не хочу, чтобы он заметил восторг в моих глазах. Как иначе, если Энакин Скайуокер схлестнулся с самим ренегатом Дуку? Так что мой восторг вполне оправдан, просто демонстрировать его — лишнее. Не потому что герой не достоин этого. Потому что кто я такая, чтобы хотя бы в мыслях приближаться к герою. Хотя портрет Скайуокера я добыла, и обязательно повешу его над своей кроватью, как только Энакин поправится и уедет. В жилом помещении медперсонала пациенту делать нечего, но все равно.

Это получилось совсем случайно, но я видела, как Энакин Скайуокер целовался с той сенаторшей. Это не мое дело, и мне не завидно… Ну, почти… Но я рада тому, что у меня и у Скайуокера есть общая тайна. И не какие-нибудь поцелуйчики под лунами, а та, что позволит джедаю поскорее вернуть полноценное здоровье и вернуться в строй.

Дело в том, что протез у Энакина приживается медленно. Целитель Че успокоила: такое бывает у форсюзеров со слишком высоким уровнем мидихлориан. Нужно время и упражнения, развивающие способность нервных окончаний передавать команды механическим пальцам. Пока мелкая моторика получалась с заметной задержкой. Но Скайуокер рвался в бой. Поэтому кроме стандартной физиотерапии он занимается по вечерам. Правду сказать, по ночам. Чтобы никто не видел.

Энакин вычитал в голонете про специальные картинки-раскраски, которые для реабилитации детишек с ДЦП используют. Их еще не обыкновенным стилом, а грифельными карандашами специальной плотности штриховать надо. Вот джедай этих картинок себе наскачивал, но там сюжеты совсем детские, он и стесняется заниматься рисованием при посторонних.

Впрочем, «стесняется» — не вполне верное определение. Насмешек он не опасается. Кто посмеет смеяться над героем. Но ему неприятно, если кто-то увидит его слабость. Поэтому мы договорились, что раскраски как бы мои. Типа мне тяжело просидеть ночное дежурство, вот чтобы не заснуть я и рисую. Вполне себе детское занятие. Я действительно самая младшая из тех, кому доверяют самостоятельные ночные дежурства. Так и сидим на сестринском посту рядышком. Если пойдет кто, то я быстренько придвину раскраску к себе, а Энакин достанет сканворд.

А пока никто не появился, мы болтаем. Преимущественно ни о чем. Только в нынешние времена даже «ни о чем» вокруг войны вертится.

— Посмотреть на наши сводки, так все вроде ничего. Только в госпитале по ночам юнлинги дежурят.

— По сравнению с первым днем — конечно ничего. Теперь раненых гораздо меньше привозят. Правда, почти каждый день. Старший целитель говорит, у меня легкая рука, значит я должна помогать тем, кому это очень нужно.

— Разве юнлинг не должен изо всех сил готовиться стать падаваном?

— Должен, конечно. Только это для перспективных важно. Да что я вам рассказываю, вы сами все знаете.

— Не-а. Я юнлингом не был.

— Как это?

— Я в храме в девять лет оказался. Сразу учеником Кеноби.

— Ух ты!

Но удивиться или восхититься услышанным оказалось некогда. На пульте загорелся вызов в одну из палат. Когда вернулась, обнаружила сидящую на подоконнике распахнутого окна Йошку.

— Привет! У меня новость: меня берут ученицей в аналитический отдел Совета Ордена со статусом падавана!

— Здорово.

Правда здорово. Йошка аж светится от счастья. Только она исключительно ради этого ночью после отбоя по территории шастает? Впрочем, если у меня и были некие сомнения в том, что было истинной целью визита, то они развеялись от максимально равнодушного вопроса.

— Не в курсе, где Ксенен?

— В приемном покое главного корпуса дежурит, — улыбаюсь в ответ, делая вид, что ничего не замечаю.

Все честно: она старательно делает вид, что не видела портрет Скайуокера в моей тумбочке, а я в упор не замечаю дружбу Йошерузы и Ксенена.

— Ага, спасибо! Ну, я побежала?

— Опять через окошко? — едва сдерживается, чтобы не расхохотаться, но строго хмурит бровь Энакин.

— Есть вариант лучше? — с готовностью отзывается Йошка.

— А то ж, — рыцарь легко поднимается на ноги и подходит к электрическому щитку с надписью, «Не лезь, убьёт!» на дверце: — Оп, ля!

Сколько лет мимо таких ходила и не замечала, что над дверцами щитка есть еще одна — без всякой надписи. А за ней вполне проходимый лаз больше метра в диаметре.

— Единая система вентиляции всех зданий храма. По ней в принципе можно попасть в любое место. Хоть в башню Совета.

— Пробовали? — восхищенно ахает Йошка.

— В башню — нет. Я там больше от своего мастера прятался. Лет до четырнадцати. Потом тесновато стало. До сих пор схема в коммуникаторе осталась, вроде.

Скайуокер достал свой комлинк и перебросил схему тут же унесшейся прочь Йошке.

— Спасибо, — благодарить за чрезмерно торопливую подругу приходится мне.

— Да не за что, — пожимает плечами уже вновь взявшийся за карандаш Энакин.

Я же берусь за стило, чтобы сделать очередную запись в дневнике. Надеюсь, других происшествий за время дежурства не будет.

* * *

Вроде бы за два года войны пора привыкнуть ко всему. А у меня ноги к больничному корпусу не идут. И не то чтобы случилось нечто из ряда вон. Просто все разом совпало и навалилось.

Мы делаем нужное и важное дело. Но мы не всемогущи, и спасти удается далеко не всех, хоть процент поправившихся в наших палатах исцеления выше, чем в любом другом госпитале галактики. Вот и сегодня церемония кремации еще одного ушедшего за грань Великой рыцаря.

Правда, меня на горькой церемонии не было. Я ездила на центральный аптечный склад получать лекарства. Вернулась с половиной от заказа. Нагловатый интендант лениво сообщил мне, что бакты на всех не напасешься, а у джедайской больнички, в отличие от нормальных госпиталей, имеется Великая Сила, так пусть ею и лечатся. При этом сослался на распоряжение канцлера. Даже если и не врал, то цена стопроцентной отгрузки у него буквально на лбу написана. И ведь знает, что от джедаев взятки не получит, а все равно куражится. Почему он с нами так?

Из-за нехорошо выполненного поручения в душе обострилась давняя болячка. Из возраста юнлингов давно вышла, а в палатах исцеления я считаюсь временно присланной на усиление. Здесь — временно, а постоянно-то где? Война рано или поздно кончится, и что тогда? Каждое по отдельности еще терпимо, но, когда все разом навалилось — хоть вой.

Ладно, война точно кончится гораздо позже того момента, когда мне надо сообщить старшей целительнице о результатах моей поездки. Вокара Че нашлась у входа в приемный покой, где стоял санитарный борт, и общалась с Энакином Скайуокером. Причем разговор с легендарным генералом шел на повышенных тонах.

— Плазма дроидов Конфедерации различий между джедаями, клонами или офицерами корпуса юстиции не делает, — на мой взгляд излишне агрессивно наседал Скайуокер.

— Палаты исцеления Храма предназначены для оказания медицинской помощи джедаям. Госпитализация иных лиц происходит только в исключительных случаях.

— Крупномасштабная война не является таковым?

— Не думаю, что идею разместить здесь полсотни раненых клонов можно отнести к удачным.

Вокара Че постаралась сгладить жесткость слов успокаивающей улыбкой. Но эту попытку сгладить если не сам конфликт, то хотя бы резкость спора генерал Скайуокер воспринял как-то не так. Его лицо исказила гримаса гнева. Хотя голос стал презрительно-спокойным.

— Что ж, теперь я вижу, что канцлер опять прав. Ханжеское отношение к клонам как к расходному материалу оказалось не эксцессом отдельных исполнителей на передовой. Оно пронизывает даже самые гуманные структуры…

— Вы неверно меня поняли, генерал, — мгновенно убрала улыбку целительница.

— Соблаговолите взглянуть, — скучно-официальным тоном отозвался Скуйуокер, протягивая датапад.

— Приказ верховного канцлера? — Вокара Че не смогла скрыть удивление.

— Не думал я, что эта бумага мне понадобится.

Теперь в голосе генерала звенела неприкрытая горечь. Сердце сжалось. Надо обозначить свое присутствие.

— Простите, мастер Че, но я привезла всего лишь половину от заказанного, — перевожу взгляд на Скайуокера. — Нам действительно будет трудно принять новых раненых. У нас катастрофически не хватает бакты.

Делать вид, что не слышала предыдущего разговора глупо. А так есть шанс перевести его на решение общих проблем. Скайуокер предложенный путь увидел сразу и принялся заговорщицки подмигивать целительнице.

— Предлагаю взаимовыгодную сделку, мэм. Вы размещаете моих людей, а я наношу визит на аптечный склад. Впредь, советовал бы вам брать с собой на встречи такого рода двух-трех бойцов 501-го легиона из числа выздоравливающих. Смею вас заверить, в большинстве случаев парни вполне справляются без меня.

— Но лечение клонов…

— Бойцов, — поправил целительницу генерал.

— Лечение бойцов 501-го легиона, — не стала спорить та: — требует некоторого количества специального оборудования, которое просто не нужно для лечения форсюзеров.

— У нас дроид-анестезиолог из третьей операционной сам на ладан дышит, — сочла возможным напомнить я.

Надеюсь, это было не слишком похоже на откровенный торг. Но еще больше я надеюсь, что авторитета легендарного генерала хватит, чтобы сломать сопротивление аптечного чиновника.

Вообще-то для борьбы с чиновником генерал Скайуокер использовал не авторитет, а сейбер. Лично видела, как он без лишних разговоров пинком вышиб жертву из кресла и, придерживая ногой, чтобы не уполз, приставил клинок к горлу.

Я отправилась на склад вместе со Скайуокером чтобы точнее проследить за номенклатурой отпускаемых лекарств и оборудования. А теперь растерянно топчусь за спиной у разъярённого рыцаря.

— Список, — не оборачиваясь, Скайуокер протягивает руку за моим датападом и молча сует его в нос чиновнику, обращается же он опять ко мне. — Проследи, пожалуйста, чтобы сюда не заходили.

Это — пожалуйста. Это мы можем. Несколько сотрудников склада поворачивают прочь, забыв, зачем сюда шли, или резко поменяв планы. Так что, когда жертва нападения попыталась заорать «Караул!», ее никто не услышал. Да и крик получился полупридушенный какой-то. И Скайуокер отреагировал на сопротивление излишне нервно, отчего повторять попытку снабженцу расхотелось.

— Только не говорите, что мы вас грабим, — понявший, что новых попыток неповиновения не будет, Скайуокер стал почти благодушен. — Просто поставьте свою подпись здесь и здесь. Вот так, и команду на погрузку дать не забудьте. Вот и все. А вы нервничали. Спасибо за сотрудничество.

В одноместной кабине госпитального грузовичка вдвоем тесно. Генерал Скайуокер ведет машину одной рукой. Второй полуобнял меня, чтоб не ширять локтем в бок. Я замерла и кажется совсем перестала дышать — такой восторг овладел мною. От Скайуокера пахло войной: озоном, гарью, потом и машинным маслом. И этот запах кружил мне голову. Там, откуда пришел этот человек, властвовали огонь, смерть и ярость. Этот безумный военный смерч пугал и отталкивал меня. Но за генералом Скайуокером я готова идти в самое сердце этого смерча.

Из странного оцепенения меня вывел голос Энакина. Ведь это не слишком невежливо с моей стороны, если в мыслях своих я буду называть его по имени?

— Инэри, могу я тебя попросить, присмотреть за моими парнями?

— Да, конечно, генерал Скайуокер. Вам вовсе не о чем беспокоиться. Мы сделаем все возможное.

— Ой, прекрати! Мы не в Совете Храма. Просто Энакин, и на «ты». Хорошо?

— Хорошо… Энакин.

— Так-то лучше. Я прошу не о лечении. Тут и сомневаться глупо. Об отношении. Они — мои боевые товарищи, а к ним слишком часто относятся как к расходному материалу. Особенно джедаи.

— Джедаи? Но почему?

— Наверно компенсируем высокомерием потребительское отношение галактики к нам самим.

— Но разве в бескорыстном служении Республике не состоит долг джедаев?

— Ну, да. Когда ты впервые окажешь кому-то бескорыстную помощь, тебе будут благодарны. Во второй раз ее примут равнодушно. В третий недовольно осведомятся, отчего так мало. И упаси тебя Великая, однажды не суметь оказать эту помощь…

— Но это же страшно…

— Извини, если напугал. Но это жизнь. Я же прошу увидеть в моих парнях не щит и меч Республики, а просто людей.

— Без проблем. Только они же одинаковые. Как я их друг от друга отличать буду?

— Формально — по личным номерам. Сами они предпочитают позывные. Не путать с кличками — обидятся. Но надежнее всего — по ауре. Она столь же индивидуальна, как и лица разумных.

Вместо ответа начинаю выбираться из-под руки Энакина. Мы уже садимся, и очень не хочется, чтобы его дружеский жест был замечен и превратно истолкован.

* * *

Жаль, но со спешно улетевшим на фронт генералом Скайуокером я даже попрощаться не успела. Какая-то вроде бы просто тактическая неудача, а у нас опять десятки раненых джедаев, и срочно унесшийся выправлять ситуацию 501-ый легион.

А вот Вокара Че вызвала меня сразу, как только завершилось размещение первой партии тяжелораненых бойцов генерала Скайуокера, в котором я принимала самое активное участие. Думать над этим оказалось некогда, но краем сознания я понимала, что в дни этих моих хлопот главный целитель была рядом, но не вмешивалась.

И вот девятый вал забот о вновь прибывших схлынул, меня пригласили в кабинет целительницы.

— Что ж, девочка моя, ты показала неплохие качества лекаря и организатора.

— Благодарю, мэм.

— Лишнее. Тебе уже исполнилось тринадцать, и лишь война задержала принятие решения по твоей специализации. Впрочем, не об этом сейчас. Совет Ордена принял решение о зачислении тебя в падаваны корпуса исцеления. Твоим наставником стану я.

— Благодарю за доверие. Ваше наставничество — честь для меня.

Мастер Че благосклонно улыбается. Умеренности моей реакции она весьма довольна. Джедай должен быть сдержан в своих эмоциях. Только сейчас дело совсем не в умении сдерживать неуместную радость. И не то, чтобы радости нет вовсе. Но еще есть понимание целесообразности такого решения. Статус ученика целителя дает мне право на самостоятельное ведение нетяжелых больных. Крайне своевременно в условиях, когда часть целителей пришлось перебрасывать на места, в результате врачей не хватает. Рядом с этим пониманием находился легкий мандраж от свалившейся на мои плечи ответственности. А ведь есть еще вероятность оказаться в полевом госпитале, что просто страшно. Кроме того, я устала. Сил радоваться, чему бы то ни было у меня нет. Разве что нашей полной победе. И то — минут пять. А потом спать.

Только мастер Че к глубокому ментальному анализу моих чувств оказалась не склонна и просто осталась довольна первыми минутами моего падаванства.