Эван по фамилии Поттер. Тихий свет (джен)

Небо над Хогвартсом было затянуто дымчатыми облаками, и в библиотеке от этого царил полумрак. Эван любил такие дни — будто замок сам замирал, прячась от шума.

Он сидел на втором уровне, между стеллажами «История Хогвартса» и «Рунические системы», каталогизируя книги, которые мадам Пинс разрешила временно переместить в раздел редких экземпляров. Работа была не то, чтобы весёлой, но успокаивающей — каждая книга укладывалась на своё место. Как бы ему хотелось, чтобы и в жизни всё было так просто.

С тех пор как он нашёл ту странную карту, что оставила Люна, он начал приходить сюда чаще. Иногда карта мерцала в кармане, указывая на какие-то углы библиотеки, потайные полки, на которые раньше он не обращал внимания. Похоже, она была чем-то большим, чем просто лист пергамента. И Эван начал понемногу ей верить.

— О, ты тут, — голос неожиданно прервал тишину.

Эван выглянул из-за полки. Перед ним стоял парень в мятом грифиндорском шарфе, с волосами, вечно лезущими в глаза.

— Привет, — тот неловко махнул. — Я... Фрэнк. Фрэнк Долгопупс.

Эван кивнул.

— Знаю. Ты однажды заснул на ЗОТИ стоя. Это впечатлило.

Фрэнк рассмеялся, заёрзал.

— Эм... Слушай, можно я у тебя спрошу? Ты правда знаешь, как найти "Скрытые хроники Хогвартса"?

Эван приподнял бровь.

— Ты только что придумал название?

— Неа. Видел на какой-то старой карте в подвале. Что-то типа архива историй, которых не рассказывают на уроках. Но профессор Бинс сказал, что это “предрассудки и сказки”.

Эван замер. Он достал свою карту — и, к его удивлению, в нижнем углу засветилась новая надпись:

“Хроники скрытых”

И стрелка — на третий этаж, в восточное крыло.

Так они стали ходить туда вместе. Не потому, что сразу подружились — просто оказалось удобно. Фрэнк был странный, даже по стандартам Эвана. Он мог посреди разговора начать говорить с портретом, а потом часами рассуждать, что стулья тоже чувствуют эмоции. Но он не спрашивал Эвана, почему тот не летает на метле, не требует рассказов о знаменитом папе. Просто приходил и читал рядом. И этого было достаточно.

Они обнаружили комнату за старой картиной — пустую и пыльную, но с одной живой магией: на стенах появлялись имена. Не статичные — они дышали. Менялись.

— Это не памятник, — сказал Фрэнк, — это… как будто кто-то слушает.

— Или вспоминает.

Эван предложил:

— Давай мы тоже будем записывать. Истории. Которые никто не спрашивает.

Так родилась идея «Архива живых историй». Они писали про студентов, которых больше никто не помнил: о первом слепом ученике Хогвартса; о ведьме, спасшей дракона и получившей за это штраф; о мальчике, который создал заклинание тишины, чтобы слушать, как думают книги.

Однажды, поздно вечером, когда Эван шёл в библиотеку, он услышал, как кто-то ругается в коридоре.

— Ты позоришь фамилию, — это был голос Джеймса. Старший брат стоял, опершись о стену, рядом — Альбус.

— Ты снова не пришёл на матч. Стыдно смотреть родителям в глаза, — добавил Альбус, уже мягче. — Папа защищает тебя. Но ты будто специально…

— Я не хочу быть как вы! — вырвалось у Эвана. — Я не про битвы. Я про слова. Про людей, которых никто не помнит. Про всё то, что вы считаете… слабым.

— Это и есть слабость, — отрезал Джеймс. — Не быть полезным. Не быть храбрым.

Эван ничего не ответил. Он просто ушёл.

В ту же ночь Люна снова появилась. Не из ниоткуда — просто сидела уже в библиотеке, как будто всегда там была.

— Тропы ведут тебя туда, где ты уже был. Просто не заметил, — сказала она. — Я рада, что ты нашёл того, кто тоже идёт тихо.

— Фрэнк странный, — усмехнулся Эван.

— Это хорошее слово. Необычное. Как раз то, что нужно, чтобы видеть невидимое.

Она протянула ему крошечный свёрток.

— Не обязательно быть Поттером, чтобы быть собой. Иногда нужно быть Дурселем.

— Кем?

— Тем, кто не кричит. Тем, кто дышит глубоко и пишет чужие истории, чтобы мир не забыл.

Позже, когда они с Фрэнком заканчивали очередную заметку, Эван тихо сказал:

— А ведь знаешь… Мне нравится быть в тени. Здесь уютно. И, кажется, видно больше, чем на сцене.

Фрэнк кивнул.

— А я думал, что быть невидимым — это плохо. А оказалось — это просто другое. Может, это даже суперсила?

Эван усмехнулся и вписал в книгу новую строку:

“История мальчика, который писал других — чтобы однажды написать себя.”