На диете мы сидели... (гет)

— Готовность два! Камеры вырубили, мобилки убрали! — командует Хи Шу, едва войдя в тренажёрный зал. — Так, парни, построились, майки сняли! Что «нет»? Что значит «нет»? Что вы мне тут стесняшек строите, чай, камеры отключены… У кого? Чонгук? Чон Чонгук! Да, мелкий, с тобой разговариваю! Я те ща покажу «не мелкий» — мобилку вырубил живо, майку снял… О хосподи, шуруйуженафиг, терминатор… Остальные! Покажите мне ваши «шоколадки»!

— Чимин, ты зачем живот надул? Не, такой и есть? А со щеками что? А ну-ка, пальчиками его… Где у вас, едрён-батон, пальчики? Юнги, не надо пинать его ногами! Чимин, майку задрал живо! Раз, два, три, пять, шесть, девять, тринадцать… тьху, иди отсюда, пресс всея БТС… И к тренажёрке ни ногой, нефиг занимать… А… без толку, всё равно сидеть там будет до опупения… кстати, насчёт пупка — он у него там вообще ещё остался? Вроде не видел… И всё равно много жрать не дам! — Хи Шу перемежает бормотания под нос с воплями и отчаянно что-то строчит в тетрадочку. И опять повышает голос:

— Так, следующий кто?

Хосок готов взвыть. Тетрадочку он ненавидит люто. Еды энерджайзеру во время камбэков вечно почему-то не хватает больше всех. Чимин, так тот держится на энтузиазме и бешеном желании быть лучшим из лучших из лучших. Хосоку вполне хватает просто потанцевать, да ещё погонять тех мемберов, которые реально наедают вне промоушена приличные бока. Мемберы, правда, с ним едой честно делятся, но лидер дэнс-лайна всё равно вечно хочет жрать.

Обречённо задирая майку перед Хи Шу, Хосок, у которого с прессом просто всё «ок», а не «охуеть как круто», ожидаемо получает запись в тетрадочку и наряд в тренажёрку. Проходя мимо Джина, он долго и внимательно смотрит старшему прямо в глаза, пытаясь мысленно протелепатировать, что тетрадочку не мешало бы сжечь. Но хён чем-то по уши занят, опасливо косясь на Хи Шу и делая за спиной странные пассы руками. А поскольку в этом мире айдолов и магии Хосок даже близко не ведьма, сигнал пропадает втуне.

Хи Шу тем временем добирается до остальных. Юнги, гордо задрав нос и неприступно сложив руки на груди, ледяной сталью во взгляде окидывает оным менеджера после требования задрать майку, презрительнейше фыркает и гордо шествует… в качалку. Сам.

Тэхён с Рэпмоном покладисто задирают футболки, изо всех сил пытаясь из остатков прошлокамбэковского тренинга надуть кубики. Хи Шу смотрит на них, как на идиотов, и отправляет вслед за остальными.

Остаётся Джин, который медленно, как для съёмок очередной недоэротической рекламы тянет одежду вверх. Но Хи Шу нифига ни девушка, и должного аханья мировой красавчик от него хрен дожидается.

— Вау, ну ты и накачался! — восторженно вопит Хи Шу, глядя на пресс Джина, и тут же хлопает в ладоши, пыля чем-то цветным и пахучим. Джин чихает сразу много-много раз, а иллюзия пресса слетает вместе с пылью.

— В качалку! — гаркает на него менеджер, и парень, обиженно потирая нос, тащится в зал вместе со всеми. Нет, ну правда обидно — в Магической Школе ему, Джину, учиться ещё аж четыре с половиной года, а этим, которые менеджеры, просто пройти трёхмесячный курс, чтобы вот так, в один чих, сбить любую его иллюзию. Ведьма из Джина ещё пока очень недо-. Но он старается, даром что на втором курсе.

Ладно, сегодня их день в тренажёрке ещё можно назвать лёгким. Их взвешивают и обмеривают, потом опять взвешивают, а личный медперсонал носится вокруг со всякими стрёмными приборами, отдельно вычисляя углеводы, жиры и наличие нервных клеток. Им всем надо через этот камбэк пройти красивыми, стройными, подтянутыми и при этом не спотыкаться от недоедания. Так что по упражнениям их гоняют больше для вида и измерения сердечного ритма. Гоняют всех пятерых, отчаянно пытаясь отбиться от Чонгука, который на пару с Чимином всё равно припёрся, получив от тренера вопль «маньяки стероидные!». Чимин, в отличие от макнэ, под горячую руку к тренерам и менеджерам не лезет, тихо уползая в уголок со снарядами и выполняя вольную программу по прокачке.

Но пронырливый Хи Шу и тут спокойной жизни им не даёт, вваливаясь в качалку. Да не один, а в компании с девушкой.

На ней сари — традиционное индийское многослойное сари, такое ярко-зелёное, что режет глаз. Она старше Джина лет эдак на пяток, и ей бы очень подошло «нуна», но менеджер смотрит на них, как на слабоумных, «нуну» давя практически на корню, и гордо представляет:

— Пратибха-джи, знакомьтесь, ваши подопытные… подопечные, в смысле. Эм, подопечные, знакомьтесь — Пратибха-джи, ваш диетолог.

Пратибха-джи кланяется еле-еле на десять градусов, зато почтительно складывает ладони. Бантаны, на которых вдруг веет индийским и загадочным, мигом её отзеркаливают как есть — с эспандерами, гантелями и скакалками в руках. Украшения на Пратибха-джи звенят еле слышно раздражающей мелодией, а запах в этом царстве кожи, металла и пота вдруг смягчается пряными ароматами. Это всё странно, непонятно, а Хи Шу ещё добавляет атмосферности, назойливой мухой жужжа рядом с зелёным.

— Питаться теперь будете по Аюрведе… И не ныть мне сразу, Чимин! Вы индусов видели? Они все вон какие стройные! Шуга, не дохлые, а стройные, я сказал! Тэхён, положи гантели! Да не свои, а Намджуна, он сейчас опять стойку развернёт! Так вот, про индусов — и вы у меня такими будете… В смысле, не плитка, а рёбра торчать будут? Сокджин, ты тут не умничай, ты отжимайся давай и вообще, сколько можно жрать? Хосок, забери у Сокджина снэки… Что значит «не надо, свои есть»? Тебе кто дал? Чон Чонгук!