Сумрачье (гет)

Тишина, наступившая после её слов, была громче любого крика. Даже кони дружинников, словно почуяв незримую бурю, беспокойно забили копытами по утоптанной земле.

Ратибор не двинулся с места. Только его глаза, холодные и ясные, сузились, а пальцы привычным движением легли на рукоять меча. Он окинул её медленным, оценивающим взглядом — с ног до головы, задерживаясь на оберегах на её шее, на следах трав на пальцах. В его взгляде не было страха. Лишь нарастающее, уверенное в своём превосходстве раздражение.

— Глупая девчонка, — проговорил он наконец, и его голос прозвучал тихо, но так, что было слышно каждому. — Ты говоришь с дружинником князя. Убери свою гордыню, пока я не счёл это за оскорбление.

— Оскорбление? — Ведана не отводила взгляда. Её собственные пальцы сжались в кулаки, спрятанные в складках юбки. Она чувствовала, как от этого человека исходит волна горячего, слепого самомнения, и это било по нервам больнее, чем явная угроза. — Ты стоишь на моём пороге со сталь в руках и грозишь мне. Кто здесь оскорбляет хозяина?

— Хозяина? — Ратибор усмехнулся, коротко и сухо. — Здесь нет хозяев. Есть земли, подвластные князю, и есть… сор, который нужно вымести.

Он сделал шаг вперёд. Его люди, двое молодых парней в потёртых кольчугах, нервно переглянулись, но тоже подались за своим командиром.

— Ты говоришь про духов, про какого-то… водяного, — он выговорил слово с откровенной насмешкой. — Я вижу лишь суеверия и страх, которые мешают людям жить. И вижу ту, кто этим страхом кормится.

Ведана почувствовала, как по спине бегут мурашки. Не от его слов, а от чего-то иного. От сгущающейся вокруг них тишины. Лес за её спиной, Сумрачье, замер. Даже привычный шепот листьев стих. Духи наблюдали. И ждали её хода.

— Ты слепой щенок, — сказала она, и её голос внезапно потерял всякую притворную хрипоту, став чистым и звенящим, как лёд. — Ты не видишь клыков волка, пока он не вонзит их тебе в глотку. Ты пришёл сюда наводить порядок? Ты его уже нарушил. Своим железом, своим грохотом и своей глупостью. Дедушка Водяник уже зол. И он требует крови. Он требует жертву. И он её получит. Благодаря тебе.

Ратибор нахмурился. Злость заструилась по его жилам, но где-то в глубине, под слоем уверенности, копошился червь сомнения. Эта девчонка говорила с такой… непоколебимой убеждённостью.

— Я не стану слушать эти бредни, — отрезал он, делая ещё шаг. — Ты пойдёшь с нами. Мы разберёмся без твоих плясок с бубном.

Он протянул руку, чтобы схватить её за плечо.

И в этот мир что-то произошло.

Воздух сгустился, стал вязким, как мёд. Лёгкий ветерок, что играл на опушке, разом стих. И откуда-то из глубины Сумрачья донёсся долгий, пронзительный, леденящий душу вой. То был не волк и не человек. То был голос самой чащи.

Лошади дружинников вздыбились, зафыркали, забились в стороны. Люди побледнели, судорожно хватая поводья.

Рука Ратибора замерла в сантиметре от плеча Веданы. Он не отвёл от неё взгляда, но в его глазах мелькнуло нечто новое — инстинктивный, животный страх.

Ведана не пошевелилась. Она лишь подняла подбородок.

— Это не я, — тихо сказала она, и в её словах не было торжества. Лишь холодная констатация факта. — Это Сумрачье. Оно не любит, когда на его пороге угрожают тем, кто с ним в ладу. Ты говорил на языке силы? Он тебя услышал. И ответил.

Ратибор медленно, очень медленно опустил руку. Его лицо стало каменным, но мышцы на скулах нервно подрагивали. Он обвёл взглядом замерший в неестественной тишине лес, его непроглядную, враждебную темноту.

— Что… что это было? — прошептал один из его молодых воинов, с трудом удерживая взбесившегося коня.

— Предупреждение, — ответила Ведана, всё так же глядя в глаза Ратибору. — Первое и последнее. Убирайся. Пока можешь. Или твоё железо не спасёт ни тебя, ни твоих людей.

Она видела борьбу в его глазах. Ярость униженного воина. Страх перед неведомым. И первые зёрна сомнения в той картине мира, что он знал.

— Я… вернусь, — сквозь зубы выдавил он. Это не была угроза. Это была констатация факта. Признание того, что битва не проиграна, но это поле ему не принадлежит.

— Возвращайся, — парировала Ведана. — Но в следующий раз сними железо с себя. Оно здесь только мешает слышать.

Не сказав больше ни слова, Ратибор резко развернулся, отдал короткую команду. Дружинники, всё ещё бледные и растерянные, развернули лошадей и двинулись прочь от избушки, от леса, от этой странной девушки, которая говорила с тишиной, а тишина отвечала ей.

Ведана стояла на пороге, пока звук копыт не растворился в вечернем воздухе. Только тогда она позволила себе выдохнуть. И задрожать. Вся её бравада ушла, оставив лишь пустоту и леденящую усталость.

Она повернулась к уже почти тёмному лесу и тихо, как благодарность, сказала:

— Спасибо, Дедушка.

Из чащи донёсся лишь шелест листьев — то ли в ответ, то ли просто ветер наконец решил снова задышать.

Она знала, что это только начало. Ратибор вернётся. И водяной ждёт. Цена спокойной воды ещё не уплачена. И платить, как всегда, придётся ей.