Isbreen (Ледник) (гет)

Изначальный грохот, который они услышали, быстро перешёл в оглушительный, утробный рёв. Это был не просто шум, а звук, который пронзал до костей, заставляя воздух вибрировать. Девушка ощущала его всем телом: в груди, в дрожащих мышцах ног, в руках, что судорожно сжимали ладонь её спутника. Этот рёв был похож на скрежет гигантского чудовища, что пробудилось от векового сна, или на грохот сотен бронемашин, несущихся по горной дороге.

Движение ледника было таким же пугающим. Это была не медленная, величественная масса, а безумный, неудержимый поток. Было видно, как вдали, за деревьями, ледяная волна сминает всё на своём пути. Сосны хрустели и ломались, как спички, камни размером с автомобиль с грохотом срывались и уносились вниз. Это было воплощение хаоса и разрушения, настолько неожиданно и масштабно, что в это нельзя было поверить. Казалось, что это просто какое-то сумасшествие, а что это не может происходить на самом деле.Словно какой-то всемогущий творец решил переписать реальность, стирая прежний мир.

Мужчина изо всех сил тянул её за руку, заставляя бежать по склону по диагонали. Каждый шаг был борьбой. Лёгкие горели, будто в них вдохнули раскалённый воздух, а мышцы ног, скованные напряжением, вот-вот должны были отказать. Холодный, пронизывающий ветер от ледника обжигал лица и забирался под одежду.В этот момент, несмотря на весь ужас ситуации, его разум работал на пределе, выхватывая и анализируя обрывки информации из водоворота сознания.

Его мозг, работавший в режиме выживания, отбрасывал всё лишнее и выдавал короткие, отрывистые мысли-вспышки, как кадры из фильма о природных катастрофах, который он когда-то видел. Момент из фильма: огромная масса льда, грязи и камней, сминающая лес. Закадровый голос диктора: " Скорость от двухсот километров в час..." В его голове эта фраза превратилась в молниеносный расчёт.

"Оно догонит нас. Шансов нет". Эта мысль, чистая и холодная в своей безжалостности не парализовала его, а наоборот — придавала сил, заставляла искать выход. Следующая мысль-вспышка: "Перемолет как кофемолка". Вязкая масса, которая захватывает и размалывает всё на своём пути. Практически невозможно потом найти ни тел ни автомобилей, потому что их буквально стирает в пыль, расплющивает. Этот образ, жуткий и отрезвляющий, заставил его крепче сжать руку девушки. Они должны выжить, должны вырваться из этой ужасной мясорубки.

Но также он понимал, что их движение по диагонали — это шаг к спасению. Они отдалялись от линии прямого столкновения, где ледник имел бы преимущество; нужно было успеть выбраться из зоны прямого удара, где ледник был бы беспощаден.

Он слышал её рваное дыхание, чувствовал, как её рука выскальзывает, как она спотыкается.И он, и она понимали, что они не успевают. Паника, чёрным, липким туманом, окутала её разум, лишая и без того слабых сил. Она споткнулась, чуть не упав, а в глазах у неё появился животный, первобытный ужас. Она чувствовала, как её тело перестаёт ей подчиняться, как её силы покидают её. Это было самое страшное — ощущение полного бессилия в момент, когда нужно бороться за жизнь.

Её лёгкие горели, ноги подкашивались, и каждый шаг давался с невероятным усилием. Страх, чистый и первобытный, сковал её. Он был не просто в мыслях, а в дрожи рук, в сердце, которое бешено колотилось в груди, в глазах, полных слёз, которые тут же высыхали на обжигающем ветру. Она слышала рёв ледника и чувствовала, как земля под ногами вибрирует, словно живая, и это чувство ужаса превратилось в отчаяние.

— Я не могу... не могу больше... — выдохнула девушка с трудом, но её слова тонули в грохоте. Она спотыкалась, падала, но его рука, крепкая и надёжная, каждый раз выдёргивала её вверх.

Он, напротив, был собран. Страх, конечно, был, но он был другим. Он был не в панике, а в трезвом, расчётливом осознании того, что происходит. В этот момент он не принадлежал себе. Он был её единственным защитником, и ответственность за её жизнь давала ему невероятные силы. Он видел её слёзы, её ужас, её отчаяние, и это было для него самым сильным стимулом. Его собственный страх ушёл на второй план, потому что он был заглушён гораздо более мощным чувством — необходимостью спасти её. Он должен был думать не о себе, а о ней, и это давало ему ту самую ясность ума и решительность, которых ему, возможно, не хватило бы, будь он один. Он стал для неё шансом на спасение и его единственная мысль была: "Я должен. Я смогу. Мы выберемся".

Ведь каждый их шаг по диагонали — это не просто пройденный метр, это выигранное время. Пока ледник двигался по прямой линии, они смещались в сторону. Это создавало разрыв между ними и опасностью.

Её ноги были тяжёлыми, каждый шаг давался с невероятным трудом, как будто она шла по густой, вязкой смоле. Лёгкие горели, и казалось, ещё секунда — и они просто разорвутся. Но хуже физической боли был страх. Он подступал к горлу, ледяным комом сжимал грудь, заставляя сердце биться в бешеном, неровном ритме, и в какой-то момент, когда очередной камень подвернулся под ногу, она не смогла удержаться. Её рука выскользнула из его крепкого захвата, и она упала на колени, совершенно обессиленная. По щекам потекли слёзы, не от удара, а от отчаяния, которое накрыло её с головой.

— Не могу! — вырвалось у неё, хрипло и надрывно.

Он резко остановился, повернулся к ней, видя, как в её глазах застыл чистый, безмолвный ужас; это был взгляд человека, который смотрит в лицо собственной смерти и парализован осознанием этого. Но он не мог позволить ей сдаться, впасть в отчаяние. Нужно было использовать малейший шанс, малейшие доли секунды, чтобы спастись. Он опустился на одно колено, быстро, но без суеты, и его голос прозвучал так спокойно и уверенно, что это было сродни чуду среди всего этого хаоса .

—Слушай меня, — сказал он, ловя её потерянный, загнанный взгляд, стараясь, чтобы каждое слово проникло в её сознание.

—Смотри на меня. Вот так, молодец. Не бойся. — Убедившись, что девушка слышит его, он взял её за плечи и прижал к себе.

—Давай, солнышко, ещё совсем немного, и мы будем в безопасности.

Он и сам не знал, верит ли в то, что говорит, был ли у них шанс уйти в сторону, оторваться от ледяного монстра. Но он не мог бросить её одну, его инстинкты были направлены не на собственное спасение, а на защиту любимого человека.

Паника била в висках, заставляя терять драгоценные секунды. Но когда он заговорил, всё изменилось. Он не кричал, не ругал её за слабость, его голос был тихим, но настолько уверенным, что каждое слово пронзало её страх. Он указал рукой вперёд, на ближайшую возвышенность, и в его жесте не было ни тени неуверенности. В его глазах отражалась абсолютная убеждённость в том, что спасение близко. Девушка поймала его взгляд, и её собственная паника отступила. Она кивнула, поднимаясь на ноги, и они вместе рванулись вверх, взбираясь по крутому склону, не оглядываясь на ледник, который грохотал и стонал позади. Его рёв нарастал, словно невидимое чудовище, готовое настигнуть их в любую секунду. Словно подгоняемые этими звуками, они сделали ещё несколько отчаянных, почти невозможных прыжков. Каждая мышца горела от напряжения, но они не останавливались. Каждый шаг был борьбой, каждый толчок — безумной попыткой оторваться от преследования. Позади, откуда-то из ледяной бездны, нарастал рёв. Это был не просто звук, а живое, грозное дыхание ледника, которое наваливалось на них, словно жаждущий добычи хищник. Еще рывок вперёд — и ещё один, ещё один прыжок, казалось бы, абсолютно невозможный для их обессиленных тел. Наконец, они вырвались на ровную вершину плато. Бежать стало ощутимо легче, и они, не сбавляя скорости, устремились дальше, стараясь максимально оторваться от ужаса, который следовал за ними по пятам. Всю оставшуюся энергию они вложили в бег, стремясь создать как можно большее расстояние между собой и грохочущей ледяной бездной.

Он тянул её за собой, заставляя сделать последний, отчаянный рывок. Они не бежали, они летели, падая и поднимаясь, будто одержимые. Всё исчезло: звук, холод, боль. Осталась только одна мысль: добраться. Он чувствовал её отчаяние, её страх, и это придавало ему сил. Он должен спасти её, чего бы это ни стоило. Он увидел небольшой скалистый выступ впереди и рывком дёрнул её за собой, заставляя сделать последний, отчаянный рывок. Они упали за этим выступом, а мир вокруг превратился в кромешный ад. Воздух наполнился грохотом, будто сам горный хребет раскалывался на части. Огромная масса льда, неудержимая и беспощадная, неслась за ними. Он резко накрыл её своим телом, и в этот же миг на них обрушился град мелких ледяных осколков, каждый их удар казался бесконечно долгим, как последний вздох. Он чувствовал, как её сердце отчаянно колотится совсем рядом, как она задыхается от страха, прижимаясь к нему, и его единственным желанием было защитить её, закрыть, спрятать. Но понимал, что не сможет этого сделать.

Его тело напряглось, каждая мышца была готова к удару. Он ждал. Ждал, когда страшная, безжалостная стена льда накроет их. Ожидание смерти острое и мучительное. Он не знал, будет ли это быстрый конец или они задохнутся под тяжестью льда. Единственное, что он знал наверняка, — это то, что он не сможет защитить её, что его тела будет недостаточно. Этот ужас был хуже самой боли. Он чувствовал, как его дыхание становится прерывистым и поверхностным, а воздух в легких кажется ледяным.

И вдруг наступила глухая, звенящая тишина. Грохот, преследовавший их, оборвался так резко, что казалось, будто кто-то вырвал их из кошмара. Это неожиданное безмолвие было тяжёлым, давящим пропитанным одновременно и ужасом и невероятным облегчением, надеждой на то, что смерть прошла мимо. Эхо в горах замерло, и мир, только что сотрясавшийся от грохота, вдруг застыл. Это была не просто тишина. Она была оглушительной и пугающей. Она давила на уши, заставляя прислушиваться к единственному звуку, что остался — бешеному стуку их собственных сердец; в ней таилось осознание того, насколько близко они были к гибели.

Девушка боялась поднять голову, всё ещё чувствуя ледяной холод осколков на лице. Её губы дрогнули, и она тихо прошептала:

—Это опять начнётся, да? — В её голосе звучало не столько отчаяние, сколько горькая, страшная уверенность в том, что беда ещё не отступила.Её глаза были полны первобытного ужаса, и он видел её страх, который отражался в его собственном сердце. Но он не знал, закончился ли этот кошмар.