Чистота крови навек (гет)

Блестяще-маслянистая гладь Черного озера завораживала, и в вечерние часы находиться на берегу было жутковато, но Драко любил это место. Здесь — вдали от бурлящего, как котел на уроке Зельеварения, замка — ему лучше всего думалось.

Перечитав в очередной раз письмо, он с сожалением отметил, что не оправдывает надежд матери — Пожиратель из него, видимо, никудышный. Но ведь страшно переступить эту черту, словно оторвать от себя часть души, тела.

Небо постепенно заволокло серыми, рваными тучами, похожими на сердце человека, теряющего близких.

Он подумал, что неплохо бы вернуться в замок до дождя. Но чем ему может быть страшен дождь в свете последних событий?

Поднялся ветер, небо прорвало. Письмо улетело, закружилось на рябой поверхности озера. Драко смотрел, как оно медленно погружалось, унося слова, выжженные почти что на сердце.

Быстрыми шагами — дождь остро бьет в лицо, льет за воротник, пронизывая насквозь — добрался до замка. А там всё то же и всё те же.

Панси недовольно выговорила:

— Тебя не было три часа! Ты не сказал,— шмыгнула носом, — не предупредил, я ждала напрасно!

"А что если отшвырнуть ее, вот так вот взять и ..." — соблазнительно крутилось в голове.

Но, вздохнув притворно, — ему не привыкать, сколько уж изображает, что она его девчонка, — ответил, что возникла срочная необходимость, не было возможности...

Желания, желания — нашептывал ехидный голос.

Ну ты же простишь, милая? Можешь, впрочем, и не прощать...

Грейнджер совсем не обращает внимания, будто его не существует. Раньше они хотя бы препирались, а теперь?

Мисс Всезнайка, видите ли, не догадывается о... О чем же? Каким словом можно всё это... э-э ... обозвать? Не находил ответа и здесь.

Строптивая девчонка, кто бы сомневался! Ну ничего, уж если Уизли удалось, то я-то...

Утром следующего дня, наспех позавтракав в окружении закадычных, но порядком надоевших дружков, Драко отправил маме филина и спустился к профессору Снейпу.

Тот отчитывал, — кто бы мог подумать — кого-то из гриффиндорцев.

Проходя по ряду, толкнул Грейнджер, — какого взгляда удостоился, ради этого стоило.

Шумно уселся, демонстративно покопавшись в портфеле, — Снейп сверлил глазами, ну да ладно, свой.

Вытерпел прикосновение Панси и, стараясь вслушаться в ход занятия, вспомнил уже утонувшие, но непотопляемые строчки, от которых что-то съеживалось внутри:

"Тебе нелегко, но помни: ты — потомок чистокровных волшебников двух старинных родов. Дело, которому отец посвятил жизнь, — это и твое дело тоже. Всё, о чем только могли мечтать наши предки, становится явью, Драко! Ибо несокрушима сила лозунга — ЧИСТОТА КРОВИ НАВЕК".

* * *

Нарцисса Малфой, посмотрев в зеркало, увидела то, что совсем не хотелось видеть: измученную женщину, в глазах которой навсегда поселился страх.

Зачем он возродился! Мерлин его побери! Люциус такие надежды питал: правая рука Темного Лорда.

И вот результат. Под удар поставлен сын — её единственная радость: поздний ребенок, такой долгожданный, такой любимый. Что ждет его? Участь Люциуса? Смерть?

Нет, она не будет думать о плохом. Надо верить, что Темный Лорд пощадит Драко, хотя это не в его стиле.

Одно она знала точно — Драко не должен отступать. Иначе — всё!

И стиснув зубы, написала строки, приведшие в восторг сестрицу Беллу. Кто бы знал, как неимоверно тяжело они ей дались!

Белле легко разглагольствовать — детей-то нет, да это и трудно представить. Нарцисса усмехнулась. Всё было принесено в жертву делу, великому делу — истреблению нечистокровных. Тут уж не до детей.

Сестра часто вызывала раздражение: её маниакальная влюбленность в Темного Лорда явно зашкаливала, проступая черными отметинами на всем ее облике.

Да, они, Блэки, последователи Салазара Слизерина. А как же иначе? По-иному и быть не должно. Но безумным фанатиком Нарцисса никогда не была, да и Люциус ... по правде сказать.

Ей — в этом замке теней и воспоминаний — редко теперь удавалось спать спокойно. Переживания, сны, один ужаснее другого, превращали в какую-то истеричную развалину.

В одном сновидении Люциус уходил от нее все дальше и дальше, она смотрела вслед, звала, пыталась догнать. Ни разу не обернулся, ушел в туман, растаял.

А однажды приснилось, что маленький Драко — совсем крошечный, лет пять, — плакал и звал её:

— Мама, помоги, мне страшно, я не выдержу, — но она не смогла сделать и шагу — ноги одеревенели.

И каждый день — с отъезда сына прошла неделя — она часами просиживала в его комнате, вспоминая в мельчайших подробностях события их тогда еще счастливой жизни.

Снова и снова вглядывалась в фотографии, не понимая, как, куда могло уйти это время. И чья вина, что не повторится больше.

Как-то обнаружила — в несколько штрихов — девичий портрет. Выразительные глаза, темный излом бровей. Неужели...

Конечно, девчонки вокруг него крутились. Па... Пэ ... или как там её ... даже влюблена, но страшненькая ...бр-р-р...

Эта же — без преувеличения — красавица. Хорошо, если из чистокровных, да он и не взглянул бы на всякое отродье!