Хрустальный феникс (гет)

Первым чувством, что пришло к Гермионе, была ужасная головная боль, как будто она раньше выпила очень много сливочного пива. Очень много. Слишком. А потом боль разбежалась по всему телу. Мерлин, она и предположить не могла, что Круциатус — это так больно. Слегка пошевелив рукой, девушка тихо застонала и заставила себя открыть глаза. Первым, что заметила девушка, была мрачная комната, здесь было ужасно холодно, а вместо одной из стен — решетка, как в тюрьме. "Неужели я а Азкабане?" Абсурдно. Хотя, возможно, она бы пожелала, чтобы это был Азкабан. Но нет. Оказывается, под землей Малфой-мэнор являет собой подобие тюрьмы. Какой кошмар, вот уж чего Гермиона предположить не могла. А ведь еще несколько часов назад она была с Гарри и Роном. А часов ли? Увы, она не знала, сколько прошло времени с того момента, как ее отключили. Да и важно ли? Где сейчас Гарри, Рон? Что с ними? Они наверняка волнуются и в растерянности.

Гермиона даже не успела понять, как все произошло. Как-то получилось, что их обнаружили. Их раскрыли и пришлось бросить все и бежать как можно быстрее, только бы успеть, только бы никого не поймали. Она молилась, чтобы с мальчиками все было хорошо. Но забыла помолиться за себя. Ну, вот теперь она здесь, в логове врага, играет роль приманки. Да что за чертовщина, какого Мерлина Малфой влез со своими гениальными идеями? Лестрейндж все равно не смогла бы убить ее, это же бред! Или смогла? Да глупости все.

Холодно. Ужасно холодно. Сколько ей еще так сидеть в этой дыре? Нужно придумать, как отсюда выбраться. Поднявшись с пола, девушка ощупала все карманы, обыскала всю себя, но палочки не обнаружила, чего и следовало ожидать. Ну не глупцы же они, оставлять у нее палочку. Браво. Пройдя к решетке, Гермиона подергала ее на себя, но разумеется, сломать здесь все никак не подвластно такой, как она. Гриффиндорка всегда была не очень хороша в физических упражнениях. А полеты на метле так вообще приводили девушку в ужас. Она просто не представляла, как можно ровно летать на метле так, чтобы ее не заносило. Честно сказать, Гермиона вообще боялась летать, потому что боялась высоты, да еще и если пространство вокруг тебя открыто со всех сторон!.. Даже говорить не стоит.

Но какие сейчас могут быть мысли о полетах на метле? Ей нужно сейчас же собраться и сосредоточиться, чтобы выбраться из этого ужасного места, каким-то образом найти Гарри с Роном, и тогда они смогут как всегда продолжить поиски крестражей. Но нужно придумать что-то такое, чтобы они не сунулись сюда. Иначе это конец. Конец всего. Они вызовут Волан-де-Морта, он убьет Гарри, а они с Роном даже не смогут ничего сделать.

А Малфои действительно недурно живут. Даже очень недурно. Здесь все такое идеальное, такое дорогое, что просто тошнит. Создается впечатление, будто каждый миллиметр этого дома продуман до мельчайшей детальки. Да здесь даже пылинки лежат по правилам! Хотя, вряд ли здесь им есть место. Никак, кроме как шикарно, это место обозвать было невозможно. У Гермионы возник вопрос о том, как же выглядит территория поместья. Наверняка его окружает огромный сад с деревьями и неописуемо красивыми цветами. И, наверное, эти цветы живут своей жизнью. Если живут. Вряд ли... В таком ужасном месте разве может быть что-то по-настоящему живое? Даже красота и убранство дома — лживое и искусственное. Скорее всего для них это просто галочка в списке того, что должно быть. Проклятые аристократы. А цветы.. Цветы — это жизнь. И гриффиндорке было безумно жаль все цветы, которые могли рости на территории Малфой-мэнора. Ей всегда казалось, что за цветами нужно ухаживать как-то особенно, даже разговаривать. Ведь они несут в мир красоту. А здесь, Гермиона была уверена, за этими прекрасными существами следят только эльфы-домовики, для которых это лишь выполнение работы, в этом нет ничего искреннего.

От всех этих мыслей становилось холодно. Не только внутренне, но даже физически. Девушка забилась в темный угол своей "комнаты" и обвила колени руками. Невольно вспомнился дом Рона. Там всегда было так тепло, уютно... Невероятно уютно, даже лучше, чем дома, если говорить откровенно. Весь этот шум, присущий Уизли, как мама Рона покрикивала на близнецов, тихие взрывы от экспериментов братьев — ну что может быть чудеснее? Это все так по-домашнему тепло. В Норе всегда было чувство, что ты там не лишний, сколько бы народу в ней не гостило. Каждый находил свой уголок. Гермионе представлялась зима. Рождественские каникулы, когда все приехали к Рону, чтобы встретить праздник всем вместе. В комнате на первом этаже горит свет, уже ночь, на улице снег, холодно, а дома так тепло, пахнет чем-то вкусным и приближающимся праздником. Слышен смех, в камине потрескивает огонь. Ей всегда казалось, что это идеальная картинка того, как должна выглядеть настоящая семья...

Внезапно ход мыслей прервал звук открывающейся двери, и Гермиона вздрогнула, подняв голову. Она быстро сползла на пол и претворилась, что лежит без сознания, приняв немного неестественную позу, в которой очнулась. Она слышала приближающиеся шаги, которые стихли рядом с ее камерой, если можно так назвать. С минуту стояла тишина, и девушка занервничала — может, стоит открыть глаза? Вдруг на нее нацелена чья-то волшебная палочка? Вдруг они решили не слушать Малфоя и сейчас как раз кто-то готовится к тому, чтобы произнести смертельное заклинание? Неужели уже стоит прощаться с миром? Вот и все? Так нелепо, в подземелье дома Малфоев наступит конец?! Но она так не хочет... И может ангелы услышали ее мысли? Но тишина оборвалась, и Гермиона услышала звук, как будто на пол что-то поставили, снова шорох, на этот раз одежды и вновь тишина. Но продлилась она не долго, ее прорезал голос.

— Что, страшно, Грейнджер? Правильно, пусть тебе будет страшно, — произнес тихий голос Драко Малфоя, раздавшийся в помещении негромким звоном, напоминающим эхо. — И актриса из тебя… никакая. Даже не плохая, а просто никакая.

Он едва слышно усмехнулся. Проклятый Малфой, а ведь она так надеялась расстаться с ним навсегда после всего, что случилось тогда, в школе. Конечно, это не он убил Дамблдора, но в его случае оправданием это не назовешь. И опять эта кошмарная, просто отвратительная привычка растягивать слова, кто его научил? Это же так режет слух и раздражает! Но ничего не поделаешь, он раскусил ее. Открыв глаза, Гермиона приподнялась на локте и наконец встала в полный рост, отряхнув джинсы.

— Было бы кого бояться. — буркнула девушка. Малфой сидел к ней спиной. Так вот что он поставил на пол — обычный стул. Сейчас он сидел опершись локтями на колени и опустив голову так, что светлая челка падала на глаза. Что-то в нем переменилось. Так неуловимо, что она никак не могла найти того самого "что-то". Хотя, как можно найти это, если парень сидел к ней почти спиной?

— Не боишься? А я-то надеялся, что ты хоть немного переменилась, Грейнджер. Похоже, не суждено тебе этого познать, дитя Годрика. Жизнь тебя ничему не учит. Где вы, кстати, все это время были? Скрывались? А я уже начинаю подвергать подобную гипотезу сомнениям. Больше похоже, что вы просто смылись в какой-то маггловский санаторий, или как это там называется у вас? Тебе лучше знать, я никогда не сталкивался с миром грязнокровок на столько тесно... А ты, Грейнджер, все такая же грязнокровка… Такая же глупая, наивная грязнокровка... — последние слова он произнес совсем тихо и с наслаждением в голосе, с ядом, так ненавистным девушкой.

По мере того, как слизеринец говорил, Гермиона все отчетливее вспоминала свою мягко сказать нелюбовь к нему. Хотелось сейчас же заткнуть его каким-нибудь простым заклинанием, но только бы он замолчал и перестал говорить эту чушь. А какое наслаждение она ему доставляла...

— Замолчи, Малфой! Ты не имеешь права так разговаривать со мной! Ты просто трус. Скажи все это мне в глаза, хорек, почему ты повернут ко мне спиной? Скажи в глаза! — прокричала она, вцепившись в решетку, разделяющую их.

Малфой поднялся со стула резким и стремительным движением. Он всего в долю секунды оказался так близко и заставил ее замолчать. Его руки сжали руки Гермионы и больно прижали к толстым прутьям, заставив ее тихо застонать. Он с такой силой и ненавистью нажимал на ее руки, что гриффиндорке стало страшно.

— Отпусти! Отпусти меня сейчас же, ты не имеешь права!

— Я не имею права? Да если бы не я, Грейнджер, тебя бы уже давно не было в живых. Ты должна быть благодарна мне. Это у тебя нет никаких прав, тупая грязнокровка. Потому что ты — гряз-но-кров-ка. Ты вообще не имеешь права знать меня, ты не имеешь права, а не я. — жестко проговорил он, почти прижимаясь к решетке. Его взгляд, холодный и жестокий, был устремлен прямо в зажмуренные глаза Гермионы, извивающейся от боли. Казалось, парню доставляет удовольствие причинять ей боль. Наконец он разжал ладони, и Грейнджер чуть не упала на пол. Она отшатнулась от парня и прижалась к ближайшей стене спиной, глядя на бывшего сокурсника взглядом, полным ужаса. Его жестокость ужасала, обезоруживала. Все слова, что она могла сказать ему в ответ, внезапно куда-то пропали. Она поняла, что находится в ловушки и здесь нет никого, кто может ей помочь. Никого. Она одна, а дом полон Пожирателей, и один из них — человек, с которым еще год назад она почти каждый день сталкивалась на уроках. Ни помощи, ни поддержки, ничего человечного в этом доме она может не ждать. Здесь никто не позаботится даже просто о том, что ей может быть холодно в этом каменном помещении. Она всего лишь приманка и даже если она здесь умрет от голода, никто даже труп не подумает убрать. Ведь Гарри и Рон об этом узнать не смогут, они все так же будут желать спасти ее.

От понимания сдавило грудь, а к горлу подступил душащий ком. Но она ни за что не заплачет при нем, при Малфое. Он не должен видеть, что она готова так просто сдаться, что у нее мало сил. Не дождутся, пусть даже не кормят ее и не дают воды, она все равно не даст им повода для радости. Но колени задрожали, и девушка медленно сползла по стене на холодный пол, закинув голову наверх. Малфой не смотрел на нее, он уже сидел на своем "посту", вновь опустив голову. А потом он просто поднялся через несколько минут и ушел. Вот так просто ушел, чего не могла сделать Гермиона. И она осталась одна. Совсем одна. Тогда она сдалась и заплакала.