Грешим и Падаем (гет)

Пейринг: РУ/ГГ

От автора: В честь дня Рождения Эммы, меня посетило вдохновение, как всегда хромое на обе ноги и в хлам пьяное, но оно пришло! И кому ещё я могла присудить это гордое звание Обжоры, кроме как не Рональду Уизли, который ест не просыхая, а? Это не всерьёз, но и не стёб: скорее сатира и пародия на фанонного Рона, который якобы так и норовит набить свой живот под завязку. ООС тут вряд ли уместен, ибо характер скорее гиперболизированный, но ничуть не другой, всё тот же Рон, по крайней мере, я старалась :)

"Обжорство — это грех, расплата за который наступает моментально!" (с)

— Да что с тобой сегодня? — с легким раздражением спросила Гермиона, когда Рон второй раз за день не заметил исчезающую ступеньку школьной лестницы и неудачно провалился по самое колено. — Конец шестого курса, пора бы уже к ним привыкнуть, — проворчала она.

В ответ ей донесся негодующий рёв Ронового желудка, который оказался содержательнее самого Рона: тот в ответ лишь что-то возмущённо пробубнил, ибо он, как и все старшекурсники, уже давно привык к обманным ступенькам и каждый раз ловко перепрыгивал через исчезающих негодяек. Просто именно в этот день юноша остался без обеда, благодаря уже нашумевшим талантам Невилла Лонгботтома и собственному таланту не затыкаться, когда это необходимо.

Отрабатывая заклятие косноязычия на Дине, Невилл умудрился искусно промазать и попасть не в кого иного, как в Снейпа, полностью лишив того возможности красноречиво распаляться в сторону нерадивого ученика. В классе моментально воцарилась тишина, казалось, даже мухи прекратили жужжать и, как и весь класс, в ужасе уставились на профессора. И только у Рона хватило ума рассмеяться и пошутить по этому поводу, что стоило ему полсотни очков и обеда. Ну да, он совсем забыл, что у профессора язык скатало в трубочку, а не уши. По вине своей забывчивости, Рон остался отбывать наказание после урока и сейчас был невероятно, просто зверски голоден, поэтому спешил на ужин, а в спешке совсем забыл про ступеньки.

Ну да, Гермионе-то легко глаза закатывать, ей этого не понять, она же девочка! А девочки, если не на диете всю жизнь, то не едят ничего по природе своей.

Желудок тут же ревниво известил Рона, что есть вещи поважнее девочек и их диет.

— Потерпи-потерпи. Почти пришли уже. — приговаривал Рон, поглаживая свой живот словно плачущего ребенка. Глядя на это Гермиона лишь презрительно фыркнула, на что Рон хотел ей что-то ответить, но тут ("Рон, осторожно!") снова ступенька под его ногой отправилась в небытие, а Рон отправился в ступеньку, вернее в дыру, что теперь зияла на её месте.

— Иногда ты бываешь хуже Невилла! — сокрушенно покачала головой подруга, останавливаясь и дожидаясь, пока Рон выберется: застрявшая нога никак не хотела вылезать.

Бедняга Невилл! Его имя уже становится нарицательным. При упоминании виновного в его страданиях, желудок сердито всполошился, оповещая всех студентов о бедном, проголодавшемся Ронни. Но только ли сиротливо пустой желудок являлся причиной такой рассеянности, которая уже третий раз за день бросает ему вызов, а самого Рона — в ступеньки, что приводит Гермиону в бурное негодование? Если порыться в памяти, можно извлечь некую закономерность, о которой, впрочем, лучше умолчать, но это же Рон, а он никогда молчать не станет.

— Такое бывает только, когда ты идешь рядом, — рассеянно пробубнил Рон, стряхивая пыль с коленей. Надо же хоть как-то защититься от напастей Гермионы, которая вкупе с голодом совсем сбивает его с панталыки. Душой и сердцем он уже вовсю пребывал за столом Большого Зала, напротив доверху наполненной тарелки. — Ты действуешь на меня крайне негативно. Отец что-то говорил про высокочастотные волны и помехи…

Ну да, говорил. В «Норе» за ужином. Ужин… Тогда они подавали индейку в ананасах, а отец как всегда распалялся про разные магловские частицы, физику и другие, не менее страшные вещи.

Ах, индейка…

— Ах, помехи? — приторно-сладко усмехнулась Гермиона. Чересчур приторно, что не предвещало ничего доброго. — Если я так тебе мешаю, может быть, конспект по Защите тоже сам напишешь? Без помех? — договорила подруга и слегка ускорила шаг, не всерьез, конечно, но Рон испугался. Перспектива писать для Снейпа конспекты без помощи Гермионы нисколько его не прельщала. А если он не успеет и поужинать? Нет, так нельзя… Рон тоже ускорился, догоняя Гермиону:

— Тс-с. Тише, Гермиона, Гарри запретил нам ругаться, — поспешно напомнил ей Рон, опасаясь, что его подружка и впрямь заставит писать его этот конспект самому. — А то сейчас услышит чего доброго и снова ругаться начнет. Ты же знаешь, бзик на бзике. — Рон картинно развёл руками.

Гермиона всегда становилась чуть мягче, когда Рон назвал её по имени. Юноша давно это просёк и нередко использовал для манипуляций. Но это же Гермиона, а у неё свои манипуляции, не менее действенные: грозный взгляд ореховых (м-м-м...) глаз из-под насупленных бровей, слегка небрежно ниспадающая на лицо прядь каштановых (каштаны…) волос и угроза оставить его без помощи в домашнем задании всегда производили на него впечатление. Особенно визуальная часть сего действа… Такой взгляд только у Гермионы бывает. Он очень… пряный. Потому что особенный и неповторимый.

— Ну, так что нам теперь, целоваться тогда? — полушутя-полусварливо поинтересовалась Гермиона и тут же немного покраснела, от чего явно разозлилась и стала ворчать с удвоенной интенсивностью. Вот всегда так. И это не уникальный случай. Они — как семейная пара с двадцатилетним стажем: ни либидо, ни секса, но куча претензий и любовь, о которой они даже не догадываются. Хотя, наверное, уже начало доходить постепенно, но информацию еще надо переварить.

Гермиона говорила что-то про лентяев, не сданные экзамены, безответственность, какую-то непонятную булимию, но поток её претензий вновь был заглушен сердитыми воплями желудка.

Нет, ничто, ничто на свете сейчас не остановит его на пути к сочным отбивным, заботливо пережаренным с луком и заботливо поданным эльфами.

Впрочем, на самом деле, после длительной ссоры и долгожданного примирения, Гермиона стала значительно терпимее к Рону, жаль это не распространялось на те моменты когда она было дико уставшая, а он чудовищно голодный, что из обоих делало настоящих монстров, рядом с которыми соплохвосты Хагрида — милые котята. Положение, как всегда, спасала обоюдная отходчивость.

— Ой, Рон. — Гермиона резко остановилась на лестнице. — Кажется, я забыла тетрадь в классе. Ты ведь подождёшь меня здесь? Я быстро.

В ответ на слова Гермионы, желудок Рона запел что-то трагичное, почти похоронное.

Гермиона презрительно усмехнулась и состроила кислую, как лимон мину.

— Гермиона, я есть хочу! — вторил Рон своему пищеварительному зануде.

— Ты можешь думать о чём-нибудь кроме еды? — и её лицо стало настолько горьким, что Рон мог поклясться, что почувствовал это на своем языке. — Ну хорошо, — вздохнув, наконец ответила она то ли желудку, то ли всё-таки Рону, — иди. Встретимся за ужином.

Гермиона явно у них с Гарри в долгу: она кому угодно мозги сварит за рекордно быстрое время. Уже после пары минут рядом с ней, инстинкты самосохранения включают сигнал тревоги: хватай кости и беги. И все бы бежали, но видать у Рона что-то не то с инстинктами, но отчего-то его даже радовал этот его мазохизм. Как иначе он бы спутался с Мальчиком-Который-Выжил и Гермионой, которую он успел уже охарактеризовать, как Девочка-Которой-Снятся-Книги, Мисс Я-Же-Тебе-Говорила и Я-В-Библиотеку Грейнджер?

Но ведь и Рон должен был просто прыгать от восторга, что нашлась в его жизни такая Гермиона, которая стала не просто терпеть все его недостатки, но и принимать их и даже находить захудалые достоинства, о которых он сам не подозревал. И нет, он не гедонист всея Хогвартс, он просто не любит быть голодным, а кто любит-то? Ведь вкусно поесть — это одна из главных радостей жизни…

Или нет?

— Стой! — крикнул Рон ей вслед, уже не обращая внимания на протестующие вопли живота, который, наверное, уже матом вопил на своего хозяина. — Подожди меня, я с тобой, — сообщил он, нагоняя ее и снимая с её плеч сумку. — Давай помогу, всё-таки обратно вверх тащиться. Ого, ну и тяжесть! Гермиона, ты всю библиотеку с собой таскаешь?.. Ну да, столько предметов... Эй, ну что мы встали?

Геримона продолжала смотреть на него с явным удивлением, да Рон и сам был в шоке: получив одобрение подруги, он мог тут же бежать в Большой Зал, однако он этого почему-то не сделал. Теперь он стоял и смотрел на неё, выжидая, когда она наконец отреагирует на столь широкий жест с его стороны. И то ли это была игра света и тени, то ли взаправду приключилось, но Рону показалось, что её губы действительно тронула легкая, как взбитые сливки, улыбка. Но уже через секунду Гермиона ответила ему, как обычно, что-то острое, но это было со вкусом, поэтому приятно. Гермиона как приправа: она всегда острит ему в меру, тем самым не отравляя, а только скрашивая Рону жизнь.

Юноша помотал головой: голод голодом, но весь вечер сравнивать подругу с вожделенной едой это уже перебор. Хотя может быть всё дело как раз в вожделении и того, и другого? Ну нет. Не-ет…

Сравнения тут неуместны: мы едим, чтобы жить, а живём мы, чтобы любить. Значит, чтобы любить кого-то нужно все-таки поесть. Рон подумал, что это самая гениальная мысль, которую он когда-либо думал, поэтому поспешил озвучить её Гермионе, ибо не умел он молчать, и всё тут. Та отреагировала лишь загадочной, отстраненной улыбкой. Шут знает, что у неё там на уме, но что-то ему подсказывало что не перья и конспекты и уж точно не отбивные. Да, и сам Рон уже о них позабыл.

Набивать живот дело, конечно, во всех смыслах приятное. Но когда идешь и слегка, как будто случайно, соприкасаешься рукой с девушкой из собственных кошмаров, даже самый избалованный и капризный желудок тактично умолкает и предпочитает не мешать своим ревом: всё-таки он здесь не главный; главное то, что выше и левее. А там сейчас все хорошо. И никакой тыквенный пирог, поджидающий их в Большом Зале не в силах это разрушить.

Рон глянул на подругу, их взгляды встретились и…

— Гермиона! — вскрикнул Рон, бросаясь помочь ей выбраться из ступеньки. — Ты прямо как Невилл…