Дорога к тебе (гет)

Я лежу без сознания вот, наверное, уже сотню лет. Всё это время резкий больничный запах заливает мои лёгкие, и сквозь бред я представляю, как комья жидкой грязи стекают по моим внутренностям, но ещё хуже я от этого не становлюсь, потому что хуже уже некуда. Когда дышать становится совсем невыносимо, и хочется уже плюнуть на всё и прекратить втягивать в себя тяжёлый воздух; я чувствую твой аромат и судорожно его вдыхаю. И ещё, и ещё. Потому-то я всё ещё жив.

Я прихожу в себя, и первое, что я слышу, это твой резкий вдох, как будто ты только сейчас решилась вдохнуть, но это я, конечно же, фантазирую. Наверное, тебе тоже тяжко вдыхать этот грубый, грязный запах.

Я открываю глаза и первое, что я вижу, это то, что я так хотел увидеть. Ты стоишь вся такая бледная, перепуганная и зажатая, что мне хочется вывести тебя в толпу, пасть перед тобой ниц и публично извиниться за всю мерзость, что я творил последние месяцы. Я бы даже не пытался увернуться от камней и булыжников, справедливо начавших лететь в мою сторону. Заслужил потому что. Прости меня за всё: за нечаянный суицид, за перепутанные волосы, мешки под твоими глазами, за нездоровую бледность и за эти вот засохшие на щеках слёзы — тоже прости.

Я открываю рот, чтобы за всё извиниться и, собравшись с мыслями, говорю:

— Привет.

— Хвала Господу, ты очнулся, — выдыхаешь ты, свой шумный вдох. Ты ведь никогда так не выражалась, ты ведь слишком логичная. Мы молча смотрим друг на друга пару секунд.

— Я… Я пойду скажу Гарри.

— Да, конечно… — безмозглый идиот! Какое «конечно»?! Я должен остановить тебя, — иди.

Ты направляешься к дверям, а я словно заключен в этот железный панцирь и совершенно неподвластен собственной голове, как будто она управляет кем-то другим, но точно не мною. Я борюсь с собой.

— Гермиона, стой.

Ты так резко останавливаешься, словно только и ждала, когда я тебя окликну.

— Садись, — я привстаю и немного подвигаюсь, но ты сразу же подбегаешь, причитая:

— Нет, лежи, лежи, Рон, что ты… — но я настойчиво хватаю тебя за запястье и тяну вниз. Ты покорно садишься, а наши руки нервно отдёргиваются в разные стороны, как однополярные заряды. Но ведь мы такие разнополярные, что всегда тянулись друг к другу, так что же происходит сейчас? Да, я помню всё, о чём ты мне рассказывала на каникулах, и об электричестве помню; ты ведь не один раз это повторяла и не два.

Мы снова молчим. Воздух буквально трещит от напряжения, об этом даже свидетельствуют твои наэлектризованные волосы. Каждое слово будет неправильным и жестоким, будь то напрямую и по существу про пропасть, зияющую в наших отношениях, или про прошлогодний сезон Чемпионата по Квиддичу. Что ещё можно сказать? Может быть, про эльфов, чтобы тебя задобрить?

Гермиона, мы с тобой не разговаривали на протяжении нескольких месяцев, совершали глупости, ненавидели друг друга и сами себя, потом меня чуть не отравили, но не знаешь, как там Добби? В гости не приходил, не?

Бред какой.

Судя по твоему напряжённому лицу, ты думаешь о том же. Все слова в нашем словарном запасе — в твоём полном, в моём разговорном — стали как будто стальные, их словно нужно пропустить через мясорубку.

— Как ты?

— …Ты как? — хором спрашиваем мы и синхронно усмехаемся, а потом смотрим друг на друга, уступая друг другу право ответить.

— Я в порядке. Гермиона… — я хочу высказать в подробностях то, какой я идиот, который не ценил такое сокровище, а ты, очевидно, увидела это, потому что сразу напряглась ещё сильнее. — Гермиона… — я шепчу твоё имя, чтобы оно прозвучало мягче, надеясь, что и ты сама смягчишься и простишь дурня. Сейчас я всё выскажу, но ты меня резко перебиваешь:

— Всё хорошо, Рон, — прямо говоришь ты. — Всё будет по-прежнему.

Мерлин. А я ведь не хочу, чтобы всё было по-прежнему и собираюсь тебе это озвучить.

— Понимаешь…

— Я всё понимаю, — твёрдо говоришь ты.

Да ничего ты не понимаешь, но ты продолжаешь.

— Я слышала разговор Парвати и… Лаванды. Ты не подумай, я не подслушивала, — быстро затараторила ты, — это вышло случайно, я возвращалась из библиотеки и… В общем, ты сказал ей, что мы с тобой друзья и навсегда ими останемся.

Ты ждёшь моей реакции, а я согласно киваю. Вот я сейчас уверен, что вижу в твоих глазах слёзы.

— Я была очень рада это услышать, правда, — ты задышала чаще и тяжелее. Рада ты, как же. А у самой по щеке слезинка течёт, — что мы навсегда останемся друзьями.

— Да, я так сказал и не отказываюсь от своих слов.

Мерлин, я не понимаю, почему ты плачешь! Ты собираешься уйти, но я ловлю тебя за руку и тяну назад.

— Объясни, в чём дело.

— Ни в чём, Рон! — твой голос срывается. Твоё лицо буквально заливает водопадом слёз, а ладонь выскальзывает из моей. Мадам Помфри выныривает откуда-то из-за угла и укоризненно качает головой: слишком громко. Ты соскакиваешь с места и снова устремляешься к двери, но тут до меня доходит.

— Глупая, — говорю я.

Ты поворачиваешься и недоуменно глядишь на меня.

— Что?

— Да, Гермиона Грейнджер, лучшая ученица на курсе, ты — глупая.

Ты стоишь и ждёшь ответа. Твоё любопытство оказалось даже сильнее, чем гордость, а я ведь знал, поэтому усмехаюсь.

— Поясни, — говоришь ты. О нет, кажется, я вызвал твой праведный гнев. Прости, я не специально. Ну, хорошо-хорошо, специально, только сильно не бей.

— Гермиона Грейнджер, что бы в наших отношениях ни происходило: ссоры, раздоры, пожары и наводнения, свадьба и семеро детей — ты всегда будешь моим самым любимым и лучшим другом. Ну, про семеро детей я погорячился, конечно, но общую суть ты, наверное, уловила.

Хватит и двух.

И да, теперь-то по твоему лицу я вижу, что наконец-то до тебя доходит, потому что на смену слезам приходит трогательный румянец и такая странная улыбка, которую хочешь сдержать, но ни за что не получится. Я знаю такой улыбке всё, ведь я сейчас тоже так улыбаюсь. Мы снова смотрим друг на друга и даже не моргаем.

— Я пойду скажу Гарри, — снова говоришь ты, но на этот раз совершенно другим тоном, с другими мыслями. Я киваю, а ты, покраснев, вытираешь последние слёзы и солнце выглядывает из-за туч, впервые за несколько месяцев. Но это я опять фантазирую, оно вчера ещё было. Ты скрываешься за дверью, а я откидываюсь на подушку и отчаянно надеюсь, что ты поняла, что про свадьбу я не всерьез, а так... к примеру.