Метка (гет)

А ведь действительно, где черти носят эту Алексу? Опять явится под утро, разбудит... Ладно, будем надеяться, очередной кавалер задержит её подольше. Можно спокойно разложить вещи обратно, иначе придётся объяснять что-то. Объяснять... Я нерешительно провела кончиками пальцев по покрывалу. Всего несколько минут назад он сидел здесь... Неужели мне это не приснилось? Рука сама потянулась к губам, которые ещё хранили ощущение прохладной твёрдости... Горьковатый запах зелий всё ещё щекотал ноздри...

— О нет... — я рухнула на кровать и накрыла голову подушкой, как будто пытаясь спрятаться от самой себя. — Шэрралин, идиотка, ну что ты наделала? Мама, папа, поздравляю, вы вырастили тупицу! Какой седьмой курс, он что, издевается? Да я теперь посмотреть на него не смогу, не то что сидеть на уроках! Какой чёрт дёрнул меня поцеловать его? И... если уж на то пошло... почему только один раз?!

Ой, нет, мысли начали сворачивать в область, от которой лучше держаться подальше, иначе мои идиотские фантазии будут постоянно лезть в голову. А если он вдруг решит заглянуть в мои мысли? Тогда можно сразу отправляться в полёт с Астрономической башни... Лучше всё-таки начать разбирать вещи, Алекса может явиться в любой момент. Так, учебники на полку, тряпки в шкаф, а вот эту синенькую книжечку... Я ласково, как кошку, погладила кожаный переплёт. Мой дневник... Пожалуй, имеет смысл записать в него сегодняшний день.

Ну почему дневник всегда открывается на первой странице? Глаза привычно заскользили по строчкам. Вот самая первая запись: «Здравствуй, дневник. Я решила, что всё же не помешает тебя завести. Через неделю я еду в Хогвартс, учиться. Мама переживает, на какой факультет я попаду. Вот уж глупости! Все — и дед, и папа, и мама, и бабушка Розалин, и дяди, и тёти — все учились на Слизерине. А я что, подкидыш? Да если эта Шляпа хоть заикнётся о другом факультете, я её сверну в трубочку и засуну в... Ой! Мама сказала, что так говорить неприлично. Интересно, а писать так прилично? Пожалуй, не буду... Короче, другие варианты даже не рассматриваются!».

Да, я была очень решительным ребёнком... А вот ещё: «Ну вот, зря мама переживала! Конечно, Слизерин! И, к тому же, цвета факультета очень подходят к моим зелёным глазам и светлым волосам!».

Да, и очень тщеславным ребёнком я тоже была. А какой ещё могла вырасти единственная, любимая дочка двух чистокровных волшебников? Да ещё имея любящего деда, потакающего во всём, видящего во мне свою наследницу и абсолютно меня избаловавшего? Да, поначалу мне было сложно в школе...

О, а это уже второй курс: «Как жаль, что нельзя использовать заклинания, которые я нашла в дедовых книгах по Тёмной магии! С удовольствием угробила бы эту Алексу Брэдли! Повезло же мне с соседкой по комнате — глупая, как пробка, разговоры только о тряпках и мальчишках. Одно хорошо — соседка у меня всего одна, дед постарался. Я думаю, с ней больше никто не уживётся». Да, серьёзные проблемы...

А вот лето перед началом третьего курса: «Дорогой дневник, сегодня дед сказал, что хочет серьёзно поговорить и что никто не должен об этом знать. Что за секреты? Ладно, завтра узнаю, главное — придумать, как улизнуть тихонько. Родители не любят, когда я общаюсь с дедом. Зря, он замечательный и столько знает о Тёмных Искусствах».

Больше в то лето я записей не делала — как-то не до того стало... Не хочу об этом...

А вот начало третьего курса: «Дорогой дневник, я не знаю, что со мной происходит. До этого лета я просто не обращала на него внимания (как, впрочем, и на остальных преподавателей). Но дед много рассказывал про него... Мне просто стало любопытно. Я просто чуть-чуть повнимательнее присмотрелась... Дорогой мой дневничок, я не могу спокойно сидеть на его уроках, у меня от его голоса всё внутри переворачивается. Это не голос, это смесь бархата и раскалённого свинца — обжигает и тут же мягко снимает ожоги... А глаза... Как будто заглядываешь в пропасть — темно, страшно, чувствуешь, что падаешь, но в то же время — летишь... Знаю, я пишу сбивчиво и бестолково, но по-другому не получается...».

Да, именно тогда я обратила внимание на Снейпа. Конечно, я и до этого не игнорировала его — сложно игнорировать декана собственного факультета. Но теперь я попробовала посмотреть на него просто как на человека, без всех тех страшилок, что напридумывали о нём ученики. Лучше бы я этого не делала. Ну кто же мог знать, что заинтересовавшись Снейпом как личностью, я заинтересуюсь им и как мужчиной? Так что первые мои ошибки на зельеварении были ненамеренными, я просто не могла сосредоточиться. Он подходил к парте, недовольно отчитывал, а я ничего не слышала, единственной мыслью было: «Не уходи, постой здесь ещё». Я похудела так, что мадам Помфри поинтересовалась, здорова ли я. Я ответила, что здорова, не могла же я признаться ей, что в Большом зале вместо того, чтобы есть, я украдкой смотрю на профессора. Тогда же появилась и бессонница; в нарушение всех правил я бродила по ночам по школе, за что получила прозвище Второе Слизеринское Привидение и несколько взысканий.

Так я и мучилась третий и четвёртый курс. В начале моего четвёртого курса в Хогвартсе появилась эта мелкая неприятность, Поттер. Все считали, что Снейп просто по привычке придирается к Гриффиндору, но я-то знала, в чём дело, дед рассказывал... Как же мне хотелось самой вцепиться в волосы этому щенку — ведь после общения с ним у моего любимого профессора был такой вид... Но если бы я знала, что дальше будет только хуже...

Поначалу, хоть в силу возраста гормоны и играли, это было больше платоническое чувство, но на пятом курсе... На уроках и пока меня кто-то видел я научилась сдерживаться. Но по ночам... Я просто физически чувствовала его присутствие, чувствовала, как длинные тонкие пальцы прикасаются к моему лицу, плечам, груди, рукам... Только это и приводило меня в чувство, удерживало от глупостей — мысль от том, что он увидит мои руки... мою руку. Я понимала, переживу что угодно — его язвительность, холодность, равнодушие, но отвращение в его глазах станет приговором. Жить будет незачем. И я раз за разом нарывалась на отработки, чтобы хоть немного побыть рядом.

— Нет, не буду ничего записывать! — я решительно засунула синюю книжицу под матрас. — Ещё прочитает кто-нибудь...

Следующий день я встретила с больной головой и чёрными кругами под глазами — заснуть так и не удалось, сначала не давали покоя воспоминания, потом явилась Алекса, просто горевшая желанием поделиться впечатлениями. Посмотрев на себя в зеркало, я махнула рукой — не буду делать ничего. Бледная рожа, почти белые волосы и чёрно-зелёные круги вместо глаз — я же всё-таки Второе Слизеринское Привидение. И такими темпами вполне могу стать первым и единственным, Барон просто не выдержит конкуренции.

Первое испытание — Большой зал. Я сидела, уткнувшись глазами в стол, и чувствовала взгляд со стороны преподавательского стола, сверлящий мне затылок. Наверное, впервые за последние три года я не смотрела на него.

— Решила проглядеть в столе дырку? — мелкий Малфой, та ещё заноза и дальний родственник. — На тебя Снейп всё время смотрит. Что, опять попалась ночью в коридоре?

— Отстань, Драко, иначе дырка будет в тебе! — что-то в последнее время я стала совсем несдержанной. Надо смягчить. — Я вчера на зельях чуть-чуть ошиблась...

— А-а-а... — для Драко объяснения хватило. Хорошо быть двенадцатилетним.

И, как назло, по расписанию первый урок — зельеварение. Слава Мерлину, совместно с Когтевраном, присутствие этих умников, возможно, отвлечёт от меня внимание Снейпа.

Надежды, как с ними всегда случается, оказались тщетными. Первыми словами влетевшего в класс Снейпа были:

— Мисс Линдерс, подойдите к моему столу.

Сказать, что я шла как на эшафот — ничего не сказать. Но, похоже, казнь немного откладывалась.

— Сегодня и впредь до моего особого распоряжения ваше место — здесь. Мне бы не хотелось повторения вчерашней катастрофы, а здесь я смогу приглядывать за вами.

Эти слова прозвучали как музыка, хоть колени и дрожали. Нет, не от страха, от напряжения: я изо всех сил старалась сдерживать единственное на данный момент желание — ещё раз поцеловать профессора. Пытаясь отвлечься размышлениями, чего в этом больше — наказания или награды — я перенесла свой котёл за учительский стол. И уже потом поняла тонкий замысел Снейпа — вряд ли я рискну причинить вред объекту своих чувств, а значит, буду особенно внимательна. Ладно, два месяца отработки у меня уже есть.

Надо отдать должное профессору — никаких особых репрессий не последовало. Он действительно внимательно следил, что я кладу в котёл, но, то ли всё ещё опасаясь, то ли пытаясь пощадить мои чувства, близко не подходил. За что я была ему особенно благодарна — терпкий травянисто-горький запах его кожи, который после вчерашнего я, кажется, запомнила на всю жизнь, я чувствовала и здесь. Но не зря же я — любимая внучка своего дедули, а он даже с роднёй неимоверно жёсток; я смогла не только взять себя в руки, но и слушать, записывать и варить очередную дрянь.

До вечера я совершенно успокоилась и на отработку шла, как и положено наказанному ученику — нехотя, но покорно.

— Это — нарезать, это — вымыть, — не глядя на меня, буркнул Снейп, ткнув пальцем в сторону стола. — Если возникнут проблемы — зовите.

То, каким тоном это было сказано, не оставляло места для иллюзий — даже если на меня обрушится потолок, Снейпа лучше не беспокоить. Хорошо, профессор, может быть два месяца подобных отработок помогут мне вылечиться от вас.