Мир тщеславия и разочарований (гет)

Я стояла в гуще огромной толпы учеников, облаченных в пижамы и халаты, у подножия высочайшей башни Хогвартса. Мрачная, вязкая ночь невесомым грузом ложилась на плечи собравшихся, а сырой воздух, казалось, был пропитан чем-то… зловещим.

Что-то важное привело их всех сюда в столь поздний час, ибо никому из учеников не позволено покидать стены замка после отбоя. Но сейчас это не имело никакого значения. Вся школа была здесь. Шорох беспокойных голосов заставил меня податься вперед. Я шагала сквозь скопление плотно стоящих друг к другу школьников, но никого не задевала, словно была невидимой, потусторонней, нематериальной. Гулкий раскат грома на мгновение поглотил все другие звуки. Я подняла голову вверх, желая взглянуть на тучи, что сгустились над Астрономической башней…

...вздрогнула и проснулась. Точно мне в лицо светил яркий луч солнца, беспрепятственно проникнувший в спальню через одно из маленьких круглых окошек, расположенных прямо под низким потолком. Но, несмотря на это неудобство, некоторое время я продолжала лежать не двигаясь, придавленная неприятным, гнетущим чувством, в которое повергло меня сновидение. Солнце пекло прямо в левый глаз, из-под до боли сомкнутых век вытекла слеза, пустившаяся в странствия по изгибам моего носа. Не смея мучить свой глаз и дальше, я присела на кровати и, зевая и потягиваясь, окинула взглядом залитую утренним светом спальню.

Мои одноклассницы ещё нежились в постелях, о чем свидетельствовали задернутые над их кроватями пологи, желтые, расшитые черным кружевом в виде вьющегося плюща. Забавно, что я не додумалась тоже спрятаться под пологом, когда ложилась спать вчера вечером после праздничного банкета в честь нового учебного года. Ведь я уже шестую осень подряд приезжала в Хогвартс, а значит не могла не знать, что пуффендуйские спальни всегда поглощают, впитывают в себя уйму света, как если бы специально были заколдованы так, чтобы поворачивать солнечные лучи именно в свои кругленькие окошки. Закрывать шторы над кроватью было необходимостью, а тот пуффендуец, который по какой-то причине этого не делал, рисковал быть преждевременно разбуженным озорным солнцем. И никто не мог выбрать себе кровать поудобнее, ибо аккурат рядом с каждой из них разместилось по окошку.

Свою вчерашнюю рассеянность я объяснила сама себе тем, что погода в последнее время установилась отнюдь не безоблачно-лучезарная. Промозглый, мутный туман обстоятельно обосновался на территории Британских островов и не желал сдавать позиций. Как и безостановочно моросящий мелкий дождь, брызгающий своими каплями в стремлении погрузить в уныние каждого, кто под них попадет. Как и ветер, дышащий холодной тоскливостью. Я словно отвыкла от солнца, словно не ожидала, что оно снова появится...

Хотя у моей оплошности была и другая причина. Причина, по которой всё внутри начинало невольно трепетать. Я стояла на пороге нового учебного года, а значит заново ныряла в свою сокровенную тайну, в свой отчаянный секрет... Теперь я снова могла встречаться с тем, кто вот уже несколько лет, как прочно овладел моими мыслями. Правда, встречи эти были односторонними — тот, с кем я встречалась, со мной не то что не встречался, он меня… не замечал. Мы были парой лишь в моих наивных, восторженных фантазиях…

В общем, на деле наши встречи выглядели так: глупая, влюбленная девчонка незаметно пялится на объект своего обожания… Да, наверное, именно так — безумно глупо — я и выглядела, когда искоса, чтобы никто не заметил, посматривала на него.

И если абсолютное большинство моего окружения действительно ничего не замечало, то от внимания Сьюзен Боунс, моей однокурсницы и по совместительству лучшей подруги, сей факт, к сожалению, не ускользнул. Однажды она проследила направление моего взгляда, и ей открылась та цель, в которую я то и дело метала кратковременные зрительные дротики. Ведь я никогда не смела глазеть на него подолгу, страшась вероятности того, что он перехватит мой взгляд. Меня это дико пугало. Пугало смотреть ему в глаза, а поэтому я до сих пор точно не знала, какого они цвета. То есть, конечно, случалось, что наши взгляды сталкивались, но я старалась сразу же отвести свой взор...

Свои минуты размеренно отсчитывало ясное утро первого учебного дня. Я все ещё сидела на кровати, откинувшись на пухлую подушку, которую поместила у изголовья, размышляла и неосознанно рассматривала цветные квадратики, что дружными рядами украшали моё лоскутное одеяло. На этих квадратиках были изображены пестрые растения и цветы в горшочках.

Я думала о том, что этот год с самого начала был не такой, как все предыдущие. Теперь это уже было официально — Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся… Я мало знала о том, что же конкретно произошло в Отделе тайн Министерства Магии.

Мистер Норрингтон не делился известными ему подробностями даже с Марти, что уж там со мной. Но в том, что ему было кое-что известно, я была уверена. Например, отчим не отрицал сам факт существования такого таинственного отдела и, в частности, легендарного Зала пророчеств. Вообще, стоит отметить, что этим летом мистер Норрингтон был крайне нервозен и взвинчен. Ещё бы! Волна неконтролируемых злодеяний Пожирателей смерти докатилась теперь и до маглов, и мой отчим, являясь главой Комитета по выработке объяснений для маглов, вынужден был задерживаться на работе в Министерстве до ночи, а иногда и ночью.

Министерство Магии призывало всех к бдительности и повышенным мерам безопасности. На каникулах, когда волшебное сообщество только-только узнало шокирующие известия о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть, и первое впечатление ещё свежей раной зудело в коллективном сознании, многие, в том числе и я, непроизвольно поддались панической тревоге. Меня напрягали министерские брошюрки, газетные статьи, любое упоминание о произошедшем. Всё это, кажется, делалось с одной лишь целью — сеять в душах магов ещё больший страх.

Наш мир в одночасье стал казаться страшно уязвимым, и мне хотелось скорее сбежать обратно в Хогвартс. Я верила, что в школе эти упаднически-тревожные настроения сгладятся. Ведь это же великий Хогвартс. Хогвартс, в директорском кресле которого восседает могучий Дамблдор. Дамблдор, который никогда не допустит, чтобы его ученики подверглись опасности. А поэтому в школе можно быть чуточку беспечнее, чем того требуют увещевательные брошюрки, на время позабыть про хрупкую судьбу нашего мира, балансирующего сейчас на грани слабеющего добра и разрастающегося зла…

— Ты что, уже проснулась? — послышался сонный голос зевающей Сьюзен.

Задумавшись, я не заметила, как подруга отдернула полог своей постели.

— Нет. Я все ещё сплю, — произнесла я тихо и как будто на полном серьезе.

— Тогда я бегу тебя будить! — звонко заявила Сьюзен, окончательно проснувшись, а потом вылезла из кровати, подскочила ко мне и начала щекотать меня за бока.

Во мне почему-то не было энергии. Не хотелось смеяться, хотелось только одного — покоя.

— Хватит... Прекрати… — простонала я, попытавшись вывернуться из хватких рук Сьюзен.

Тогда она резко оставила попытки расшевелить меня.

— Уже ждешь встречи со своим ненаглядным? — многозначительно проговорила она, устремив на меня испытующий взгляд, в котором явственно сквозило осуждение.

— Вовсе нет. Я же говорила, что он мне уже не нравится, — я сама не верила своим словам.

— Ну, как знаешь. Я пойду в ванную, пока там ещё очереди нет, — сказала Сьюзен, бодро поднялась на ноги и направилась к выходу из спальни, но у самых дверей вдруг остановилась: — Только если хочешь, чтобы я тебе поверила, то сегодня за завтраком не глазей на слизеринский стол, — съехидничала она, а затем скрылась за круглой дверью.

Он не нравился Сьюзен, и она не скрывала этого. Слизеринец с неоднозначной репутацией, как, собственно, практически поголовно все слизеринцы… Теодор Нотт. Отпрыск небезызвестного Нотта-старшего — Пожирателя смерти, сумевшего оправдаться пятнадцать лет назад, но спустя годы снова уличенного в пособничестве Тому-Кого-Нельзя-Называть. Буквально несколько месяцев назад Нотта-старшего поймали в Отделе тайн и заключили в Азкабан.

Деяния отца отбрасывали мрачную тень на Теодора. Но, что удивительно, Теодору, как истинному слизеринцу, необыкновенно шла эта аура некой... вызывающей противозаконности. Он расхаживал по Хогвартсу, запугивая непредсказуемостью тех, кто мало что о нем знал и судил о нем стереотипно, проецируя на него отголоски темной славы его отца.

Я тоже мало что знала о Теодоре. За предыдущие пять лет мне не представилось ни одного случая даже мельком переброситься с ним парой фраз...

Он производил впечатление надменного, переборчивого в общении молодого аристократа. Он будто осознавал свою некую избранность, особое положение, что наделяло его правом пренебрегать людьми, дерзить, смотреть на многих свысока, как бы даря им свое расположение.

Их было двое таких на моем курсе — Нотт и Малфой. И если Драко Малфой всегда был на слуху, часто оказывался в центре событий и прямо-таки заработал себе имидж главного школьного врага Гарри Поттера, то Теодор всегда держался в стороне и не искал излишнего внимания.

Каким он был на самом деле, знали, вероятно, только его слизеринские друзья, с которыми он, скорее всего, вёл себя более естественно и раскованно. Интересно, как повлиял на него арест отца? Вряд ли, думала я, это как-то отразится на его поведении, ведь настоящий слизеринец никогда не демонстрирует свою слабость…

Такая неосторожность с моей стороны — влюбиться в слизеринца! Моя любовь с самого её зарождения была обречена так навсегда и остаться недосягаемой мечтой. Сладкой, запретной грёзой, будоражащей мой шаткий покой. Идеальным образом высокого, худощавого парня с темными волосами...

— Сегодня солнечно! — Милый голос вырвал меня из очередного приступа задумчивости. Меган Джонс — соседка по спальне — сияюще улыбалась, кружась посреди комнаты, вся подсвечиваемая льющимися из окон яркими лучами. — А до этого столько дней были тучи, — хмуро добавила она.

И мне стало не по себе. От напоминания в груди снова всколыхнулось чувство душащей тоскливости, что поселилось внутри меня с самого того момента, как я проснулась.

Мне захотелось скорее уйти куда-нибудь. В общую гостиную Пуффендуя, в Большой зал, в учебный кабинет — куда угодно, лишь бы там было много людей. Чтобы стало возможным отвлечься от собственных мыслей, таких пугающих, таких ядовитых, таких опасно реальных...

Тучи. Перед тем, как я проснулась, мне снились тучи. Точнее, раскаты грома. Сами тучи я рассмотреть не успела. Я знала эти свои сны, в которых словно видела всё со стороны. Такие всегда... сбывались. Рано или поздно, но они всегда претворялись в действительность. Некоторые из них снились однократно, некоторые повторялись по нескольку раз прежде, чем увиденное происходило в жизни. А этот сон был слишком... слишком... Я никак не могла подобрать подходящее слово.

Глобальным.

Переломным.

Словно в нем вершилась история.

Неприятный, леденящий до парализующего озноба.

И ведь он сбудется... Когда-нибудь. Пускай бы лучше не скоро. И пускай бы больше не снился.

Я начала замечать за собой эти странности примерно на третьем курсе, после знакомства с прорицаниями. Во мне будто что-то открылось, что-то дремавшее до этого. Сначала я видела редкие вещие сны на незначительные темы. Например, однажды мне приснилась перебранка Захарии Смита с профессором Макгонагалл на уроке трансфигурации. А ещё я точно знала, каким будет платье Сьюзен на Святочном балу, хотя она и возвела его в ранг большого секрета и раньше времени никому не показывала.

Сперва неожиданно свалившиеся на меня способности ясновидящей казались мне даже где-то забавными, пока на пятом курсе в преддверии выпускных экзаменов мне не приснился кошмар, в котором я самым позорным образом заваливаю СОВ по трансфигурации. Экзамены для меня и так были пыткой, они изводили меня, вгоняли в состояние тяжелейшего стресса. А знание того, что мне не суждено сдать как минимум один предмет, оптимизма не добавило. В общем, когда до СОВ оставалось всего ничего, мои нервы сдали, и я даже расплакалась на уроке травологии, всерьез собираясь бросить школу. Меня, конечно же, успокоили, отпоили настойками. Я пыталась готовиться к экзамену по трансфигурации, думала, что смогу избежать предначертанного мне провала. Но тщетно. Кошмар сбылся — вместо того, чтобы заставить пушистого хорька полностью исчезнуть, я превратила его… в стаю розовых фламинго. Стыд-то какой!

С тех пор я стала бояться вещих снов.

Я могла видеть будущее, но это было неконтролируемо и неподвластно мне. Этот дар так же, как и влюбленность в Нотта, был моей тайной, которой я ни с кем не делилась.

…Миновав проход внутри громадной бочки, что вел прочь из гостиной Пуффендуя, я направилась в Большой зал. Целый букет разных ощущений охватывал меня. Легкий мандраж от предстоящей встречи с Теодором, которого я не видела два последних месяца. Ноющая тревога в душе из-за плохого сновидения, неминуемо грозившего осуществиться. Неясное предчувствие уже уготованного мне будущего...