Сказка о Ветре (гет)

-1-

Ветер злился. Над городом пронёсся ураган: пострадали крыши нескольких домов и старая колокольня.

Так что свадьба, которая случилась до неприличия скоро, обошлась без звона. Новоиспечённая фрау Нейзауз была высока ростом и нескладна, хотя и хороша лицом.

Карла-Густава совершенно не смущало, что Эльза в богатом уборе в церкви возвышалась над ним на целую голову. Клара держала себя с невесткой любезно, да и та поначалу вела себя скромно: советовалась в делах хозяйства, хотя и забрала ключи от кладовок и шкафов.

Молодожёны не слишком стеснялись окружающих, и вскоре в их спальне пришлось выбросить старую кровать и купить новую. Их заигрывания друг с другом на людях казались Кларе вульгарными, но она молчала. В конце концов, брат явно счастлив.

Клара маялась скукой и одиночеством. Хотя у них теперь часто бывали гости, но роль хозяйки перешла к Эльзе, а поговорить было особо и не с кем.

В доме по вечерам стало шумно, суетно. Мужчины играли после ужина в карты, женщины сплетничали между собой, а на Клару смотрели косо. Да и кто она теперь? Просто сестра господина Нейгауза, и почти что старая дева.

Бывали на званых ужинах и господа, которым она когда-то отказала. Кларе порой казалось, что они глядят на неё с плохо скрываемым злорадством.

Однажды Клара услышала, проходя мимо дамского кружка, как жена нотариуса спросила кого-то:

— Так сколько, вы говорите, ей лет?

— Двадцать скоро будет.

— И такому жениху отказала?

— Вот уж недаром говорят: дурочка и сумасбродка.

Но тут женщины заметили Клару и замолчали.

После того, как гости разошлись, Клара, как фурия, ворвалась в кабинет брата.

— Зачем ты сплетничаешь обо мне и синьоре Гави?

— Что за тон, Клара? Никто о тебе не сплетничает. Такие вещи не скроешь. Надо было раньше думать.

— Не ты, так твоя жена.

— А мою жену оставь в покое! — Карл-Густав повысил голос.

— Между прочим, дорогой братец, я обещала синьору Гави подумать в течение года.

— Правда? — новость была встречена почему-то настороженно.

— Правда. Ты же так хотел, чтобы я вышла за него.

— Так и выходите, дорогая Клара, — хмыкнула фрау Нейгауз, входя в кабинет. — Если он, конечно, за год не найдёт кого-то посговорчивее. А в нашем городе вряд ли отыщется дурак, который захочет, чтобы его унизили отказом. Разве уж совсем никуда не годный господин, которому и терять-то нечего.

— Вы, дорогая невестка, тоже очень долго дожидались своего счастья, — ответила Клара, — так почему бы и мне не брать с вас пример?

Она развернулась на каблуках и вышла.

Ветер со смехом гонял в эту ночь мусор по мостовой, но смеялся он зря.

Накануне приёма у бургомистра фрау Нейгауз вошла в комнату золовки без стука, открыла дубликатом ключа шкафчик и стала рыться в шкатулке с драгоценностями.

— Эльза, что вы делаете?

— Подбираю себе что-нибудь на вечер, как видите.

— Но это мои украшения.

— Разве? Мне казалось, что это украшения вашей покойной матери, и они в приданое не входят, как сказал мне муж. Значит, они принадлежат по завещанию ему. А я его жена и имею на них полное право.

Возразить Кларе было нечего.

— А это что? Такое уже не носят, — бормотала Эльза себе под нос, — надо отдать ювелиру — пускай переделает.

Она небрежно побросала украшения обратно и достала шкатулку из шкафа.

— Я посмотрю у себя.

— Надеюсь, вы не оставите меня совсем без украшений? — усмехнулась Клара.

— А они вам нужны? — спросила фрау Нейгауз удивлённо. — Конечно, я выберу только то, что сейчас можно носить. Но вам же не к спеху?

— А вечер?

— Но вы не приглашены.

— Как?

— Вот так, — пожала плечами Эльза.

Клара была слишком горда, чтобы идти и выяснять с братом отношения.

Но в воскресенье в церкви жена владельца пивоваренного завода, милая пожилая женщина, спросила её:

— Как ваше здоровье, душенька? Вас не было на приёме у бургомистра. Господин Нейгауз сказал, что вам нездоровится.

— Да, я плохо себя чувствовала, — ответила Клара.

— Ох, и хвораете всё ещё? Вы такая бледная.

— Голова всё ещё болит, — пожаловалась Клара.

За ужином она спросила, обращаясь сразу к обоим супругам.

— Так, значит, меня не приглашали на приём?

Карл-Густав и его жена переглянулись.

— Я не счёл нужным, Клара, влезать в лишние расходы и заказывать новое платье ещё и тебе.

— Твои дела так плохи, дорогой брат?

— Нет, но ты сама приучила меня к экономии.

Ставни за окном застучали о стену.

— Похвально, что ты так бережлив. Именно поэтому вы на днях опять ждёте гостей, а ты опять спустишь несколько золотых в карты.

— То, что я спускаю в карты, Клара, — холодно ответил Карл-Густав, — потом мне вернётся нужными связями.

— Дорогой, зачем ты тратишь время на этот разговор? — встряла Эльза. — Твою сестру совершенно не должно касаться, как ты живёшь, и как ты ведёшь дела.

— О, чуть не забыла, дорогая невестка, — промолвила Клара. — Вы забрали у меня шкатулку, но там было и несколько моих вещей. Тех, что отец покупал именно мне. Наверное, вы до сих пор не посмотрели все драгоценности? Хотя я вижу на вас своё кольцо.

Эльза побелела, стянула кольцо с пальца и бросила его на стол. Потом разрыдалась, вскочила со стула и выбежала из комнаты.

— Извинись сейчас же, — прошипел Карл-Густав.

— За что? Разве я была невежлива? Я вовсе не говорила, что Эльза взяла кольцо намеренно. Она могла просто ошибиться. А ты её не поправил.

— Ты делала грязные намёки!

— Какие? — Клара была сама невинность.

— Что Эльза присвоила твою вещь!

Тут Клара засмеялась.

— Брат, это ты так говоришь, но я имела в виду совершенно другое. Однако тебе лучше знать.

Карл-Густав вскочил с места и швырнул бокалом с вином в сестру. Та вскрикнула и вскочила со стула, опрокинув его и отряхиваясь.

И тут створки окна распахнулись под напором ветра, осколки стекла посыпались на пол. Ветер в гневе пронёсся по столовой дома Нейгаузов, роняя подсвечники на столе.

Занялась скатерть. Карл-Густав, забыв о ссоре с сестрой, схватил кувшин и выплеснул воду на стол, криком призывая слуг.

После этого случая Эльза всё-таки вернула шкатулку — полупустую, правда. Карл-Густав со скрупулезной точностью отложил материнские драгоценности, и вернул сестре не слишком дорогие вещицы, которые ей покупал покойный господин Нейгауз.

Они были куплены, когда Клара была совсем юной, почти девочкой. Невесте с богатым приданым, красавице их было носить уж не положено по статусу.

Возвращала фрау Нейгауз шкатулку молча и странно косилась на золовку.

Клара не придала этому значения, но заметила, что Эльза порой внимательно за ней наблюдает.

-2-

Наступила весна. Жизнь шла своим чередом. Правда, для Клары она была уныла и однообразна. Дома ей было совершенно нечем заниматься — слуги выполняли только те поручения, которые касались лично её.

Эльза была не такой уж плохой хозяйкой и смогла добиться их расположения. Она делала им маленькие подарки на праздники, не лишала выходных, была вежлива. Потому, если Клара по старой памяти пыталась отдавать кому-то распоряжения по дому, то слышала в ответ: "Сначала спрошу хозяйку".

Даже старый Николо всецело перешёл на сторону Карла-Густава и его жены.

Денег на расходы брат выделял Кларе мало — хорошо ещё не трогал приданое. На весну пришлось перелицовывать старые платья, чтобы на улице было нестыдно показаться.

А к гостям дома Клара уже не выходила, да они ей были и не нужны. Тех немногих знакомых, что у неё оставались, она навещала сама. Это были женщины уже в годах — та же супруга пивовара, например. Они сочувствовали Кларе, но что они могли сделать?

Компаньоны её покойного отца пытались как-то повлиять на Карла-Густава, намекая, что если он не изменит отношения к сестре, они вынуждены будут подумать, а стоит ли вести с ним дела и дальше.

Но молодой Нейгауз и сам постепенно разорвал старые связи, обзавёлся новыми партнёрами — и вместе они проворачивали какие-то очень рискованные сделки.

Поначалу дела шли более чем хорошо, и Карл-Густав как-то объявил Кларе, что он полностью рассчитался с Гави.

— Как он поживает? — спросила она.

— Наверное, хорошо, — брат пожал плечами, прижав бумаги на столе, которые чуть не сдул непонятно откуда взявшийся сильный сквозняк.

— Он не спрашивал обо мне?

Карл-Густав окинул сестру презрительным взглядом с головы до ног.

— Нет, а зачем ему?

— И правда — зачем? — улыбнулась Клара. — Всё же я была права, что отказала ему. Надо отдать тебе должное, Карл-Густав, — ты вот прекрасный муж. Балуешь жену, ни в чём ей не отказываешь. А Гави через год стал бы удивляться, что у него кто-то маячит перед глазами в доме.

Клара улыбнулась брату и вышла из его кабинета.

Но удача — существо капризное. Так и пошло — то густо, а то и пусто. Если бы молодой Нейгауз откладывал что-то из прибыли, неудачные сделки не так больно бы ударяли по его карману.

Но жил он более чем на широкую ногу, а Эльза не довольствовалась драгоценностями покойной свекрови.

Впрочем, в доме говорили всё больше не об этом, а о странных вещах — о сквозняках, которые задували свечи в кабинете хозяина, о стёклах, которые только и поспевали вставлять — а ведь это обходилось недёшево.

Слуги шептались между собой, замечая, что все эти странности как-то связаны с Кларой. Стоило брату и сестре опять повздорить, как начиналась свистопляска.

Однажды вечером супруги отправились в гости, и Клара осталась дома одна. Посидела за вышивкой, пока не устали глаза, а потом вышла в коридор — ей показалось, что где-то хлопает ставня. Прислушиваясь у дверей, Клара обнаружила, что звук идёт из кабинета брата. Собирался он в спешке, опаздывая, и, когда Клара толкнула дверь, оказалось, что та осталась незапертой. Открытым был и секретер, на крышке которого небрежно валялись письма и бумаги. Стоило Кларе войти в комнату, как ставня чудесным образом перестала стучать, а бумаги вдруг тихо зашелестели, словно кто-то невидимый перебирал их.

Конечно, Клара тоже замечала странности, что стали твориться в доме. Она не была суеверной, но поневоле думала, а не призрак ли это покойного отца пытается за неё заступаться?

Хотя её уже била нервная дрожь, Клара всё же подошла к секретеру и зажгла свечу. Что ей хотят показать? Она осторожно приподнимала бумаги и чуть не выронила подсвечник, когда один лист вдруг резко подвинулся к её руке.

Осторожно взяв письмо, словно то могло её укусить, Клара принялась за чтение. Это было письмо от Гави, и поначалу он писал о делах, обсуждая с Карлом-Густавом условия нового кредита. А в конце шла приписка: «Надеюсь, что ваша сестра будет счастлива замужем. Уверен, что она не ошиблась в выборе. Передайте ей от меня поклон и пожелание процветания».

Подсвечник заходил ходуном в руке Клары, и она поставила его на секретер. Потом взяла лист бумаги, перо и записала адрес банкира. Ещё раз осмотрела всё, задула свечу и тихонько ушла к себе. Там она смогла дать волю и слезам, и гневу. Она уже привыкла к подлостям брата, но такого ожидать не могла. Почему он так резко переменил своё решение и отвадил не только выгодного жениха, но и возможного партнёра? Успокоившись, и обдумав положение, Клара пришла к выводу, что как раз в качестве партнёра Гави брату уже не подходил. Итальянец не стал бы связываться с афёрами Карла-Густава.

Гави в прошлом году обещал приехать, а теперь разве есть у него повод? Гордый генуэзец и шагу не ступит на порог их дома.

Задумчиво посмотрев на лист с адресом, Клара спрятала его понадёжнее. Первый порыв написать Гави и объясниться прошёл. Да и что она напишет ему? Что его обманули? Или будет умолять взять её замуж поскорее и увезти из этого дома? Для такого шага Клара пока что недостаточно отчаялась. Ей нужно было обдумать всё, как следует, да и отправить письмо надлежало не из дома, а попросить кого-то об одолжении.

-3-

Лето принесло новости — Эльза ждала ребёнка. Карл-Густав был на седьмом небе от счастья и на радостях даже выделил сестре приличную сумму на обновки. Клара сумела справить два новых платья — на выход.

Когда положение фрау Нейгауз стало заметно, она перестала бывать на людях, гуляла только в саду, или ходила по воскресеньям в церковь. А вот с Кларой она общалась только по большой необходимости. Та поначалу смягчилась к обоим супругам, предложила Эльзе помощь в подготовке приданого для малыша, но невестка отказалась, и выглядела почему-то напуганной. Разговаривая с Кларой, она старательно прикрывала живот, словно опасалась сглаза. Приданое младенцу было заказано портнихам и вышивальщицам.

Странное поведение невестки заставило Клару выйти из постоянной задумчивости. Она наконец-то заметила, что окружающие поглядывают на неё косо. Идя в церковь, она ловила настороженные взгляды женщин и задумчивые взгляды мужчин. Правда, мужчины явно обращали внимание ещё и на новые платья Клары, и на то, что она всё-таки очень хороша собой.

Гави, как и предполагалось, не приехал. Тогда Клара решила написать ему. Она подробно изложила всё, что случилось за прошедшие месяцы. В конце письма она умоляла банкира помочь ей хоть чем-нибудь, заступиться. Запечатав письмо, она отправилась к жене пивовара.

— Не отвлекаю ли я вас от дел, дорогая фрау Нойманн?

— Нет, милочка, а что вы хотели?

— У меня к вам просьба. Мне нужно переправить письмо в Италию, а ваш супруг иногда посылает туда письма родственникам на север. Не могли бы вы попросить его прибавить и моё к своим? Конечно, я возмещу ему все почтовые расходы.

— И кому же вы пишете, милочка?

— Другу… Другу моего покойного отца, — ответила Клара.

— Ну, что же… А почему вы не отправите письмо с домашней почтой?

— Я не хочу, чтобы мой брат знал о нём. — Клара принялась выкручиваться. — У Карла-Густава некоторые трудности, совсем небольшие. И я попросила этого господина оказать ему помощь в память о старой дружбе. Но брат рассердится, если узнает.

— Давайте, дорогая. Я попрошу мужа.

Клара передала письмо и достала из кошелька монеты.

— Это лишнее.

— Возьмите, пожалуйста.

Старушка всё-таки приняла деньги.

— Как здоровье вашей золовки? — спросила она.

— Замечательно, спасибо. Эльзе даже идёт беременность.

— А вы рады будущему племяннику или племяннице? — спросила фрау Нойманн и как-то выжидающе посмотрела на Клару.

— Да, и надеюсь, что это будет племянник. Для мужчины важно иметь наследника.

Старушка помолчала, а потом взяла Клару за руку и усадила в кресло.

— Давайте-ка выпьем чаю, милочка. Мне надо вам кое-что рассказать.

Фрау Нойманн была так серьёзна при этом и озабочена, что Клара даже испугалась. Карл-Густав приготовил ей очередную гадость?

— О вас стали говорить странные вещи, дорогая Клара.

— Какие?

— Это пока что сплетни глупых баб, но сплетни имеют обыкновение убеждать людей больше, чем правда. О вас поговаривают, что вы знаетесь с нечистым.

— Что?! — Клара ожидала что угодно, только не этого. — Да как можно? Разве я не бываю каждое воскресенье в церкви, не молюсь вместе со всеми? Так ведь и пастор наш причастил меня на Пасху, как и остальных.

— Так-то оно так, да людям рты не закроешь. На всякое найдётся объяснение. А что до причастия, то жена булочника болтала, будто видела, как вы вышли из церкви, завернули за угол да причастие на землю и выплюнули.

— Господи! — Клара схватилась за голову. — Как язык-то повернулся такое сказать?

Она не выдержала и заплакала.

Самое ужасное, что Клара (она вспомнила) и правда заходила за угол церкви, чтобы переколоть булавку, скреплявшую её косынку на груди.

— Не плачьте деточка, тут слезами горю не поможешь. Поговаривают также, что не вышли вы замуж, потому что ходит рядом с вами невидимым бес, а он ревнивый и отвращает вас от замужества.

— Скажу вам правду, фрау Нойманн, это письмо человеку, который просил моей руки, а я обещала ему подумать год. Но мой брат солгал ему, написав, что я вышла замуж.

— Это не тот ли итальянец, что приезжал к вам в прошлом году? — спросила старушка.

— Он самый. Синьор Джованни Гави. Я ждала, что он приедет, как и обещал, — Клара опять всхлипнула, — а его обманули.

— Вот значит как. Тогда я потороплю мужа, обязательно потороплю.

— Слава Богу, что вы мне всё рассказали. Но что мне теперь делать? Откуда пошла-то такая мерзкая сплетня?

— Говорят, что от ваших слуг. Те рассказывали, что у вас дома творится что-то странное.

— Фрау Нойманн, только обещайте никому не говорить. Странное творится, но только это никакой не бес.

— А кто же?

— Я думаю, что это мой отец никак не найдёт покоя. Он видит, как меня обижает Карл-Густав, и пытается его наказать.

Ветер прошелестел скатертью.

— Вот! Вы видели? — испугалась Клара.

— Господи помилуй! — старушка еле перевела дух. — А ведь всё может быть. Помните, мельничиха в прошлом году померла родами? Так и оставалась подле ребёночка, кормилиц пугала, пока её муж честную не нашёл. Тогда и успокоилась.

— Что же мне делать? Поговорить с пастором?

— Попробуйте, милочка. Да и с братом своим поговорите. Ему ведь совсем не выгодно, чтобы его сестру считали ведьмой. Пусть языки слугам укоротит.

Фрау Нойманн, как смогла, успокоила Клару, напоила чаем с булочками и проводила до дверей, обещав поговорить с мужем и поторопить его с отправкой письма.

Клара решила начать с брата.

— Карл-Густав, — начала она без церемоний, входя в кабинет, — нам надо серьёзно поговорить.

— О чём?

— О тех сплетнях, что обо мне распускают. Я не понимаю, почему ты это позволяешь? Мало того, что слуги говорят обо мне бог знает что, так ещё и твоя жена считает меня ведьмой.

— Оставь Эльзу в покое! — рявкнул Карл-Густав, стукнув кулаком по столу.

Бумаги с шумом полетели со стола.

— Вот! Вот! Сама смотри! Что ещё люди могут думать, а?!

— Например, что наш отец тобой недоволен, — ответила Клара, побледнев. — Ты дурно обращаешься со мной, брат. Я даже думаю, что ты был бы рад сжить меня со свету.

Подскочив к Кларе, Карл-Густав отвесил ей пощёчину.

— Вот как?! — закричал он, не обращая внимания на завывание ветра за окном. — А с чего мне тебя любить? Отец только о тебе и думал, баловал тебя. Клара то, Клара сё! А на меня он внимания не обращал. Что я хочу, к чему у меня душа лежит, — какая разница?

Клара схватилась за щёку и в ужасе смотрела на брата. Ставни хлопали, за окном потемнело и раздался удар грома. Слуги забегали по дому, закричали во дворе, пытаясь унять разбушевавшихся в конюшне лошадей, которые своим ржанием вторили завыванию ветра.

— Да как только ты родилась, всё и началось! А когда матушка умерла, я ему вообще стал не нужен. Всё для любимой доченьки! А мне только тычки и розги доставались, если плохо учился. Ты хоть раз заступилась за меня?! Хоть раз!

— Я была слишком маленькая и не понимала! — Клара тоже кричала, потому что гроза становилась всё ближе.

— А потом ты тоже была маленькая? — Карл-Густав схватил сестру за плечи и затряс. — Когда тебя наряжали, возили на балы, а я сутки напролёт сидел и переписывал бумаги, потому что наш папенька экономил на писарях? Да ты вся в него — такая же прижимистая, сухая, придирчивая! Когда он умер, что я слышал от тебя, кроме насмешек и намёков, что я полное ничтожество? Думаешь, мне не передавали, что ты говорила обо мне?!

Рыдая, Клара вцепилась в плечи брата и закричала:

— Папа, не трогай его!

Ураган стих и за окном хлынул ливень.

Карл-Густав отшатнулся от сестры и рухнул в кресло.

— Он даже после смерти меня ненавидит, — прошептал он. — Как и я ненавидел его. Да я был рад, когда он умер. Я наконец-то стал свободен!

— Что ты говоришь, брат, побойся бога! — Клара подошла к нему и попыталась обнять.

— Не трогай меня! — завыл Карл-Густав.

В коридоре послышались шаги и в кабинет, придерживая живот, вошла Эльза.

— Что тут? Милый! — она бросилась к мужу. — Уйди отсюда, уйди, змея! — взвизгнула она, загораживая Карла-Густава собой.

— Ласточка моя! Да что ты! — тот вскочил, обнимая супругу. — Не нервничай, тебе вредно. Пойдём, моё сокровище, всё в порядке. Всё в порядке.

Он даже не посмотрел на Клару, уводя из кабинета зарыдавшую Эльзу.

-4-

После этой безобразной сцены, Клара три дня пролежала в постели, мучаясь головными болями. Служанка приносила ей еду, но она оставалась почти не тронутой. Ветер принёс мокрый цветок из сада, но, увидев странный подарок, Клара так плакала, то её невидимый поклонник испугался и решил пока что оставить бедняжку в покое и не напоминать о себе.

На третий день к Кларе пришёл Карл-Густав в сопровождении своего верного и прикормленного нотариуса. Он был мрачен, но спокоен.

— Подпиши это, и я постараюсь сделать всё, чтобы сплетни утихли.

Клара посмотрела на бумагу. В ней она передавала брату права на своё приданое.

— У тебя нет совести, — сказала она.

— Могу предложить другой вариант. Ты напишешь завещание в мою пользу, — Карл-Густав криво усмехнулся.

— Нет, милый братец, я ещё пожить хочу. Давай перо.

И Клара подписала документ, иронично поглядывая на стряпчего.

— Вы даже свидетеля заставили расписаться заранее. Всё, брат, ты получил, что хотел?

— Не совсем.

Когда нотариус ушёл, Карл-Густав придвинул стул к кровати сестры и сел.

— Тебе бы лучше уехать на время, пока всё не уляжется.

— И куда же ты хочешь меня отправить?

— Вот ума не приложу, куда. У твоей няньки была племянница, кажется, фрау Шварц.

— Та, которая живёт в деревне? Но я не знаю, жива ли она.

— Я пошлю человека разузнать о ней. Поживёшь пока в деревне. Свежий воздух и молоко пойдут тебе на пользу. Да и Эльза спокойно родит. Если дело выгорит, я оплачу фрау Шварц все расходы. Кажется, она была замужем за довольно состоятельным фермером, я как-то слышал краем уха. Насколько я знаю, твоя нянька, когда ты выросла, переехала жить к ним, да там её и схоронили потом.

Про это Клара тоже слышала. Ею овладело полное равнодушие. В жестоких словах Карла-Густава давеча была и доля правды. Ей вот ни разу не пришло в голову попросить отца, чтобы он свозил её навестить старую няню.

— Да, так будет лучше, брат. Пошли человека поскорее.

— Уж как смогу. Сбегать из города так быстро тебе тоже нет резона. Я вчера поговорил с пастором и внёс кое-какие пожертвования приходу.

— Спасибо, Карл-Густав, — вяло отозвалась Клара.

Пастор, надо отдать ему должное, честно принялся за дело. Карлу-Густаву пришлось помочь кое-кому деньгами, которые, по совету пастора, передавала Клара. Понемногу слухи улеглись. Так лето за всеми этими хлопотами и пролетело. В доме теперь было тихо, ничто больше не пугало слуг. Они перестали шептаться о Кларе, хотя по-прежнему были на стороне хозяйки. Эльза же золовку всё так же избегала. Фрау Нейгауз чувствовала себя неплохо, но было видно, что она устала. К сентябрю, на шестом месяце она очень располнела — ребёнок, видать, был крупным, и оба супруга были уверены, что это мальчик.

Герр Нойманн честно отправил письмо Клары. Но ответа из Генуи так и не было. Клара решила, что не стоит ждать и надеяться, тем более лить по этому поводу слёзы. И так хватало огорчений и бед. Она смирилась, что останется старой девой, да ещё без приданого.

Карл-Густав навёл справки о фрау Шварц. Пожилая вдова, она жила на своей ферме, которая имела немалый доход. Помогал ей управляться с хозяйством и работниками внук — единственный из членов семьи, оставшийся в живых. Карл-Густав списался с ней, прося принять Клару на осень и зиму, обещая оплатить пансион. От денег фрау Шварц не отказалась, и было решено, что в октябре Клара уедет в деревню.