Нарисованная реальность (гет)

Мила сидела за столиком в кафе и рассматривала проходящих мимо окна людей. Ее кофе давно остыл, и она лениво мешала его ложкой, просто так, чтобы руки занять. Все ее мысли сейчас находились там, на улице, между пробегающими мимо людьми. Перед ней лежала открытая тетрадь, а из нее на девушку смотрели глаза красивого юноши. Она никогда его не видела, но знала, что он где-то есть.

Мила посмотрела на часы: половина девятого вечера. Оглядевшись, она увидела официанту и позвала ее движением руки. Немолодая женщина в переднике неспешно подошла к ее столику.

— Что-то еще?— спросила она неприятным, слегка скрипучим голосом.

— Счет, пожалуйста,— ответила Мила, теребя рукой мочку левого уха, которую практически закрывала большая круглая сережка, которую она никогда не снимала.

Женщина кивнула, удалилась к стойке и вернулась через минуту с чеком. Мила вытащила из кармана пять долларов, отказалась от сдачи, собралась и пошла к выходу. За пару метров от выхода висело небольшое зеркало. Девушка остановилась перед ним, поправляя шарф. Из зеркала на нее смотрела юная, симпатичная девушка шестнадцати лет с бледной кожей, маленьким, слегка вздернутым носом и слегка раскосыми глазами яркого зеленого цвета.

«Челка опять отросла,— подумала она.— А так вроде ничего!»

И, перекинув через голову сумку, она вышла на улицу. Холодный ветер тут же ударил ей в лицо, отбрасывая назад черные, волнистые волосы. Мила уткнулась поглубже в широкий, мягкий шарф, надела меховые наушники и отправилась на остановку. В этом году выдалась очень холодная и снежная зима. На улице уже стемнело. Вокруг было много людей, спешивших попасть в магазины до закрытия. У них осталось всего полтора часа для того, чтобы купить подарки на Рождество. Снег крупными хлопьями падал на город, укутывая всех своей белоснежной пеленой. Кругом все пестрило яркими вывесками, предложениями и рекламой. Через витрины магазинов, залитые светом, можно было увидеть, как суетятся внутри люди в поисках подарков для своих близких. Из динамиков неслись объявления о распродажах и новых поступлениях.

Мила дошла до остановки, но, постояв минутку, решила еще пройтись. Она прощалась этим большим, шумным городом. «Это мое последнее Рождество в Нью-Йорке,— думала девушка.— И как бы мне не хотелось уезжать, все равно придется. Меня здесь никто не оставит».

И, правда, отец Милы работал в полиции и его перевели в небольшой город в штате Висконсин в качестве повышения, и он был вынужден переехать туда. Он часто ездил в командировку в этот городок, каждый раз привозя с собой уйму положительных эмоций. Но юную девушку, привыкшую к шумному мегаполису, окруженный лесами и болотами городок явно не привлекал. Матери у нее не было.

Еще одна остановка позади — до дома осталось всего пара кварталов. В кармане раздался звонок. Мила вытащила мобильник: папа.

— Алло.

— Мила, где ты ходишь?— раздался в трубке мужской обеспокоенный голос.— На улице уже так темно, тем более, сегодня канун Рождества.

— Я уже иду домой,— успокоила отца девушка.— Буду минут через пятнадцать.

Она отключила телефон и сунула его обратно в карман джинс.

Мила с отцом жили в двухкомнатной квартире. Их соседка, миссис Джексон, была заядлой кошатницей. У нее было, по меньшей мере, десять кошек! По дороге домой Мила увидела одну из ее любимиц — серую, пушистую Сенди. Наверное, миссис Джексон, как всегда долго разговаривала с разносчиком молока, так что Сенди выскочила на улицу. Мила нагнулась и взяла кошку на руки. Та впилась в нее холодными мокрыми от снега когтями, оставляя следы на куртке. Девушка вошла в подъезд и поднялась на второй этаж. Дверь в квартиру миссис Джексон была слегка приоткрыта. Она подошла ближе и постучалась. Ей никто не ответил.

— Миссис Джексон,— позвала девушка старушку.— Вы дома? Я встретила на улице Сенди. Миссис Джексон!

Мила осторожно открыла дверь и заглянула внутрь. В квартире никого не было. В коридоре сидела самая старая кошка миссис Джексон — Ронда. Мила опустила Сенди на пол и заглянула в комнату, откуда был слышен работающий телевизор, но и там никого не было.

— Миссис Джексон…

— Да, моя дорогая!— раздался за ее спиной голос. Мила слегка подпрыгнула от неожиданности.

— Миссис Джексон!— с облегчением выдохнула она.— Куда же вы пропали? Да еще и дверь не закрыли…

— Да я к соседям сверху поднималась, а ключи найти не смогла. Вот и оставила дверь приоткрытой. Но я строго-настрого наказала Ронде стеречь дверь.

— Понятно…— улыбнулась Мила.

Миссис Джексон была очень милой, но немного странной старушкой. Она разговаривала с кошками и утверждала, что они ее понимают. Старушка редко выходила из дому. Разве что только вынести мусор да заглянуть к соседке сверху — ее единственной подруге, такой же странной, как и она. Миссис Мафин разводила птиц. Весь дом просыпался вместе с ними на рассвете!

— Ну, ладно, я, пожалуй, пойду,— сказала Мила.— Счастливого Рождества!

— И тебе, детка,— ответила миссис Джексон. Скрипнула дверь, щелкнул замок, и из квартиры раздалось недовольное мяуканье.

Мила шагнула к двери напротив и достала из кармана ключи с забавным брелком в виде улыбающейся желтой звезды. Повернув ключ, она открыла дверь и вошла в темный коридор. В квартире вкусно пахло, как поняла Мила, ее любимым грушевым пирогом и свежей елкой. Мила полной грудью втянула этот запах и улыбнулась. Скинув обувь, девушка вошла в комнату, где горел тусклый свет настольной лампы. Посреди комнаты стоял накрытый праздничный стол, возле окна сияла наряженная елка. В углу в своем любимом кресле с газетой на коленях спал ее отец — Джон Вебстер. Мила подошла к нему и присела на подлокотник

— С Рождеством, папа,— тихо сказала Мила и сняла сползшие на кончик носа очки.

— Ты пришла,— проговорил он сонным голосом и открыл глаза.— А я вот задремал.

— Все нормально,— положила руку ему на плече дочь.

— Сколько времени?— спросил он, убирая газету с колен.

— Десять часов. Сколько раз я просила тебя не читать при таком тусклом свете,— встала Мила. Она скинула верхнюю одежду на диван.

— Я больше не буду,— как всегда ответил мистер Вебстер.

— Знаю я твое «не буду»,— улыбнулась Мила.

— Ладно,— вставая, сказал он.— Давай садиться за стол, а то все совсем остынет. А Сара так старалась!

— Давай. А почему ты не оставил ее у нас встречать Рождество?

— Да ее уже кто-то пригласил. Она так спешила, что оставила меня сервировать стол самому,— усмехнулся Джон.

— Ну, надо же хоть что-то и тебе делать,— беря в руки вилку, сказала Мила.

— Тем более что это Рождество я хотел провести с тобой. Последнее Рождество на старом месте,— он оглядел квартиру кругом.

Мила опустила глаза и молча, включила телевизор. Отец понял, что сказал лишнее и тоже слегка расстроился.

— Тебе положить твой любимый грушевый пирог?— спросил он, переводя тему.— Сегодня он особенно получился. Сара постаралась,— улыбнулся папа.

— Давай,— пожала плечами девушка.

По телевизору шел благотворительный концерт к Рождеству. Огромная елка в центре Нью-Йорка вся была завешана подарками для детей из малообеспеченных семей и детских домов.

— Все было очень вкусно,— сказала Мила после ужина.

— Может, посмотрим старые записи?— спросил Джон.

— Давай,— натянуто улыбнулась девушка.

Она не любила пересматривать то, как неловко танцевала в детском саду какой-то безумный танец на очередном утреннике, или как они с папой сидели в кафе, и бедная Мила вся замазалась мороженным, а Джон снимал все это на видео и смеялся. Целый час просмотров старых кассет с утренников и прогулок в парке действовали лучше любого снотворного. Мила поняла, что еще несколько минут, и она уснет прямо здесь, на диване. Она зевнула и встала.

— Ладно, я сегодня устала, так что пойду спать, если ты не против.

— Конечно,— кивнул Джон.— А утром под елкой тебя будет ждать подарок от Санта Клауса!

— Папа…— откинула она назад голову.— Мне не пять лет и я отлично знакома с этим Сантой!

— Ладно-ладно,— засмеялся Джон.— Иди спать.

Комната Милы, как и любого подростка, была завешана плакатами, но не поп-звезд или рок-групп, а какими-то узорами и портретами. Вернее, это были не плакаты, а рисунки. Она рисовала то, что видела во сне и самые удачные вешала на стены. Тот, что висел над кроватью, напоминал солнце с ломаными лучами, разбитое на тысячу кусочков и склеенных обратно. Некоторые рисунки были цветными, но в основном все были нарисованы карандашом. Мила практически никогда не видела цветных снов. Несколько раз она замечала, что ее сны сбывались, но никогда не придавала этому особого внимания.

У Милы не было друзей. Она училась в старших классах элитного лицея для девочек, но ее не очень-то принимали в коллективе. Все девочки в этом лицее были дочками богатых родителей, а Мила попала туда после сдачи определенных экзаменов. Она не ходила на вечеринки к одноклассницам, предпочитая им уединенные прогулки в парке. Она записалась в кружок рисования, проводя свободное время не в магазинах, а с карандашом или красками в руках. Иногда она брала планшет с собой в парк и рисовала отдыхающих там людей. Но всегда пририсовывала к ним, то крылья, то рога и хвост, то еще что-нибудь так, что люди становились похожими скорее на насекомых и животных, чем на себя. Просто она видела людей по-другому.

Что же касалось общения с противоположным полом, то этого практически не было. У нее не хватало времени на все эти гонки по свиданиям. Были ли у нее ухажеры? Были, но все их намерения тот же час разбивались о немой отказ во взгляде. Ее зеленые глаза, часто прятавшиеся за слишком длинной челкой, не оставляли шансов ни одному, даже самому настойчивому парню. Хотя, в ее возрасте все девчонки только и думают, что о парнях. Шестнадцать лет — замечательный возраст для мечтаний и стремлений.

Мила быстро переоделась и села на кровать. Включив настольную лампу, она вытащила из сумки тетрадь с рисунками. Сегодня она нарисовала его. Того, кого видела во сне на кануне. Она нарисовала только глаза. Больше ничего она не запомнила. Еще там были бабочки, деревья и звук. Звук, который невозможно услышать. Его надо почувствовать, пропустив через сердце. Она последний раз посмотрела в эти глаза и убрала тетрадь под подушку, как всегда. Затем выключила свет и уснула.