Парад обреченных (джен)

Способны ли мертвые видеть сны?

Не так давно подобные вопросы показались бы мне даже не бессмысленными — идиотскими. С тем же успехом можно было бы спросить, бывает ли соль сладкой или сколько молока дадут десять козлов.

Не так давно это было… и в то же время бесконечно далеко от меня нынешнего. В другом мире. И в совсем ином моем, так сказать, качестве. Был я в ту пору живым человеком, из костей и мяса. Более-менее толковым пареньком, успевшим больше года проучиться в универе, на кафедре астрономии. И, что немаловажно, не сподобился лишить жизни другого человека. Как, впрочем, и иное живое существо крупнее бабочки.

И так бы, наверное, до сих пор учился. Наверняка и до диплома мог дойти. Не тупица какой все же. Едва ли пришлось бы мне в таком случае кого-то убивать. Тем более собрата по биологическому виду. А о том, что существуют иные миры, похожие на мою Землю, я бы, может, и задумывался. На досуге. Но уж точно не стал бы забивать голову бессмыслицей вроде посмертных снов.

Если да кабы… только вот та роковая маршрутка все изменила. Я погиб, даром что не до конца. И продолжаю существовать в виде бесплотного духа. В другом мире. И на правах квартиранта в теле одного доброго человека. Охотника по имени Вилланд.

Но что удивительно, некое подобие снов оказалось доступно и в теперешнем моем состоянии. Ночами, когда сам Вилланд засыпает, расслабляюсь и я. Отчего словно воспаряю сознанием над землей.

Я вижу небо, воплощающее в себе мечту любого астронома. Несметная россыпь ярких звезд густо покрывает глубокое темное небо. И никакие помехи вроде городской иллюминации, уличных фонарей или самолетов не отвлекают от этого зрелища. Не вклиниваются в него, как вопль пьяного зрителя в оперную арию. Жаль только, что знакомых созвездий в небе другого мира не сыскать.

Когда надоедает витать под небесами, я устремляю взор к земле. Непроглядная темень средневековой ночи мешает разве что живым. Но не мне. Всматриваясь, я даже сквозь темноту способен увидеть многое. И невзирая на расстояния.

Вот я оглядываюсь на юг — и вижу стены, крыши, башни и шпили Эльвенстада. Города, из которого мы с Вилландом, а также Эдной и алхимиком Аль-Хашимом благополучно удрали еще пару дней назад. На городской стене трепещут огоньки: это стража ходит с факелами. А может, разводит костры, пытаясь защититься от холодных ночей.

Других источников света в этот поздний час в городе не увидеть. И оттого даже на фоне темной земли Эльвенстад сверху выглядит громадным чернильным пятном. Прямо как в известной присказке про черный-черный город.

Невесомый, увлекаемый силой мысли, я устремляюсь на север. Навстречу холодному блеску далеких горных вершин. Что-то сказочное видится мне в них, в сумраке ночи похожих на кристаллы сапфира.

А между северными горами и окрестностью Эльвенстада раскинулся Тергон. Полудикий, лесисто-болотистый край. Куда, собственно, мы и держали путь — втроем, а может и вчетвером. С какой стороны посмотреть…

Хоть в этом мире я сравнительно недавно, но собственное впечатление о Тергоне составить успел. Такое, что даже людское его население напоминало мне все то же болото. Тихую трясину. Нечто, застоявшееся от боязни перемен. Лишь изредка его оглашало чье-то кваканье или кряканье. Глас какого-нибудь пророка, кликуши или юродивого. А как вариант — правителя, чья воля и сила духа явно преобладали над разумом.

Еще в оном болоте охотно кормились хищники, вроде нашего знакомца Родрика. Хоть пришлые, а хоть и из местных. Благо, пищи хватает, а помех почти никаких. У здешнего барона до всяких рыцарей-разбойников, видать, руки не доходят. Что до короля или графа, то едва ли происходящим в этой глуши они хотя бы интересуются.

В общем, Тергон — идеальное место, чтобы спрятаться. В том числе… и особенно от преследования властей.

Но в эту ночь человечье болото было словно чем-то взбудоражено. По дорогам, ведущим из Эльвенстада, сновали конные патрули. Группы вооруженных всадников с горящими факелами. И хватали подвернувшихся путников, чтобы сразу же, на месте, их допросить.

Странно все это, думалось мне. Точно не к добру. Можно, конечно, утешать себя разными предположениями. Причем вполне правдоподобными. Что конники с факелами охотятся на Родрика. Или выслеживают шабаш ведьм. А может, назревает очередная междоусобица. Событие отнюдь не редкое по меркам средних веков.

Но лучше все-таки предположить худшее. И перестраховаться. Тем более, когда ты и впрямь имеешь грехи перед законом. Или не ты лично, но твои живые спутники.

С такими мыслями я был вынужден оторваться от созерцания ночного мира. И вернулся в тело Вилланда. Торопливо так вернулся, резко. Настолько, что сам охотник проснулся тоже. И даже привстал, чем привлек внимание разбойницы Эдны. Ее черед дежурить как раз выпал на этот час.

— Ты чего? — вполголоса спросила разбойница.

— Да… — Вилланд зевнул, лениво помаргивая, — все Игорь… этот.

Непохоже, чтоб пробуждение охотнику было в радость. Скорее, к моему поспешному возвращению он отнесся, как сам я когда-то к звуку будильника. Что чуть ли не каждое утро грубо и назойливо сообщал мне: пора вставать и грызть гранит науки. Радуясь, коль пока еще жив.

— Ох уж этот Игорь, — с ворчливыми нотками сказала Эдна, — да и ты хорош. Не пора ли уже привыкнуть? Всяко лучше, чем бессонницей страдать.

— Да не в том дело, — вздохнул охотник, окончательно придя в себя и внимая моему беззвучному говору, — он весточку принес: опасно нам в Тергон возвращаться. Там сейчас облавы идут. По нашу душу, наверное.

— Наверное, — разбойница хмыкнула, — и когда только успели?..

И ведь действительно, когда? В мире, где нет радио и телевидения, не говоря уж о сотовой связи, новости должны распространяться медленно. Может, и впрямь не про нашу честь суета?.. Но Вилланд одной фразой похоронил даже эту слабую надежду.

— Так птичек могли из Эльвенстада прислать, — на лету сообразил он, — голубей… ну или воронов. Птички летают быстро. Да и барон со своими людьми может быть расторопным. Если письмо, принесенное птичками, окажется достаточно убедительным.

— Ну… может быть, — согласилась Эдна, — только вам ли с Игорем бояться какого-то патруля. Забыл, как на пару раскатали защитников каравана?

И Вилланд не забыл, и я о том вроде помнил. Однако и про ахиллесову пяту свою тоже отнюдь не запамятовал. Стоит кому-то из наших противников заподозрить колдовство или происки нечистой силы — и вскоре я оказываюсь вне игры. Связанный молитвой по рукам и ногам.

И охотник мой окажется тогда в одиночестве против численно превосходящего противника. Рисковать же приютившим меня телом как-то не хотелось бы. Как не пожелал рисковать собою и сам Вилланд.

— Я ведь говорил уже: Игорь ненадежен, — напомнил он, будучи осведомленным насчет моей слабости, — мечом не достать, но стоит кому-то хотя бы Длань на себя возложить… и все. Он становится не полезнее обычного мертвеца.

Разговор, даром что негромкий, разбудил третьего участника нашего похода. А может, и четвертого. Покашливая, приподнялся с пыльного покрывала Аль-Хашим. И зачем-то уставился недовольной физиономией на догорающий костер.

— Что-нибудь случилось, о, дети тревоги? — поинтересовался он тихим грустным голосом.

— Может случиться, — с готовностью отвечал ему Вилланд, — если… в общем, лучше б нам не торопиться в Тергон.

— Неужели? — в тоне алхимика проскользнуло хоть немного, но радости, — да прольются все ручьи к вашим ногам, о, храбрый Вилланд и прекрасная Эдна!

Спасение спасением, но вот идею бегства в тергонскую глушь он воспринял без энтузиазма. Потому как с надеждами на обогащение на старости лет Аль-Хашиму следовало распрощаться. Довольствуясь жизнью в болотном замке рыцаря-разбойника. Да в услужении у его шайки. А по сути — на правах боевого трофея.

Но таковы уж суровые законы средневековья. Не может быть свободным тот, кто неспособен себя защитить. Да к тому же лучшего убежища для обвиняемого в колдовстве чужеземца пока было не сыскать. И даже придумать некогда. Другой город — столь же большой, как Эльвенстад? Так Церковь достанет везде.

Потому и воодушевила алхимика эта новость. Что спасители-де передумали. И планы по его сокрытию среди болот, в руинах старого замка, отменяются. Но как ни жаль было спутникам разрушать чужие надежды, но взаимопонимание при совместных действиях все-таки важнее. Так что Вилланд поспешил внести ясность:

— До границы с Тергоном — дня два пути. Или три. И если сунемся прежде, чем барон угомонится, нас могут повязать. Найдут повод. Даже если мы ни при чем.

— Повод! Да один дознаватель чего стоит, — вторила Эдна, припомнив свое спасение от виселицы.

— Хоть дознаватель, а хоть и иноземец-иноверец, — продолжал охотник, — или знакомство с тем же Родриком. Поэтому я предлагаю отсидеться где-нибудь… с недельку.

«Еще можно в обход пойти, — осторожно предложил я, — патрули-то у южной границы шныряют».

Но вот уверен в том не был. Ни в последнем утверждении, ни, тем более, в возможности легкого обхода патрулируемой зоны. Ибо знания мои в географии Фьеркронена пока оставляли желать лучшего.

Впрочем, идею Вилланда насчет «отсидеться» тоже не приняли безоговорочно.

— Отсидеться? Да еще с недельку? — со скепсисом парировала Эдна, — а ты часом ничего не забыл? Ну, что из Эльвенстада тоже могут погоню послать? Если уже не послали. Да и где схорониться-то?..

— Вот! Думаю, — с некоторой резкостью отвечал охотник и зачем-то хлопнул себя ладонью по лбу, — вспомнить пытаюсь… Ах, да! Тут неподалеку поселок есть… этих, Вольных Рудокопов. Ларна, называется.

— Неподалеку? — переспросил насторожившийся Аль-Хашим. Вероятно, дорога радовала его даже меньше, чем перспектива до конца жизни прозябать в болоте.

— Ну, денек-то пройти придется, — пояснил Вилланд, — может, чуть побольше. Главное, что ни барону ни графу Ларна вроде как неподвластна. Вольные Рудокопы даже с королем через договор общаются. Старый такой договор. И весьма вольготный — для них.

* * *

К сожалению, кое о чем охотник забыл.

Да, Ларна действительно пользовалась своим промежуточным положением. Располагаясь у горной цепи, разделявшей графство Эльвен и Королевские земли. И успешно лавировала между обоими соседями — кого-то из них поощряя данью, а кому-то банально мстя. Прекращением поставок столь нужной цивилизации железной руды, например. Или, наоборот: поставками оной сопернику неугодного сюзерена.

Тем самым Вольные Рудокопы обеспечивали себе защиту от короля… силами графа Эльвенского. Или от того же графа — силами короля. Так что взяться за кнут и силой решить вопрос владения рудниками не осмелился ни тот, ни другой. Во всяком случае, ни разу за последние два века. И уж тем более ни король ни граф не интересовались внутренним жизненным укладом Ларны.

Вот только эльвенстадские беглецы имели несчастье перейти дорогу не графу и не королю. Но Церкви. Чьи иерархи плевать хотели с колоколен Собора на какие-то уложения и договоренности промеж мирян. Пусть даже мирян коронованных. Ведь Хранитель, от имени которого действовала Церковь, почитался выше всех титулов и голубых кровей.

Погоню снарядили уже на следующий день после допроса Кифа. В авральном темпе — в течение нескольких часов. Обошлось без заминки даже при получении охранной грамоты от графа. Интерес, правда, у его сиятельства имелся свой. От налетов Родрика на караваны несла убытки в том числе казна Эльвена. Поимка же людей рыцаря-разбойника давала шанс отыскать и его самого.

Так почему бы не загрести жар чужими руками? Тем более руками Церкви. Раз обстоятельства сложились так замечательно. И коль инквизиция в лепешку готова расшибиться ради поимки одного, хоть и донельзя злостного, еретика.

Разумеется, в путь брат Теодор да бывший вор и несостоявшийся узник Киф отправились не вдвоем. В помощь инквизитору и дабы стеречь ненадежного союзника, было отряжено шесть монахов. Вооруженных. Более чем достаточно, чтобы сладить с парой противников. Сколь бы умелыми в бою те ни были. И как бы плохо ни сказывался монастырский образ жизни на боевых навыках.

А вот Аль-Хашима брат Теодор в качестве боевой единицы даже не рассматривал. Уже убедившись, что немощный старик-алхимик по большому счету неопасен.

Возможно, новоиспеченный отряд мог настичь трех беглецов достаточно быстро. Однако за поспешными сборами пришли первые трудности. Для начала выяснилось, что брат Теодор не умеет держаться в седле. Так что для его перемещения пришлось задействовать повозку. И тем самым немало замедлить погоню.

К тому же нельзя было забывать о возможных уловках со стороны беглецов. Не простачки же они. И вряд ли пойдут в направлении Тергона напрямик. Открыто вышагивая по тракту, словно законопослушные путешественники. Наверняка алхимик и его спутники примутся петлять. Могут свернуть на узкие побочные тропки. А то и вовсе вроде бы отклониться от выбранного пути.

И вот как раз для их выслеживания брату Теодору сотоварищи был придан вор Киф. Тем же самым он, кстати, занимался, работая на дознавателя Ригана. Только вот на сей раз возникла проблема доверия… точнее, недоверия по отношению к такому союзнику. Ведь если Киф пойдет впереди погони, высматривая и вынюхивая Вилланда, Эдну и Аль-Хашима — то кто в таком случае присмотрит за самим Кифом? Не то, чего доброго, сбежит. Все-таки нет им ворам, доверия.

Впрочем, хотя бы последняя из проблем более-менее благополучно разрешилась. Посовещавшись на первом же привале, святые братья решили просто взять с Кифа клятву. Что он ни сам удрать не попытается, ни подгадить всему отряду.

Поклялся бывший вор охотно. На старом потрепанном экземпляре «Откровения», который постоянно таскал с собой один из монахов. Да возложение Длани совершил — как полагается. А от себя еще добавил: «зря вы волнуетесь. Все равно бежать мне некуда. Среди воров-то я… хе-хе, отступник. Так что разговор со мной будет короткий. Чирк по горлу ножиком, и прости-прощай. Только и остается теперь, что в монахи постричься…»

Над последним обещанием брат Теодор лишь усмехнулся про себя. Но, справедливости ради, клятву Киф не нарушил. И с обязанностями своими справлялся мастерски.

Первым делом он обнаружил невдалеке от обочины тракта остатки костра — относительно свежие. А рядом примятую траву… примятую вроде тремя телами. И кости глухаря. Причем костей оказалось столько, что стало ясно: всю немаленькую птицу съели за один ужин. А это многовато для одного человека. Зато для двух-трех в самый раз.

«Хм, похоже один из них охотник, — рассуждал Киф, осматривая место стоянки, — самое то занятие для тергонца! Особенно если ты разбойник из леса. Ведь налеты бывают и неудачными. А жрать хочется всегда».

Еще на траве обнаружилась прядь светлых волос. Такие же волосы были у подстилки Родрика, иждивением Кифа угодившей в руки графского правосудия. Тот же цвет… и не шибко длинные, что среди женщин редкость. С другой стороны, мало ли во Фьеркронене светловолосых людей?

Так что все находки эти могли оказаться совпадением, не более. И потому, доложившись патрону-инквизитору, вор продолжил свои изыскания. Для чего наведался в пару окрестных трактиров и в деревушку.

В первом из этих трактиров Кифа постигла неудача. Даром, что располагался он немного севернее найденной стоянки. То есть вроде бы на предполагаемом пути Аль-Хашима и подручных рыцаря-разбойника.

Однако ни вор, ни инквизитор не отчаивались. Предположив, что беглецы решили сделать зигзаг, дабы запутать погоню. И предположение в некоторой степени оправдалось. В еще одном придорожном заведении, к востоку от стоянки и впрямь останавливались старик-чужестранец да коротко стриженая женщина. А с ними еще темноволосый бородатый детина в буро-зеленом охотничьем костюме. Его Киф тоже видел в гостях у Мануса.

О столь нужных ему постояльцах вор узнал у жившей при трактире девчонки. Предварительно поощрив ее словоохотливость медяком. Благо, большего этой приживале-сироте и не требовалось. Сама-то она привыкла исполнять мелкие поручения хозяев трактира разве что за кормежку.

В означенном заведении трое беглецов надолго не задержались. Скоротали ночь и покинули его примерно за сутки до визита Кифа. Видели их и в ближайшей деревне.

Сомнений не осталось: Аль-Хашим и его спутники сошли с тракта, ведущего в Тергон. И теперь движутся на восток. Чтоб схорониться во владениях короля, а то и в самом Краутхолле. Что едва ли можно счесть разумным.

Ну или, как вариант беглецы задумали остановиться где-нибудь на полпути и отсидеться. И через некоторое время вернуться на прежний путь.

Недолго Кифу и брату Теодору пришлось размышлять и над тем, где именно беглецы захотят переждать открытую на них охоту. В рудничном поселке Ларна. Ибо не имелось более подходящего места вдоль дороги, на которую свернули посланцы Родрика.

С одной стороны Ларна не была маленькой деревушкой. Где все жители вместе пуд соли съесть успели, и каждый у остальных на виду. В силу чего пришельцы издалека замечаются сразу же. А уж спрятаться в деревне у них вряд ли бы получилось.

Другая же сторона медали — это относительная свобода, которой пользовался поселок Вольных Рудокопов. Ни дать ни взять, государство в государстве. Едва ли там заинтересуются прегрешениями чужаков перед короной. Главное, чтоб иной чужак самой в Ларне не набедокурил.

«Но ведь, наверное, это очень закрытая община, — робко предположил, пробуя возражать, брат Теодор, — наверняка негостеприимная».

Чем вызвал смешки как у Кифа, так и у одного из монахов.

«Можешь мне поверить, брат, — пояснил монах, — я сам родом из Ларны, знаю, о чем говорю. Народ там простой: плюет на все эдикты, указы, титулы и проповеди. А по-настоящему верит лишь в звонкую монету. Есть у тебя деньги — значит, будет и еда, и ночлег».

Крыть мнение уроженца вольного поселка инквизитору было нечем. Так что по окончании привала отряд двинулся к Ларне.

* * *

Не будет лишним, наверное, сказать еще кое-что об этом поселке. Располагалась Ларна в почти круглом ущелье. Из которого во внешний мир, на восток и на запад вело лишь по одной дороге. Причем ни широкими, ни идеально ровными эти дороги отнюдь не являлись.

Близлежащие горы и скалы отбрасывали немалую тень. Поэтому даже летом в полдень на долю жителей поселка приходилось совсем немного солнечного света. И за это непривычный глаз какого-нибудь чужака мог счесть Ларну местом холодным и мрачным. Хуже кладбища.

В склонах ущелья зияло несколько рукотворных проемов — входов в рудники. От них вились многочисленные тропки к каменным домам под черепичными крышами. Сообразно форме ущелья, размещались дома по окружностям… или, скорее, вдоль спирали.

А еще в Ларне наличествовало свое «сердце», расположенное чуть ли не в самом центре ущелья. Причем досталась эта роль отнюдь не мрачноватому массивному зданию Управы, словно выточенному из цельного камня. И уж точно не маленькой церквушке с прохудившейся крышей.

Нет: средоточием общественной жизни в поселке считалась таверна. С характерным названием «Кирка и лопата». Соответствующие инструменты как раз изображались на вывеске у входа.

Заведение это служило одновременно постоялым двором для приезжих, а также смесью кабака и трапезной для всех. И именно сюда первым делом направились Эдна, Вилланд и Аль-Хашим. Как только добрались до Ларны и мало-мальски осмотрелись.

Хотя вечер еще не наступил, недостатка в посетителях «Кирка и лопата» не испытывала. Способствовали тому особенности горняцкого труда. Когда рабочая смена не ограничена световым днем. Зато по окончании ее выпадает выходной. Провести который труженики рудника вправе по собственному усмотрению. Хоть семье внимание уделив, хоть навестив друзей. Ну или просто предавшись заслуженному безделью.

Однако большинство, как видно, предпочитало всем видам отдыха посиделки в таверне.

С порога приметив стойку, а за нею держателя таверны, Эдна направилась к нему — договориться насчет комнаты. Одной на всех, по соображениям экономии… и безопасности, кстати, тоже. Ведь в случае какой неприятности оборонять одно помещение будет легче.

— Эх! Жаль, что ты не умеешь золото создавать, — тем не менее посетовала разбойница. Адресуя эти слова увязавшемуся за ней Аль-Хашиму.

— Увы, о, мечтательная юница с золотым сердцем, — отвечал на это алхимик с виноватой улыбкой, — создать сие доступно лишь Всевышнему. И не нам, простым смертным, пытаться превзойти Его.

А Вилланд тем временем уже озирался в поисках свободного стола в трапезной. Ну или хотя бы места за столом.

— Зацени-ка его, — между делом проговорил охотник, рукой указывая на одного из посетителей.

Обращался он при этом к Игорю — неприкаянной душе, подселившейся в его тело. Однако говорил вслух, забыв про осторожность. И, вполне ожидаемо, слова эти услышал один из ларнцев. Что как раз проходил мимо.

— Что бы ты понимал, птичка залетная, — буркнул тот, нарочно задевая Вилланда плечом, — посмотрел бы я на тебя… если б твою жену ведьма сглазила.

Выяснять отношения с местным жителем охотник не стал — предпочел промолчать. Не то, чего доброго, на трех гостей добрая половина поселка ополчится. Однако посетителя, столь удачно примеченного, из виду выпускать не стал. Не забыв про вторую цель своего пути.

Речь шла о том, чтобы найти для Игоря новое тело. Причем непременно живое. Однако занятое столь слабой душой, чтоб изгнать ее не составило труда.

Узнать человека со слабой душой, если верить Аль-Хашиму, было проще простого. Человек этот явно не цепляется за жизнь. Но напротив, приближает ее конец всеми доступными способами. Начиная от горького беспробудного пьянства и заканчивая попытками вскрыть вены либо затянуть петлю на шее.

И надо сказать, что посетитель таверны, на которого указал Вилланд, действительно производил такое впечатление. Вены резать он, правда, не спешил. Зато пиво поглощал без меры, в одиночестве сидя за одним из столов.

«Да, похоже, именно об этом говорил Аль-Хашим, — согласился голос в голове охотника, — тем более, не старый он еще, этот мужик. А травит организм алкоголем… мое будущее тело! Надо бы его остановить…»

Слова «организм» и «алкоголь» Вилланд, разумеется, не понял. Зато уловил общий смысл. Что одинокий пьяница и горюн себя-де травит. А вот с последней фразой решительно не согласился.

И хотя он подсел за тот же стол, напротив печального одиночки… однако не за тем, чтобы остановить. Но, напротив, довести беднягу до нужного состояния. Вроде того, в котором пребывал сам незадолго до знакомства с Игорем. И тем самым облегчить духу-квартиранту переселение. Совместив заодно приятное с полезным.

— Приятного дня, — обратился Вилланд к соседу по столу и для приветствия протянул руку, — смотрю, частенько тут бываешь. Меня, кстати, Вилландом кличут.

Насчет «частенько» охотник говорил не иначе как наобум. Справедливо подозревая, что если человек принимается даже не пьянствовать, но спиваться, то не должен делать в этом самоубийственном занятии длительных перерывов.

— Ивар, — коротко бросил сосед по столу, поднимая на Вилланда помутневший взгляд. Но вот на рукопожатие так и не ответил. И вообще воодушевления от знакомства не выказал.

Зато и сам охотник, и невидимый бесплотный Игорь смогли получше присмотреться к этому бедолаге. Человеком Ивар оказался относительно молодым — не больше тридцати лет отроду. И, возможно, в былые времена слыл даже симпатичным. Пока не распухло и не покраснело от пьянства его лицо. И не покрылось морщинами, ранними, но уже глубокими.

— Эй, красавица! — гаркнул Вилланд на всю трапезную, — по кружке пива мне и моему новому другу.

Обращался он к рослой дородной служанке. Обладательнице косматых и сальных волос, давно не стираного передника и, вероятней всего, уязвленного самолюбия. Впрочем, в заведении для горняков только с подобной внешностью и можно было спокойно работать. Не опасаясь домогательств со стороны пьяных мужланов.

Если для кого служанка и впрямь могла сойти за красавицу, то налакаться они перед этим должны были до полного одеревенения. Когда рукой-ногой пошевелить трудно. А хотя бы десяток шагов до уборной вообще тянут на подвиг.

Так или иначе, но немудреный комплимент Вилланда, оброненный как бы невзначай, подействовал. Служанка, ранее стоявшая, привалившись к стойке, оживилась. И медленно, как бы нехотя, подойдя к одной из огромных бочек, открутила краник. Темная пенная жидкость потекла из него, наполняя одну за другой две кружки.

Затем с этими кружками в руках служанка подошла к Вилланду и Ивару. И поставила перед ними на стол.

— Ты не думай, — развязным тоном, но с доверительными нотками обратился охотник к новому знакомцу, — я тебя не осуждаю… понимаю все.

Словно в подтверждение этих слов он схватил свою кружку. Чтоб залпом влить в себя половину ее содержимого. После чего рыгнул и продолжил беседу:

— Мне ж и самому порой напиться хочется. Веришь, нет? От жизни такой. Как посмотришь вокруг…

И осекся на полуслове. Ибо, судя по безразличному взгляду, брошенному Иваром в ответ, высмотренное Вилландом вокруг не очень-то его интересовало. И поняв, что так он вряд ли произведет нужное впечатление, охотник решил прибегнуть к вранью. Врал он, кстати, умеючи. Во всяком случае, сообразно моменту.

— Так нет, еще мало… еще и дома все кувырком! Колдун проклятый… Я ж откуда знал, что он колдун? Вот скажи… у них что, на лбу написано: «я колдун, не смей меня трогать, а то порчу наведу»? Нет ведь…

— А мозги человеку на что? — холодно и сухо возразил Ивар, — на то как раз, чтоб таких ошибок не совершать. От которых… близкие твои страдают. Пошевелил бы мозгами вовремя — глядишь, все б в порядке было.

После этой отповеди он схватился за кружку — далеко не первую со времени прихода в таверну. И, припав к ней, принялся поглощать пенный хмельной напиток.

Судя по тону, слова охотника у его соседа по столу не вызвали ни капли сочувствия. А глаза смотрели даже с враждебностью. Словно Ивар хотел сказать: «а не пошел бы ты отсюда, трепло».

Впрочем, после равнодушного молчания даже такую реакцию можно было назвать достижением. Тем паче, Вилланд был не из тех, кто пасует перед равнодушием или недовольством собеседника. Продавая добычу с очередной охоты, общаясь с торговцами, он научился упорству. А также худо-бедно заговаривать зубы. Да и врать был приучен. Особенно при встречах с собратьями по ремеслу.

— Чес-слово, — стыдливым тоном молвил охотник, — тот колдун… он ведь как обычный человек выглядел. Как ты, я. Ну, просто дядька такой… средних лет. И одет был как простой горожанин — не бедный, но и не сказать, что богатый. И вот когда такой типчик… хм, это… с тобой в карты играть садится. А ты видишь, как он мухлюет. И что же? Как такому в морду не заехать?

— И что потом? Он проклял тебя? — оторвавшись от опустевшей кружки, второй раз снизошел до разговора Ивар.

— Да ладно бы меня! Он же, тварь, на дочери моей отыгрался. Знаешь, какая у меня дочь была? Не знаешь… откуда тебе. Хорошенькая… стройненькая такая. Кучерявая… Милашка такая росла. Кому на зависть, а мне в радость. Уже кто-то и влюбиться в нее успел… наверняка. Как без этого. А этот ублюдок… из-за него у моей девочки за ночь горб вырос! Знал бы ты, как она кричала, плакала. И в конце концов возьми да утопись в пруду. Красавица… эй! Еще нам по кружке!

— Сам виноват, — сказал как отрезал собеседник Вилланда, — нечего по любому поводу в морду давать. На хороших людей порчу и сглаз не наводят. И на близких их…

— Хороших людей, — передразнил охотник с почти искренней досадой, — а кто это у нас тут… из хороших людей? Уж не ты ли?

Ивар в ответ сокрушенно покачал головой.

— Если бы, — кажется, его наконец проняло, — так я ведь еще глупее оказался. Как-то в Ларну старуха пожаловала. Сразу видать, что ведьма — не то что колдун твой. Горбатая такая, низенькая… и нос крючковатый. И чего ей именно в наш дом приспичило постучать?.. Да ночью еще…

— Так ночь — самое время для всякой нечисти, — осторожно предположил Вилланд, но собеседник будто не услышал. Ибо не говорить желал, но выговориться.

— Дайте, говорит, хлеба… налейте водички. А я едва после смены вернулся… устал как собака. Вдобавок, Нара… ну, жена моя ребенка ждала. Ну, осерчал я тогда… а может, испугался. Обругал ту старую уродину… последними словами. А та в ответ: «ну и не видать счастья тебе да тем, кого ты любишь…»

На какое-то время история прервалась: принесли новую порцию пива. И по своему обыкновению Ивар присосался к кружке. Не отрываясь, пока та не опустеет.

— И что же потом? — в нетерпении осведомился Вилланд. Сам он отпивал из своей кружки маленькими осторожными глотками. С перерывом в несколько секунд.

— Что-что… суп с котом, — срифмовал, отвлекаясь от выпивки, его собеседник, — сперва у Нары выкидыш случился. Через неделю. Потом она распухла вся, пятнами красными покрылась. Потом еще и язвами. Смотреть страшно! И запах, запах, черт побери! Как у тухлого мяса. Я с ней не то что спать… да в одной комнате даже не мог находиться. Хорошо, дом у нас большой. Нашел, где запереть.

На последних словах Ивар зажмурился — глаза защипало. И, рывком поднявшись над столом он воскликнул аж навзрыд:

— Это все я виноват! Что я за дерьмо-человек! Нет мне прощения!

Чуть ли не все посетители таверны обернулись в его сторону. А Ивар уже снова плюхнулся на стул — добро, хоть не мимо. Приподняв одну из кружек и перевернув, он нашел ее пустой. После чего поставил на стол, да так неловко, что кружка опрокинулась на бок.

— Всего два дня назад, — пробормотал Ивар, обхватив лицо руками, — сперва она есть перестала… а к вечеру… она… она…

И затрясся от тихого рыдания.

— Красавица, — Вилланд не нашел ничего лучше, кроме как снова окликнуть служанку, — еще нам… того же самого.

Однако раньше очередной пары кружек к их с Иваром столу подоспела Эдна. Успевшая уладить вопрос с ночлегом.

— А, Вилланд, вот ты где, — молвила она ворчливо, — обыскалась тебя в этом сборище. И… что это ты делаешь? Договорились ведь: деньги беречь. А не на выпивку тратить.

— Много ты понимаешь, женщина, — отозвался охотник, уже начавший хмелеть, — нам… для дела надо. Поняла? Я… если надо, какую-нибудь зверюшку еще подстрелю. Продам — и будут у нас еще деньги.

— Это… э, Вилланд, — Ивар худо-бедно успокоился и обратился к соседу по столу, зачем-то тряся указующим перстом, — зря ты с ней так… грубо. Любить надо женщин. Любить… внимание уделять… пока они с нам-ми. Да!

«Я, пожалуй, приму здесь сторону Эдны, — прозвучал в голове охотника голос Игоря, — в том смысле, что попойку пора заканчивать. Для вас обоих. Включая этого парня. А то мне в пьяного забулдыгу тоже вселяться не тянет».

— Как хочешь, — вслух, причем не так уж тихо, отвечал ему Вилланд, — я просто помочь хотел. А раз помощь больше не требуется — валяй. Произноси свое заклинание... если не забыл. И оставь наконец мое несчастное тело.

* * *

Нет, не забыл я того заклинания, благодаря которому, собственно, и смог удрать в этот мир. А теперь вот, если верить Аль-Хашиму, сумею обрести новую оболочку. Мне-то она всяко нужнее, чем этому нытику и пьянице. Да вдобавок, подкаблучнику… судя по всему.

И потому, когда Вилланд сказал «валяй…», я медленно с расстановкой проговорил магическую фразу. И одновременно вперился в лицо Ивара глазами моего охотника. Пока еще моего.

Мгновение… и я больше не видел перед собой трапезной «Кирки и лопаты», стола и сидящего напротив Ивара. Как, впрочем, и Вилланда с Эдной. Вообще ничего не мог разглядеть, провалившись в густую, тягучую черноту. А вернее, влип в нее, как муха в банку с медом.

Хотя нет… сравнение с медом выглядело слишком оптимистичным. Вкус у черноты оказался горький, точно у яда. И какое-то шестое чувство подсказывало мне, что яд этот может быть опасен даже для бесплотного меня.

Еще чернота душила. И стягивалась вокруг меня, не давая пошевелиться. Ловушка? Неужели целый и вроде живой человек мог оказаться ловушкой? Западней для беспечных призраков вроде меня. Но зачем?..

Вслед за этими измышленьями, бессмысленными и мимолетными, мой мозг разродился-таки кое-чем полезным. Вспомнилась сказка, читанная в далеком детстве. Про двух лягушек, попавших в крынку с молоком. Ну, когда одна из них покорилась судьбе и утонула, а вторая барахталась-барахталась, да и взбила из молока масло. В коем утонуть, разумеется, уже не могла. Так сказать, сама спаслась и мир вокруг себя хоть в ничтожной мере, но изменила.

Движимый этим воспоминанием, я тоже хотел было побарахтаться. Расшевелить, так сказать, черноту. Но увы: держала она меня крепко. Даже шевельнуться оказалось трудно. Коротко ругнувшись, я напомнил себе, что не всякую мудрость, позаимствованную из фольклора, стоит воспринимать буквально.

А тогда — что? Правильно, решение должно быть сообразно проблеме. А какое самое эффективное средство против темноты? Правильный ответ: хотя бы слабенький источник света.

Недолго билась моя голова над вопросом, где этот источник взять. В свое время я смог одним лишь подсознанием сотворить интерьеры старинного дома внутри Кристалла Душ. Силы воображения хватило, чтобы обзавестись маркером. Дабы рисовать на полу старинного дома магическую фигуру. Факел же или свечка — предмет едва ли сложнее маркера.

Стоило лишь вообразить что-то горящее и яркое, сосредоточиться на данном образе — и готово. Факел вспыхнул в моей правой руке… да даже обжог ее маленько. А уже во вторую очередь высветил кусок пространства, заполненного тягучей темной массой. «Темной карамелью», как назвал я ее невзначай.

Прозвище определило и впечатление от этой, пленившей меня, гадости. Выглядела она отталкивающе, раздражала своей навязчивостью. Но уже нисколечко не пугала.

Я хотел осмотреться, пошарив рукой с факелом в пространстве. И то ли случайно, но может, интуитивно задел горящим концом «темную карамель».

Та вспыхнула не хуже сухой травы в знойный день. Не вся, конечно, сразу. Однако разрасталось пламя ежесекундно. И очень скоро густая чернота обратилась в море огня. А уж каким жутким запахом наполнилось окружающее пространство! Куда рядом с ними густому духу «карамели»…

Съежившись от ужаса, задыхаясь, я сумел-таки разглядеть просвет в огненной стене. И устремился туда… прорываясь через остатки «карамели».

Черная масса за моей спиной корчилась в огне, стремительно усыхая. И рассыпалась пеплом. Оседая, пепел покрывал… стены, деревянный стол с тремя стульями, кровать в углу, люльку-зыбку — пустую. Печь. Заурядную обстановку обычной комнаты. Обычной, разумеется, для домов этого мира и эпохи.

Только вот двери в той комнате не было. Зато имелось окно — с двумя ставнями, одна из которых оказалась приоткрытой. Через нее в помещение проникал тусклый свет.

Кашляя и отмахиваясь от пепла, заполнившего воздух, я ринулся к окну. Чтобы настежь распахнуть его и, щурясь от хлынувшего света… миг спустя снова оказаться в таверне. В качестве бесплотного духа.

Пока я безуспешно пытался переселиться в новое тело, Ивар успел сверзиться со стула. Однако уже поднимался и взирал теперь на мир каким-то иным взглядом. Неожиданно прояснившимся, протрезвевшим. Если приглядеться, можно было даже заметить искорки в глазах моего несостоявшегося носителя. Отсветы пожара, очищавшего его душу.

Нетрудно было заметить и иные перемены во внешности Ивара. Плечи, прежде опавшие и ссутуленные, теперь расправились. И оттого казались шире. Перестала клониться голова. А лицо, взамен хмельной горечи, выражало теперь… недоумение.

С недоумением Ивар озирался, то натыкаясь взглядом на пивные кружки на столе перед собой, то косясь на давешнего собутыльника — Вилланда. Как и на его спутницу.

С недоумением… стремительно переходящим в недовольство.

— Ох ты! Да какой же сегодня день?! — растерянным тоном вопрошал Ивар. Причем после «ох ты» вклинилось непечатное выражение.

Еще одно подобное выражение последовало за вопросом.

— Как я мог… меня же, наверное, из бригады поперли. А деньги… осталось ли хоть что-то? Или все пропил… о, Хранитель!

И он принялся судорожно рыться по карманам. А затем встряхнул изрядно похудевший кошель.

— Уф! Вроде кое-что есть, — заключил Ивар с облегчением, — значит, не пропаду. Надеюсь, снова возьмут… хоть туда же, а хоть и к другому мастеру. Не калека ведь, не доходяга. Да и молодой еще…

Он говорил, ни к кому конкретно не обращаясь. Кроме разве что себя. И голосом пользовался, я думаю, исключительно от избытка чувств. Не задумываясь о том, слышит его кто-то или нет.

Однако заметив терпеливо сидевшего Вилланда и стоявшую рядом Эдну, Ивар удостоил несколькими фразами и их тоже.

— Простите, люди добрые. Мне… просто выговориться надо было. И вроде полегчало. А то чуть совсем в скотину не превратился.

— Я ж говорил, что тебя не осуждаю, — с благодушием подвыпившего человека отвечал Вилланд, — понимаю потому что. Любимая жена все-таки…

— Жена! — бросил Ивар с неожиданно циничной небрежностью, — да мало ли баб на свете. Я ж еще не старый! И в монахи, вроде, не собирался.

С этими словами он, выйдя из-за стола, направился было к выходу. Ну а я, уже вынужденный признать поражение, собирался вернуться в тело Вилланда.

Но хотеть, знаете ли, не вредно. Или, как говаривал один мой однокурсник, «как ни вспомнишь про хорошего человека — так и выплывет оно». Вестимо что он имел в виду: ту субстанцию, которая принципиально не тонет.

Внезапно дверь таверны отворилась, и на порог один за другим прошествовало аж семеро монахов. Во главе со старым знакомцем: круглолицым инквизитором-колобком из подвалов Собора.

Следом за монахами легкой, почти бесшумной, походкой в трапезную пожаловал еще один знакомец. Причем даже менее приятный, чем инквизитор. Вор по имени Киф, к коему имелись счеты и у моего охотника, и у Эдны. Да и не только у них.

— Она здесь! Вон она! — возопил Киф, цепким взглядом приметив среди посетителей Эдну, — любимая шлюшка рыцаря-разбойника!

И простер в сторону разбойницы руку.

Эдна тоже его заметила — бывшего прислужника у графского дознавателя. И рука женщины инстинктивно потянулась к ножнам то ли с легким мечом, то ли со шпагой. Трофеем, полученным от встречи с тем же дознавателем.

— Как здорово! — молвил колобок, хлопнув в ладоши, — на ловца, как говорится, и зверь бежит. Прекрасная работа, Киф. Тем более что рядом с этой… разбойницей я вижу того вахлака, что осквернил своим присутствием Собор. И поднял руку на святого брата.

Теперь уже и черед Вилланда настал вспомнить об оружии. Об охотничьем кинжале, например.

— Дорогой малопочтенный вахлак, — проговорил инквизитор с торжественностью официального лица на каком-нибудь юбилее, — помнится, я говорил, что забуду о нашей встрече. Так вот… люди предполагают, а Хранитель располагает. И мой долг перед Ним не позволил мне выполнить то обещание. Взять этих двоих!

На последней фразе, обращенной уже к монахам, колобок возвысил голос. Сразу четверо его подручных, держа наготове шипастые дубинки, направились в сторону Вилланда и Эдны. Те, конечно, тоже ни страха ни покорности не выказали. В их руках уже сверкали извлеченные из ножен лезвия. Только вот, когда враг превосходит тебя числом, шансов на победу много не бывает.

И самое обидное, что помочь своим живым спутникам я ничем не мог. Уже в шаговой близости к святым братьям я чувствовал слабость, даже столбенел. Замирал, не в силах отвести взгляда от здешнего символа веры. Фигурки в виде растопыренной пятерни, что висела на шее каждого из монахов.

Или все-таки?.. Что если стулом в этих бравых молодчиков запустить. Но хватит ли силенок? Стулья-то в средневековье делались массивные, прочные. А если смогу — то насколько это поможет?

Пока я раздумывал, намечающую схватку остановил сам инквизитор-колобок. Как это ни странно.

— Стоять! Подождите! — выкрикнул он, и четверка монахов послушно замерла на полпути, — а где же алхимик? Мне нужен прежде всего он.

Аль-Хашима, вероятно, Эдна оставила в уже снятой комнате. О чем инквизитор, вероятно догадывался.

— Я и к вам обращаюсь, тергонское отребье, — под последним колобок подразумевал Эдну и Вилланда, — если скажете, куда дели старого еретика и колдуна, мы разойдемся с миром. В конце концов… разбойники тоже люди. А за грехи ваши вам все равно воздастся на том свете. Так что лучше обойдемся без крови на этом!

На серенькой физиономии Кифа я заметил что-то вроде досады. Не иначе, он успел лично возненавидеть то ли Эдну, то ли Вилланда. А может их обоих. Надеялся поквитаться с ними руками инквизиции. А тут такой внезапный поворот.

Честно говоря, ни нянчиться с Аль-Хашимом, ни, тем более, подставляться из-за него под удар я смысла не видел. Потому как узнал от алхимика все, что мне было нужно. И теперь этот старикан далеко не ангельского характера сделался для меня бесполезным. Так что, коль хочется инквизитору, то пускай забирает.

Такое мнение на сей счет было у меня. Мертвого… точнее, бесплотного, а значит и бессердечного, существа. Только вот спутники мои покамест были живы. И потому придерживались другой точки зрения.

— Нетушки, — с вызовом молвил Вилланд, поигрывая кинжалом, — без Аль-Хашима я не уйду. Обещал ведь… привести его в безопасное место.

— Присоединяюсь, — грубовато, с нотками крайнего недружелюбия, вторила ему Эдна, — зря что ли спасали? У Родрика насчет алхимика свой интерес. Не то стал бы он и меня отправлять, и Мануса тревожить.

— Что ж, — едва ли не с грустью подытожил инквизитор-колобок, — у вас был шанс. Но вы сделали свой выбор.

А затем обратился к спутникам-монахам.

— Обыщите это заведение, — скомандовал он, — хоть переверните все кверху дном. Но алхимика приведите.

И монахи уже готовы были броситься исполнять приказ. Но тут из-за стойки вышел и направился им навстречу хозяин таверны.

— Ну уж нет! — на ходу рявкнул он так, что подручные инквизитора замерли в нерешительности, — ты что себе позволяешь, хряк в рясе? Какое к хрену «обыщите»? Это моя таверна, ты понял? И никто здесь никого обыскивать не будет. Пока я не разрешу.

— Похоже, это ты кое-чего не понимаешь, — в ответ процедил колобок, презрительно оттопырив мясистую губу, — я здесь представляю его сиятельство графа Эльвенского. Но особливо — волю Святой Церкви и Хранителя нашего, Господом посланного. Мог бы показать грамоту… но не уверен, что такие как ты умеют читать.

— Да можешь подтереться своей грамотой! — прямо в лицо ему бросил держатель таверны, — Ларна — поселение вольное. У нас свои законы. И один из них: гостей в обиду не даем. И еще один… в чужом доме либо уважай хозяина, либо проваливай. Я к тому, что проваливал бы ты со своей сворой.

Монахи вскинули дубинки, готовясь покарать хозяина «Кирки и лопаты» за дерзость. Однако одновременно оживились посетители. Не менее двух десятков человек уже вылезали из-за столов или готовились вылезти. И на монахов смотрели недобро и решительно. Целая толпа здоровых мужиков, разогретых выпивкой — подраться они были не прочь. Лишь повод дай.

— Что ж, — трезво оценил шансы своего отряда инквизитор-колобок, — Хранитель терпел и нам велел. Так что мы потерпим, ничего страшного. Подождем снаружи. Рано или поздно твоим… гостям придется покинуть этот притон. Монеты-то имеют свойство заканчиваться. А деваться некуда.

Затем, причмокнув, он как бы невзначай добавил:

— Как, кстати, и тебе, крикливый мой. А то, чего доброго, окажется, что в подвале у тебя поселился… дьявол. И нашептывает тебе, наущает обманывать легковерных посетителей. Цену завышать, выпивки не доливать, кормежку из тухлятины готовить. А между делом еще и грубить служителям Господа.

Вдоволь высказавшись, колобок развернулся и зашагал к выходу. Другие монахи, а также вор Киф устремились следом. И я был на сто процентов уверен, что вся эта нечестная компания так и встанет лагерем чуть ли не у входа в таверну. И будет терпеливо, день за днем, ждать. Покуда Вилланд, Эдна, но особенно Аль-Хашим не будут вынуждены покинуть «Кирку и лопату».

Хотелось помочь им... нет, скорее, подгадить назойливым преследователям. Но как? Отвесить кому-нибудь невидимого пинка, огреть чем-нибудь? Уже сомнительно. А уже от вселения моего монахи были защищены.

Монахи! Но не Киф. Вычленив это слабое звено из рядов противника, я решил ударить по нему всеми доступными способами. Перво-наперво, когда замыкающий шествие вор ступил на крыльцо, я со всей силы толкнул его в спину. Как когда-то, в своем родном мире, криминального бонзу по прозвищу Жорж.

Результат вышел, конечно, не такой же. Ибо четырем ступенькам крыльца все же было далеко до лестницы в особняке Жоржа. Да и Киф, этот дрищ, намного уступал убиенному мной криминальному авторитету в комплекции. Тот-то был человеком-горой… точнее сказать, горой мяса.

Так что максимум, чего я добился первой своей атакой — Киф потерял равновесие и свалился на землю. Да обзавелся при этом наверняка хотя бы одним синяком.

С вором вместе повалился и ближайший, шедший впереди него, монах. Причем здоровый, падла! И хотя ни смертельным ни даже чреватым переломом падение с крыльца не стало и для него, однако и я останавливаться не собирался.

При падении, может всего на миг, но Киф утратил контроль над собой. Чем я успешно воспользовался, произнеся заклинание. И вторгся в его бренную оболочку.

Впечатление, я скажу, не из приятных. Во-первых, от близости к символам здешней веры. А чужое тело от них вовсе не защищало. По крайней мере, не до конца. А во-вторых, внутренний, так сказать, мир прожженного вора напоминал не то свинарник, не то мусорный бак изнутри. Покидал я его через маленькое окошко с решетчатым люком. И покидал с облегчением.

А прежде успел кое-что. Во-первых, обнаружить под одеянием Кифа нож. И вонзить его руками вора в повергнутого мною… а может, и им монаха. Прямо в шею, ближе к основанию черепа. Чтоб не оставить вообще никаких шансов на выживание.

Шея у монаха оказалась могучей, можно сказать бычьей. Да и ткань рясы была достаточно толстой, чтобы задержать легкое лезвие. Но не остановить! А когда монах взревел в агонии, захлебываясь кровью, я уже подскочил на ноги. И с ножом ринулся на второго монаха.

Ему я успел разве что оцарапать руку, сжимавшую дубинку. Не так уж мало, все равно ущерб для боеспособности. Но и не столь много, как того мне хотелось. Потому что в следующее мгновение сразу два монаха атаковали меня со спины. Обрушив дубинки на мою несчастную голову.

Хотя нет, не на мою — Кифа. Я же поспешил покинуть его обреченное тело. После чего насладился несколькими мгновениями, когда монахи дружно принялись пинать неверного союзника. Остановил их инквизитор-колобок, оказавшийся отнюдь не глупым.

— Да оставьте вы… хватит, — велел он строго, — не понимаете что ли? Наверняка тут без дьявола не обошлось.

И сопроводил свои слова движением, которое лично мне напомнило набившую оскомину «зигу» из моего мира. Приложил ладонь с растопыренными пальцами сперва к сердцу, потом ко лбу.

Я же поспешил убраться восвояси. То есть в трапезную «Кирки и лопаты». А еще точнее — в тело Вилланда. Сразу почувствовавшего мое возвращение.

Дела, кстати, у моих спутников складывались не лучшим образом.

— Поймите, ничего личного, — словно оправдывался перед ними хозяин таверны, — но вам придется отсюда уйти. За одну ночь у вас уплачено, так что я согласен подождать до утра. Но не более. И ни за какие деньги. Все-таки инквизиция — не лучшие соседи для моего заведения.

Вилланд и Эдна слушали его молча. И с изрядно помрачневшими лицами.

Но откуда не ждали, приходит не только беда. Как оказалось — спасение тоже! К хозяину таверны и его нежеланным постояльцам подошел Ивар.

— Этот человек помог мне, — заявил он, становясь рядом с Вилландом, — помог облегчить душу… просто чудо сотворил. Не то я бы так и гнил здесь заживо. Пивом захлебываясь.

— Ну и? — непонимающе вопрошал хозяин, уперев руки в бока.

— Покажи им потайной ход, Дэр. Я же знаю, видел. Да и не только я. Покажи, ну чего тебе стоит. Так они и из таверны уйдут — и в лапы монахов не угодят.

— Ладно, — держатель таверны вздохнул, — будет вам ход. Идемте за мной, в подвал. Хотя стоп… сперва третьего с собой прихватите. Ну, с вами ведь еще старик был.

С Вилландом они остались ждать. В то время как Эдна отправилась в снятую комнату за Аль-Хашимом.

— Деньги за ночлег я вам не верну, — не мог не внести ясность в этом вопросе хозяин, — считайте это платой за раскрытие одной из тайн этого места. Как и вообще главного секрета Ларны.

— Жизнь дороже, — пожал плечами охотник.