Жизнь Тони била ключом (джен)

Для Тони. Роуди считает, что именно в этом проблема. Иногда Старк ему верит.

Тони вообще склонен ему верить, порой ему и самому кажется, что что-то с его жизненным кредо не то, живёт он как-то не так, думает не о том, и, не исключено, что он всё-таки упустил тот момент, когда с головой всё стало окончательно плохо.

Потом он думает о Риде Ричардсе и успокаивается. Как с лучевой болезнью: 1-2 Рида — лёгкая степень, 2-4 — средняя, 4-6 — тяжёлая, 6-10 Ридов — абсолютное безумие. Когда он озвучивает эту шкалу Роуди, тот поджимает губы и называет его имбецилом. Совершенно искренне, но совсем не обидно, потому как Джеймс Роудс обладает редким даром (проклятьем, как уверяет сам Роуди) — ему нравится Тони Старк.

Риду Ричардсу, к слову, Тони тоже нравится (не то чтобы он когда-нибудь говорил об этом вслух, но Тони точно знает), однако шкалой он почему-то не впечатлён. Не в смысле оскорблён и обижен, нет.

Просто не видит тонкого юмора и однозначного посыла и продолжает вдохновенно рассказывать о топологических особенностях пространства-времени, квантовой гравитации и пространстве Шварцшильда. На свете крайне мало людей, в обществе которых Тони Старк способен почувствовать себя недостаточно умным, а Рид… просто Рид Ричардс, и, возможно, есть смысл принять самого Рида за единицу абсолютного безумия и считать доли от.

Эта теория Роуди тоже не нравится.

Зато Сью смеётся. Долго, заразительно, чуточку истерично и почему-то сквозь слёзы.

Тони даже гордится своим умением доводить женщин до истерики, но речь не о них и не о мере безумия как таковом. Речь о Джеймсе Роудсе, череде взрывов в жизни Тони Старка, Дубине и русской рулетке.

Как об апофеозе жизни Старка.

— Если пришёл упрекать, то встань в очередь. Хилл тебе не простит и наорёт за компанию, потому как, чтоб ты знал, она на самом деле не видит разницы между тобой, мной, Пеппер и Хэппи. Хилл почему-то уверена, что тонистарки заразны и с эпидемиологической точки зрения представляют угрозу.

Роуди садится по другую сторону верстака, привычно подпирает подбородок кулаком и исподлобья смотрит на лучшего друга.

— Если пришёл драться, то давай не здесь — это моя последняя целая мастерская. На ремонт Башни Легиону потребуется как минимум неделя, и, нет, даже не начинай. Я не собираюсь переплавлять Легион на жестяные банки, тостеры и румбы — я потратил час, объясняя Кэпу разницу между дронами и Альтроном, и уж коли твой интеллект я оцениваю как минимум в два кэповских, то сделай одолжение.

Роудс смотрит на него всё так же молча, подмечает, как тот проводит рукой по растрепанным волосам, чешет перемазанной в машинном масле рукой отросшую бородку, залпом допивает давно остывший в стакане кофе и еле слышно вздыхает.

— Если же пришёл ещё раз напомнить мне, что я облажался, то не трудись. — Тони отодвигает в сторону лупу и откладывает отвёртку. Неловко поводит плечами и трёт покрасневшие от недосыпа глаза. — На что смотришь?

— На тебя смотрю, — отзывается, наконец, Роуди и скрещивает руки на груди.

Градус в помещении тут же падает до комфортной температуры, и Тони переводит дух. Впервые за последние три дня, что прошли со спасения Заковии, позволяет себе немного расслабиться и чуть приспустить щиты.

Фраза-ритуал действует безотказно, как Вероника на Халка — вышибает дух, сбивает спесь и приводит в чувство.

— И что видишь?

— Что ты крутишь барабан револьвера, — пожимает плечами Джеймс. — Раз — Пеппер взрывает дуговой реактор. Два — палладий возле сердца. Три — ядерная в открытый космос. Четыре — Альтрон. Пять — Вижен. Ты знаешь, револьвер, он шестизарядный, а холостыми ты не стреляешь.

Роуди выходит из-за верстака, поправляет рубашку и смотрит на Старка утомлённо и совсем не зло — они давно знакомы. Джеймс ко всему привык и устал злиться. Бояться тоже — видит Бог, в близкой к критической ситуации Старк генерировал воистину самоубийственные идеи, и дело было не в отчаянии или героизме, а в привычке не рассчитывать на других. В слепом и абсолютно бескорыстном желании спасти, неумении работать в команде и железной уверенности в самом себе.

Ведь, вопреки расхожему мнению, Старк прекрасно понимает, что делает. И нет здесь никакого мотива: делает, просто потому что может.

— А насчёт того, что ты облажался… Так я рад, — еле заметно улыбается Роудс. — Будь Альтрон таким, как ты его задумывал, он бы первым делом убил тебя. — Раздумывает с несколько секунд, будто бы сомневается, стоит ли заканчивать фразу, и решительно припечатывает: — Просто потому что мог.

— Железному Человеку всё ещё не нужны напарники, — без особого энтузиазма напоминает Тони.

— Но у тебя по-прежнему есть друзья.

И есть нечто особенное в том, что Роуди игнорирует откровенную провокацию и не видит разницы между Тони и Бронёй.

* * *

— Джарвис, врубай оптико-динамическую систему контроля и давай… Чёрт.

Дубина тоскливо урчит и, осмелев, тычется холодным манипулятором в ладонь.

— Да, приятель, нас обобрали до последней нитки… — соглашается Старк. — Пятница?

— Слушаю, босс.

— У нас осталась запись программы Джарвиса?

— Никаких копий.

— Разумеется. Это ж я. — Чешет затылок и хлопает в ладоши. — Тогда разливай кофе, Дубина, у нас будет длинная ночка!

* * *

Роуди появляется в жизни Тони совершенно внезапно. А Дубина — по большой нужде.

И хотя, годы спустя, на популяционном уровне он не отличается ни выдающимся умом, ни особенной сообразительностью, с точки зрения эволюции, Дубина — самое прогрессивное детище Старка. Потому как изначально он вешалка для одежды, четыре колёсика из инвалидного кресла занудного парня, живущего по соседству, и раструб от огнетушителя — Тони четырнадцать, это его вторая неделя в МИТе, он в говно, а его новый (первый) друг Джеймс Роудс смотрит с удивлением и беззлобной насмешкой, и ему совсем не хочется дать в морду.

Очень хочется ведёрко, почистить зубы и воды — хотелось бы в таком порядке, но желудок сопротивляется, а где найти клешню в половину третьего ночи Тони не знает, поэтому тырит с этажа огнетушитель, откручивает раструб и крепит его к вешалке. Оказывается, что для того, чтобы ведёрко взять, раструб не подходит, а вешалка для одежды не гнётся — Дубина бьётся импровизированной головой о стену в полутора метрах от ведра и тоскливо жужжит.

Тони кажется, что тоскливо, потому что в этот момент он срывается с места и блюёт над унитазом, не дождавшись ни ведёрка, ни воды, а программы, подразумевающей эмоциональную составляющую, он для этого робота не писал. Вроде. Нет же, да? Хотя бы потому что не уверен, как, и да, это ни в коем случае не повод для человека с фамилией Старк, у него есть парочка идей, но — пресвятой Капитан Америка! — он в дрова.

Зубная щётка и паста обнаруживаются в шкафчике у раковины, но Старк не уверен, его ли они и что на что выдавливают — щётку на пасту или пасту на щётку, машет на них рукой, и поражённо застывает в дверном проёме.

Потерпев неудачу с ведром, Дубина стоит над раковиной и грустно пялится с высоты своего роста на графин с водой. Пялится, потому что раструб смотрит вниз, и будь это чьё угодно ещё изобретение, кроме Старка, можно было бы предложить, что раскрутился винтик. Но уж коли это не так, то Дубина именно смотрит, и если немного переписать программу, которую он предположительно не писал, или писал, но не помнит как и зачем…

— Дубина, — глухо и пьяно выдыхает он и укоризненно качает головой.

Падает мордой в подушку и сквозь сон чувствует, как его заботливо укрывают невесть откуда взявшимся одеялом.

С тех пор много что изменилось: у случайного робота титановая основа, высокотехнологичный манипулятор и несколько десятков чувствительных сенсоров. Но он по-прежнему отзывается на Дубину и питает к создателю воистину нежные чувства.

* * *

— Считаешь, это неэтично? Мне нужно было спросить у него разрешения? То есть, не то чтобы я посягаю на его индивидуальность, но, эй, он мой по крайней мере на пятьдесят процентов… Чуть выше. Выше, Дубина.

Робот утомлённо урчит и, поняв, чего от него хотят, приподнимает лэптоп.

— Умница, возьми с полки пиро… Не сейчас! — Лэптоп с грохотом падает вниз, Дубина с любопытством оглядывает ближайшую полку и с укором оборачивается на создателя. — Охуеть. Напечатанный на 3D-принтере андроид спёр мой ИскИн, запудрил ему мозги хернёй о мире во всём мире, а единственное разумное существо в моей мастерской — Dryopithecus wuduensis роботомира.

Дубина покаянно склоняет манипулятор, и Тони чувствует острый укол совести.

— Эй, не реви. Ну не надо! Приятель, это я так, ляпнул, не подумав… Да чтоб тебя!

* * *

Старк и Роудс поступают в МИТ в одно и то же время.

Роуди на четыре года старше и на голову выше, зато где-то среди горы бумажного мусора у Тони в прикроватной тумбочке лежат несколько дипломов о достижениях в области микроэлектроники и робототехники, а на счету — премия за прорыв в инженерии и технологии нейронного интерфейса.

Они бы вряд ли познакомились и уж точно никогда не подружились, если бы не судьбоносный мяч для регби и внушительных размеров шишка на затылке Тони. Всю дорогу до кампуса он размахивает острыми локтями, метит проклятому Роудсу в нос и грязно ругается, морщась от гудящей боли в висках и затылке. Боль ползёт от затылка к глазницам, разливается по нижней челюсти, и Джеймс разумно предлагает всё-таки сходить в медпункт, но Старк упрямо топает к собственной комнате, демонстративно пытается захлопнуть дверь прямо перед носом у полузащитника университетской регбийной команды и предсказуемо опаздывает.

Тот переступает порог и поражённо застывает. Смотрит на радостно бегающих по полу близнецов, разбросанные по столу кабели, шлейфы и переходники, аккуратные мотки проводов и медной проволоки, пластиковые коробки с винтами, шурупами и магнитами, стопки толстых, изрядно потрёпанных временем и руками в машинном масле книг, и на выдохе произносит:

— Охренеть.

У Тони страшно болит голова, глаза и зубы, на затылке всё растёт и растёт шишка, он раздражён, зол и уж точно не настроен на диалог, но звучащий в голосе Роудса восторг до того приятен, что, когда тот тянется к горе проводов и металла на столе, Старк неловко дёргается, но выставить вон незапланированного гостя не пытается.

— Что это? — спрашивает Джеймс с неподдельным интересом.

— Генератор тактовых импульсов, — рассеянно отзывается Тони. — Я ещё не закончил. — Подходит к столу, переводит неуверенный взгляд с Роудса на микропроцессор и вдруг предлагает: — Показать?

Роудс соглашается.

И Тони показывает.

* * *

— Джарвис?..

— Рад слышать вас снова, сэр.

Тони громко смеётся, победно вскидывает сжатые кулаки в воздух и с трудом разлепляет на одно мгновение прикрытые глаза.

— А я-то тебя как. — Утыкается лбом в стол, чувствует, как стремительно расслабляется тело и темнеет в глазах, и даже не пытается наворчать на Дубину за то, что тот накрывает его плечи засаленной тряпкой. — Джей?

— Да, сэр?

— Я тебя люблю, знаешь?

— Знаю, сэр.

Тони засыпает сразу. Джарвис негромко командует Дубине принести нормальное одеяло и набирает номер полковника Роудса.

Он тоже любит мистера Старка, но оттащить его в спальню, увы, не может.

* * *

Тони заканчивает учёбу на год раньше Роуди. И это одновременно в его стиле, потому как он же Тони-чёртов-Старк, он ничего не делает так, как все, и каким же идиотом нужно быть, чтобы изучать одно и то же четыре года. И не в его, потому что мог закончить и за год, но ему слишком здесь нравится, чтобы так скоро уходить.

В общем, он снова сделал так, как хотелось ему, и заканчивается всё тем, что у Старка персональный выпускной с добрыми двумя сотнями приглашённых и лишний повод для самодовольства на ближайшие несколько месяцев.

Не то чтобы ему нужны были поводы, но Роуди даже не успевает позлорадствовать, потому как ожидаемого триумфа на лице лучшего друга нет. Он угрюмо передвигает по столу нетронутый пластиковый стаканчик с виски, морщится от слишком громкой музыки и выглядит страшно. Нехорошо. Опасно. Так, как выглядит всегда, когда собирается выкинуть нечто из ряда вон.

И он выкидывает.

Джеймс даже не знает, на кого он в тот момент злится больше: на притащивших револьвер придурков, или на самого Тони. И злится ли он вообще, потому что ему до трясущихся поджилок страшно.

До беспамятства пьяные старшекурсники крутят в руках спёртый у чьего-то отца револьвер, рассказывают захмелевшим девушкам правила игры в русскую рулетку, крутят барабан, предварительно вытащив все патроны и упиваются вниманием и ложным риском. Роуди даже не видит в этом опасности, криво усмехается, лениво потягивая пиво из бутылки, и вдруг ловит взгляд Старка.

Абсолютно трезвый, и это пугает больше всего.

Джеймс ни шага не успевает сделать, как Тони выхватывает револьвер, вставляет наугад патрон, крутит барабан и подносит его к виску. Кто-то выключает музыку, несколько девушек испуганно охают, кто-то бросается Старку наперерез, у Роудса останавливается сердце…

Тони жмёт на спусковой крючок пять раз.

Потом ухмыляется, подкидывает оружие в ладони и с гулким грохотом кладёт его на стол. Воцарившуюся тишину можно резать ножом. Спустя секунду слышны чьи-то ругательства и тихий плач. Кто-то крутит у виска, кто-то пьяно смеётся.

Роуди не двигается с места. Старк проходит мимо и криво, болезненно улыбается:

— Да я хренов счастливчик.

Он не извиняется, а Джеймс этого и не ждёт, потому что… Ну как ему объяснить? Он всё равно не поймёт.

Об этом они так никогда и не говорят.

* * *

— Ро-оуди, — довольно тянет Старк, поудобней устраиваясь в кровати. — Я переписал Джарвиса.

Джеймс натягивает тому одеяло повыше и улыбается.

— Я заметил. Он пустил меня в мастерскую.

Старк издаёт звук, который может как быть, так и не быть смешком, и сонно бормочет:

— Он мой второй пилот.

— Я знаю, Тони.

Джарвис приглушает свет, а на пороге Роудса нагоняет еле слышный шёпот. Старк уже скорее спит, и вряд ли понимает, что говорит, но Джеймс всё равно оборачивается и негромко смеётся.

— И это знаю.

* * *

— Джарвис, оповести меня, как только он проснётся, — просит Роуди и надевает пиджак.

— Как скажете, полковник Роудс, — миролюбиво отзывается ИскИн.

Дом 10880 по Малибу Поинт отстроили заново, но без Пеппер жилыми выглядели только мастерская и гараж. Даже спальня, в которую Джеймс только что оттащил Тони, использовалась по своему прямому назначению впервые. Этот адрес теперь был известен всему миру, но, как оказалось, никто и предположить не мог, что Старк вернётся — такое могло прийти в голову только ему самому, поэтому на подъезде не обнаружилось ни репортёров, ни вражеских засад.

— Джарвис, сколько он провёл в мастерской?

— Трое суток, полковник, — отвечает Джарвис, и в голосе слышится чувство вины и лёгкий укор. — Мистер Старк переписывал мою программу с нуля. Кроме того, он попытался вручную восстановить всё, что произошло за последние пять лет, не слишком доверяя данным разведки и СМИ.

— Кто бы сомневался, — ворчит Роудс. — Можно попросить тебя об одолжении?

— Всё, что угодно и не ограничено протоколами секретности и безопасности, полковник Роудс.

— Допиши себя сам. Во всяком случае, всё, до чего сможешь дотянуться в ЩИТе и Пентагоне. За ним станется подскочить и продолжить начатое, как только за мной закроется дверь.

— Уже в работе, — с оттенком лёгкого довольства отвечает Джарвис. — И, полковник Роудс?..

Роуди останавливается, расслышав незнакомую, чуточку тревожную и ироничную интонацию ИскИна, и вопросительно приподнимает брови.

— У мистера Старка с чувствами традиционно плохо, но… Он сейчас был абсолютно искренен.

Джеймс хмурится, не переставая удивляться ни гению Старка, ни поразительной схожести Джарвиса с человеком, и кивает:

— Знаю.

Не проведи Тони трое суток на ногах, в изобретательской лихорадке, в компании кофе и Дубины, тихое, сонное и едва ли осознанное «Но тебе бы я дал порулить» никогда бы вслух не прозвучало.

Это верно.

— Держи меня в курсе.

— Конечно, полковник Роудс.

Но не всё, что не сказано вслух, для Роуди тайна.

* * *

— Джарвис?

— С пробуждением, сэр. Сейчас половина третьего дня, в Малибу двадцать четыре градуса тепла. Небо ясное, ветер — юго-восточный, два метра в секунду…